Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии - Коллектив авторов

Гао Ши[723]

Первое стихотворение в переводе В. М. Алексеева, второе — В. Рогова, третье — Л. Эйдлина

В высоком подворье расставлены лампы и чисто, к тому же — вино.И колокол ночью… Луна на ущербе… Крик диких обратных гусей…Сказано только, что птица поющая может искать себе пару.Ветер весны, и что с ним поделать? Хочет тебя проводить.В этих извивах Желтой реки песок берега образует;там рядом с бродом Белых Коней есть город Ивовых Стран.Ты не горюй, что в чужой стороне временно будешь в разлуке:знаю наверно я: где бы ни был, будет тебе привет.

Ханьский дом[725] в огне и в пылина северо-востоке,—С домом простясь, на дерзких враговдвинулись полководцы.От века свойственно смелым мужамжизнь проводить в походах,Ибо Сын Неба смелых бойцовжалует за отвагу.Гонги гремят, барабаны бьют —вот в Юйгуань[726] спустились,Грозно мелькают меж склонов Цзеши[727],реют хоругви и стяги.От полководца письмо с пером[728]перелетело Гоби,Шаньюя огни озарили Ланшаньдо самой ее вершины.Рекам и скалам неведом предел —тянутся к краю света,Всадников хуских ярый напорвихрю и ливню подобен.Столько же вышло из боя живых,сколько осталось мертвых.Все еще длятся под сенью шатровпесни и пляски красавиц.Сохнет трава на валу крепостном,в пустыне кончается осень,Ближе к закату — меньше бойцовв крепости одинокой,Но презирает недруга тот,кто государем взыскан.Силы защитников истощены,но не сдаются заставы.Трудно пришлось на чужой стороневоинам в латах железных!Яшмовым палочкам долго рыдать[729] —скоро ль конец разлуке?Вот-вот все оборвется внутриу жены молодой на юге…Тщетно боец на севере, в Цзи,силится дом увидеть:Скрывает просторы бескрайние пыль —как их пройти-измерить?В них пустота, беспредельность в них —что там еще найдется?Три времени года убиты сейчас:стал тучею дух-убийца.Зимой на морозе всю ночь до утраудары в котлы грохочут.[730]На белых клинках замерзает кровьи хрупким инеем стала,Но разве к лицу беззаветным бойцамзаботиться о награде?Песчаного поля[731] не видели вы,не ведали ратных тягот —А мы до сих пор еще помним Ли,славного полководца![732]

Желтые тучи на десять ли,в сумерках белый день.Северный ветер гонит гусей,сыплется, вьется снег.Брось горевать, что в свой дальний путьедешь ты без друзей:Есть ли под нашим небом такой,кто бы не знал тебя!

Лю Чан-цин[734]

Перевод В. М. Алексеева

Вой обезьяны… Гости ушли… Вечер сейчас над цзяном.Люди, конечно, ранены в сердце; воды, конечно, текут.Вместе мы оба чиновники в ссылке, — вы еще дальше, чем я.Синие горы на тысячи верст, и одна лишь лодка-сиротка.

Ду Фу[736]

Первые два стихотворения в переводе В. М. Алексеева, далее — А. Гитовича

В весенних горах мне спутника нет, один я тебя ищу.Там дерево рубят: стук-стук да стук-стук, а горы еще безлюдней.Ложе потока все еще в стуже, иду по снегу и льду.От каменных входов наклонное солнце доходит до леса и взгорья.Здесь жадничать нечего: ночью познаешь дух золота и серебра;далеко от зла: здесь утром смотри лишь, как бродят олени и лани.Подъем вдохновенья, — и в мрачной дали там сомненья: служить или нет;сижу пред тобою, и кажется мне, что я плаваю в лодке пустой.

Река бирюзова, и птица стала белее;гора зеленеет, цветам захотелось гореть.Я нынче весну смотрю, а она ведь проходит!В какой же мне день настанет пора домой?

С белого шелка       вздымаются ветер и холод —Так этот сокол       искусной рукой нарисован,Смотрит насупившись,       словно дикарь невеселый,Плечи приподнял —       за птицей рвануться готов он.Кажется, крикнешь,       чтоб он полетел за добычей,И отзовется       тотчас же душа боевая.Скоро ль он бросится       в битву на полчище птичье,Кровью и перьями       ровную степь покрывая?

Боевые       гремят колесницы,Кони ржут       и ступают несмело.Людям трудно       за ними тащитьсяИ нести       свои луки и стрелы.Плачут матери,       жены и дети —Им с родными       расстаться не просто.Пыль такая       на белом на свете —Что не видно       сяньянского моста[737].И солдат       теребят за одежду,—Все дрожат       перед близостью битвы,—Здесь Мольба       потеряла Надежду.Вознося в поднебесье       молитвы.И прохожий       у края дорогиТолько спросит:       «Куда вы идете?»Отвечают:       «На долгие сроки,Нет конца       нашей страшной работе.Вот юнец был:       семье своей дорог,Сторожил он       на Севере реку,[738]А теперь,       хоть ему уж за сорок,Надо вновь       воевать человеку.Не повязан       повязкой мужскою,—Не успел и обряд       совершиться,—А вернулся       с седой головою,И опять его       гонят к границе.Стон стоит       на просторах Китая —А зачем       императору надо[739]Жить, границы страны       расширяя:Мы и так       не страна, а громада.Неужели       владыка не знает,Что в обители       ханьской державыНе спасительный рис       вырастает —Вырастают       лишь сорные травы.Разве женщины могут       и детиВзять       хозяйство крестьянское в руки?Просто сил им       не хватит на свете,Хватит только       страданья и муки.Мы стоим, как солдаты,       на стражеИ в песках,       и на горных вершинах…Чем отличны       баталии нашиОт презренных       боев петушиных?Вот, почтенный,       как речью прямоюГоворим мы       от горькой досады…Даже этой       свирепой зимоюОтдохнуть       не сумели солдаты.Наши семьи       сломила кручина —Платят подати,       платят налоги;И уже       не желаешь ты сына,Чтоб родился       для слез и тревоги.Дочь родится,       годна для работы,—Может, жизнь ее       ты и устроишь.Ну, а сын подрастет —       уж его-тоМолодого       в могилу зароешь.Побродил бы ты,       как на погосте,Вдоль нагих берегов       Кукунора[740]:Там белеют       солдатские кости —Уберут их оттуда       не скоро.Плачут души       погибших недавно,Плачут души       погибших когда-то.И в ночи       боевой и бесславнойИх отчетливо       слышат солдаты».

В Дулине[741]       человек в пеньковом платье[742],Хоть постарел, —       а недалек умом:Как мог такую глупость       совершать я,Чтоб с Цзи и Се       равнять себя тайком?[743]А просто       во дворце я непригоден,И надо мне       безропотно уйти.Умру — поймут,       что о простом народеВсегда я думал,       до конца пути.И сердца жар,       бредя тропой земною,Я отдавал народу       всей душой.Пусть господа       смеются надо мною,Но в громких песнях       слышен голос мой.Не то чтоб не хотел       уйти от шумаИ жить, не зная       горя и тревог,—Но с государем,       что подобен Шуню,Расстаться добровольно       я не мог.Не смею утверждать,       что ныне нетуЛюдей, способных       управлять страной,Но как подсолнечник       стремится к свету,Так я стремился       верным быть слугой.Я думаю       о стае муравьиной,Что прячется       в тиши спокойных нор.А я хотел,       как истинный мужчина,На океанский       вырваться простор.Для этого       и жить на свете стоит,А не искать вниманья       у вельмож.Пусть пыль забвения       меня покроет,Но на льстецов       не буду я похож.Сюй-ю и Чао-фу       не так страдали,[744]Стыжусь,       а измениться не могу.Вином пытаюсь       разогнать почалиИ песнями —       гнетущую тоску.Теперь зима, и       листья облетели,От ветра       треснут, кажется, холмы.Ночные небеса       грозят метелью,И я бреду       среди угрюмой тьмы.Окоченели пальцы —       силы нету,А пояс развязался,       как на грех.Но до Лишани[745]       доберусь к рассвету,Где государь       пирует без помех.Колышутся знамена,       как в столице,В дозоре гвардия —       на склонах гор.Над Яочи[746]       горячий пар клубится,И блеск оружья       ослепляет взор.Здесь государь       проводит дни с гостями,Я слышу —       музыка звучит опять.Те, кто в халатах       с длинными кистями,[747]Купаться могут здесь       и пировать.Но шелк, сияющий       в дворцовом зале,—Плод женского       бессонного труда.Потом мужчин       кнутами избивали —И подати       доставили сюда.И если       государь наш горделивый,Тот дивный шелк       сановникам даря,Хотел, чтоб власти       были справедливы,—То не бросал ли он       подарки зря?Да, здесь чиновников       полно повсюду,А патриотам —       не открыть сердца.К тому ж я слышал:       золотые блюдаУвезены       из алого дворца.[748]И три небесных феи[749]       в тронном зале,Окутав плечи       нежной кисеей,Под звуки флейт,       исполненных печали,С гостями веселятся       день-деньской.И супом       из верблюжьего копыта[750]Здесь потчуют       сановных стариков,Вина и мяса       слышен запах сытый,А на дороге —       кости мертвецов.От роскоши       до горя и бесправья —Лишь шаг.       И нет упрека тяжелей.Я колесницу       к северу направил,Чтобы добраться       к рекам Цин и Вэй[751].Тяжелый лед       на реках громоздитсяВезде,       куда ни взглянешь на пути.Уж не с горы ль Кунтун[752]       он вдаль стремится,Как бы грозя       Небесный Столб[753] снести?Плавучий мост[754]       еще не сломан, к счастью,Лишь балки       неуверенно скрипят,И путники       сквозь ветер и ненастьеСкорее перейти его       спешат.Моей семьи       давно уж нет со мною,И снег и ветер       разделили нас.Я должен снова       встретиться с семьею,И вот ее       увижу я сейчас.Вхожу во двор —       там стоны и рыданья:От голода       погиб сынишка мой.И мне ль, отцу,       скрывать свое страданье,Когда соседи       плачут за стеной?И мне ль, отцу,       не зарыдать от боли,Что голод       сына моего убил,Когда все злаки       созревали в поле,А этот дом       пустым и нищим был?Всю жизнь       я был свободен от налогов,[755]Меня не слали       в воинский поход.И если так горька       моя дорога,То как же бедствовал       простой народ?Когда о нем       помыслю поневолеИ о солдатах,       павших на войне,—Предела нет       моей жестокой боли,Ее вовеки       не измерить мне!

Сегодняшней ночью       в Фучжоу[756] сияет луна.Там, в спальне далекой,       любуется ею жена.По маленьким детям       меня охватила тоска —Они о Чанъани       и думать не могут пока.Легка, словно облако,       ночью прическа жены,И руки, как яшма,       застыли в сиянье луны.Когда же к окну       подойдем мы в полуночный часИ в лунном сиянии       высохнут слезы у нас?

В жизни нашей       редки были встречи,Мы как Шан и Шэнь       в кругу созвездий.[757]Но сегодняшний       прекрасен вечер —При свече сидим       с тобою вместе.Молодость ушла       бродить по свету,Головы у нас       седыми стали.Спросишь о друзьях —       иных уж нету,И душа       сгорает от печали.Нужно было       два десятилетья,Чтоб я вновь вошел       в твои покои.У тебя, гляжу,       жена и дети,И детей —       не двое и не трое.С уважением       меня встречая,О дороге       спрашивают длинной.Но, вопросы эти       прерывая,За вином       ты посылаешь сына.И велишь       пырей нарезать свежий,Рис варить,       с пшеном его мешая,И за то,       чтоб быть в разлуке реже,Пьем,       за чаркой чарку осушая.Десять чарок выпил —       не хмелею,Но я тронут       дружбой неизменной…Завтра ж нас разделят,       к сожаленью,Горных кряжей       каменные стены.

Как пусто все       на родине моей:Поля у хижин —       в зарослях полыни.В деревне нашей       было сто семей,А ныне нет их       даже и в помине.О тех, кто живы,       не слыхать вестей,Погибшие       гниют на поле боя.А я       из пограничных областейСюда вернулся       старою тропою.По улице       иду я в тишине,Скупое солнце       еле золотится.И попадаются       навстречу мнеЛишь барсуки       да тощие лисицы.В деревне нету       никого нигде,Одна вдова       живет в лачуге нищей.Но если птица       помнит о гнезде,То мне ль не помнить       о своем жилище?С мотыгой на плече       весенним днемПошел я       в поле наше за рекою,Но разузнал чиновник       обо всем —И снова барабан       не даст покоя.Но хоть служу я       там, где отчий край,Кому на помощь       протяну я руки?Теперь       куда угодно посылай:Мне не придется       думать о разлуке.Нет у меня       ни дома, ни семьи,Готов служить и там,       где мы служили.Лишь мать печалит       помыслы мои —Пять лет она       лежит в сырой могиле.При жизни       я не мог ей помогать:Мы вместе плакали       о нашей жизни.А тот, кто потерял       семью и мать,—Что думает       о матери-отчизне?

Если б смерть разлучила нас —       я бы смирился, поверь,Но разлука живых       для меня нестерпима теперь,А Цзяннань[759] — это место       коварных и гиблых болот,И оттуда изгнанник       давно уже писем не шлет.Закадычный мой друг,       ты мне трижды являлся во сне,Значит, ты еще жив,       значит, думаешь ты обо мне.Ну, а что, если это       покойного друга душаПрилетела сюда,       в темноту моего шалаша?..Прилетела она       из болотистых южных равнин,Улетит — и опять       я останусь во мраке один.Ты в сетях птицелова,       где выхода, в сущности, нет.Где могучие крылья       не в силах расправить поэт.Месяц тихим сияньем       мое заливает крыльцо,А мне кажется — это       Ли Бо осветилось лицо.Там, где волны бушуют,       непрочные лодки губя,Верю я, что драконы[760]       не смогут осилить тебя.

1 Скупое солнце       дорожит лучом,Речные струи —       в водяной пыли.Все отмели       покрыты камышом,От дома к дому       тропки пролегли.Халат       я лишь накидываю свойИ Тао Цяню       следую во всем.Нет пред глазами       суеты мирской,Хоть болен я —       а легок на подъем.

2 Встречаю я       весеннюю зарюТам, где цветы       заполонили сад.И с завистью теперь       на птиц смотрю,А людям       отвечаю невпопад.Читая книги,       пью вино за двух,Где трудно —       пропущу иероглиф.Старик отшельник —       мой хороший другОн знает,       что я истинно ленив.

Зачем так скоро       лепестки опали?Хочу,       чтобы помедлила весна.Жаль радостей весенних       и печалей,—Увы, я прожил       молодость сполна!Мне выпить надо,       чтоб забылась скука,Чтоб чувства выразить —       стихи нужны.Меня бы понял Тао Цянь,       как друга,Но в разные века       мы рождены.

Осенний ветер       дует все сильней,Дела свои       разбойничьи верша:Он с тростниковой       хижины моейСорвал       четыре слоя камыша.Часть крыши       оказалась за рекой,Рассыпавшись       от тяжести своей.Часть,       поднятая ветром высоко,Застряла на деревьях       средь ветвей.Остатки в пруд слетели,       за плетень,И крыша вся       исчезла, словно дым.Мальчишки       из окрестных деревеньГлумятся       над бессилием моим.Они, как воры,       среди бела дняОхапки камыша       уволоклиКуда-то в лес,       подальше от меня,Чем завершили       подвиги свои.Рот пересох мой,       губы запеклись.Я перестал       на сорванцов кричать.На стариковский посох       опершись,У своего окна       стою опять.Стих ветер       над просторами земли,И тучи стали,       словно тушь, черны.Весь небосклон       они заволокли,Но в сумерках       почти что не видны.Ложусь под одеяло       в тишине,Да не согреет       старика оно:Сынишка мой,       ворочаясь во сне,Поистрепал его       давным-давно.А дождь       не то чтобы шумит вдали —Он просто       заливает мне кровать,И струйки,       как волокна конопли,Он тянет —       и не хочет перестать.И так уж       обессилен я войной,Бессонница       замучила меня,Но эту ночь,       промокший и больной,Как проведу       до завтрашнего дня?О, если бы       такой построить дом,Под крышею       громадною одной,Чтоб миллионы комнат       были в немДля бедняков,       обиженных судьбой!Чтоб не боялся       ветра и дождяИ, как гора,       был прочен и высок,И если бы,       по жизни проходя,Его я наяву       увидеть мог,Тогда —       пусть мой развалится очаг,Пусть я замерзну —       лишь бы было так.

В лодке с высокою мачтой       тихою ночью плыву я.Гладя прибрежные травы,       легкий проносится ветер.Мир заливая сияньем,       светит луна, торжествуя,И над Великой рекою[762]       воздух прозрачен и светел.Если бы литература       мне помогла хоть немного:Освободила от службы —       вечной погони за хлебом.Ныне ж мое положенье[763]       схоже своею тревогойС чайкой, которая мечется       между землею и небом.

В Цаньянском ущелье[764]       вода черна.Сменилась       ночная стража.В таком тумане       плывет луна —Порой       не увидишь даже.Увы! Не назначить       желанный срокДля старческих       снов непрочных:Ведь только во сне       находить я могСвой       Персиковый источник[765].

Стосковавшись       по родному краю,Забываюсь я       тяжелым сном…Я не только ночью       засыпаю —Сплю теперь я       даже ясным днем.От цветенья персиков,       от знояСтарые глаза мои       хмельны.Солнце       пламенеет над землею —А меня       уже уносят сны.Снится мне,       что жизнь иною стала,К дому нет тропы —       куда ни глянь.Торжествуют тигры       и шакалы,Ордами штурмуя       чжунъюань[766].А проснувшись,       думаю в тревоге:Как войну бы       кончить в этот годИ убрать       чиновников с дороги,Грабящих       измученный народ.

Себя я принуждаю       пить виноИз-за того,       что пища холодна.На мне —       убор отшельника давно,Вокруг меня —       покой и тишина.Плыву я тихо       в лодке по реке,А кажется,       что по небу плыву,И старыми глазами       вдалекеЦветы я различаю       и траву.А бабочки       танцуют танец свойУ занавески       моего окна.И белых птиц,       слетевшихся гурьбой,Уносит по течению       волна.За облака,       за кручи темных горГляжу я вдаль,       за десять тысяч ли:Хочу увидеть       севера просторТам, где Чанъань       раскинулась вдали.

Гу Куан[767]