Пленительные наслаждения - Элоиза Джеймс

Габби одернула сорочку и отползла еще дальше.

– Мы должны поговорить об этом спокойно, – заявила она. – Есть некоторые вольности, которых я не приемлю. Они… они не дозволены церковью!

Она испытала шок, услышав ответ Квила.

– Ты рассуждаешь как монашка! – фыркнул он. – Или как аббатиса!

Габби хмуро смотрела на него с другого конца кровати.

– Это не смешно! Я знаю, брачные отношения предполагают любовные игры, но они не должны выходить за рамки приличий! Ты не должен трогать меня там.

– О Боже! – Квил ничего не мог с собой поделать. Он разразился хохотом, освобождаясь таким образом от накопившегося напряжения и всех скорбей дня. – Габби, ты меня уморишь!

В ответ она слезла с кровати и гордо прошествовала к двери. Если Маргарет никуда не ушла, нужно вызвать ее и немедленно отправиться на прогулку. Она подергала шнурок колокольчика. Затем, демонстративно игнорируя Квила, прошла к шкафу и распахнула дверцы. Черного – ничего. Самой темной одеждой оказался прогулочный костюм красновато-бурого цвета. Прекрасно.

Квил продолжал лежать, непристойно развалясь на ее кровати. Габби повернулась к нему и, уперев руки в бока, сердито произнесла:

– Я хочу, чтобы ты покинул мою комнату. Сейчас придет Маргарет меня одевать.

Он положил подбородок на согнутую в локте руку – само изящество, соединение грации с мускулами. «Боже, до чего же он хорош!» – невольно подумала Габби.

– А что, если я не перестану и буду трогать тебя где хочу? – спросил он, лукаво глядя на нее.

На этот раз настал ее черед фыркнуть.

– Ни одна приличная женщина этого не допустит, – заявила она без малейших колебаний. – Если бы мой отец знал… – Она замерла на полуслове. Нет, об этом даже страшно подумать. – Ты развратник. Даже более того! Потому что ты… потому что ты смотрел на меня! Вот!

– Ты прекрасна. – Квил прищурил потемневшие от страсти зеленые глаза. – Я хочу смотреть на тебя постоянно. Днем и ночью.

– Никогда! – Габби задыхалась от негодования. – Ты хочешь, чтобы у тебя не болела голова, а сам замышляешь такие вещи! Как ты можешь, Квил?

Он крепился как мог, чтобы не расхохотаться. Но Габби заметила смех в его глазах и сердито отвернулась. В это время снаружи кто-то поскребся. Она распахнула дверь и сгоряча осыпала Маргарет незаслуженными упреками:

– Куда ты пропала? Не могу же я сидеть весь день в одной сорочке!

Квил лениво поднялся. Габби стояла, прижимая к груди руки – возможно, чтобы спрятать от горничной мокрое пятно на сорочке. Он подошел к жене и наклонился к ее уху:

– Вот увидишь, тебе понравится. Подожди, еще сама будешь просить.

– Никогда! – гневно прошептала она в ответ.

– Хочешь поспорим?

– Подобные забавы – происки дьявола. Я начинаю думать что тебе в детстве не привили никакой морали!

– А я начинаю думать, что тебе привили ее слишком много, – вздохнул Квил. Он поцеловал жену в краешек уха. Затем взглянул через плечо на Маргарет.

Горничная в другом конце комнаты вынимала из комода белье, и Квил решил немного подразнить жену. Он притянул ее к себе и, пробежав рукой по гладкой спине, обхватил прелестные ягодицы, прижимая Габби к своим бедрам.

– Габби, – прохрипел он ей в волосы, – я не только буду трогать тебя повсюду, но и целовать тебя в те же самые места.

Она промолчала.

После его ухода, пока Маргарет зашнуровывала на ней корсет, она размышляла, почему Квил такой испорченный. Несомненно, ее отец не смог бы ничего сказать по этому поводу, ибо у него и в помине не было подобных грешных мыслей, как и у любого Божьего человека. Придя к такому выводу, она немного успокоилась, решив при случае серьезно поговорить с мужем.

Шагая по улице впереди Маргарет, она думала только о своих отношениях с Квилом. Он не собирается считаться с ее желаниями. Он хоть и молчун, но было бы заблуждением считать его слабовольным. Нет, он будет трогать ее повсюду, смотреть на нее и… целовать. При этой мысли ее обдало жаром, как будто тело ее лизнули язычки огня.

О Боже! Ее отец кругом прав. Воистину она дитя дьявола! Допустим, яркий румянец на щеках – от холодного ветра, но как объяснить тепло, расползающееся по животу, и слабость в коленках?

Нет, пока еще рано опускать голову и каяться. Вот после возвращения в Лондон она, видимо, действительно станет Дочерью дьявола. Но сейчас, что бы ни говорил ее отец, она не заслуживает этого определения. Что болтливость не тот грех, который привлекает сатану, ясно даже самому наивному человеку.

Через сорок пять минут Маргарет разнылась, что ей холодно. На Габби же бодрящий моцион подействовал успокаивающе. Отец много говорил о религии, но с еще большим жаром проповедовал тезис о верховенстве мужчины. Долг жены и дочери, говорил он, выполнять все желания своего властелина. Значит, ее прямая обязанность – подчиняться любой грешной прихоти, какая взбредет в голову Квилу. В приподнятом настроении она вошла в отель, понимая, однако, что в преддверии мрачного ритуала радость ее неуместна.

В этот вечер ужин для семьи подали в дальней гостиной.

Потом они с Квилом поднялись наверх. Он проводил ее до спальни и, остановившись у двери, вежливо поклонился. Маргарет наверняка придет в замешательство, увидев, что ее хозяйка собирается спать одна. Но Габби не чувствовала себя униженной.

Квил изо всех сил старался держаться с достоинством и невозмутимостью истинного джентльмена. Но хрипота в голосе выдала его с головой, когда он произнес:

– Габби, я горю и гибну.

Всего четыре слова, но как они грели сердце!

Глава 15

Габби ожидала, что будет лежать без сна, страдая от одиночества в свою первую брачную ночь. Однако бодрствование прошло совсем в других заботах. Она ломала голову, как помочь Квилу. Заключение врачей ее не устраивало. Несомненно, нужно что-то делать. Попробовать другое лекарство.

Можно было бы обратиться к Судхакару, если бы Квил не наложил на это запрет. Но что, если написать в Индию тайно? Иногда обман – только во благо. Она кусала губы. Впрочем, может, Судхакар еще и не знает, как лечить мигрени. В таком случае Квилу это никак не навредит, и тогда она даже не скажет ему. Решение было принято.

Она встала с кровати и направилась к изящной конторке в углу комнаты писать письмо Судхакару. Как интеллигентный человек, представитель высшей касты, он должен внять ее мольбе. И если он будет уверен, что сможет излечить Квила, откликнется непременно.

Габби четко изложила то, что знала о болезни своего мужа. Подумала немного и написала второе письмо – отцу, сообщая, что после неожиданной смерти его старого друга Терлоу она стала виконтессой. И попросила поговорить с Судхакаром, чтобы он помог ее мужу. Описывать отцу подробности заболевания Квила она не стала. На этом ее ночные бдения закончились. Она улеглась в постель, свернулась калачиком и вскоре уснула.