Повседневная жизнь средневековой Москвы - Сергей Шокарев

В 1668 году в патриаршей больнице находились 12 нищих, а в 1672 году в богадельне жили 16 нищих{391}.

Обычай содержать нищих и юродивых при царском дворце дожил до начала XVIII века. В 1704 году в Измайлове при дворе царицы Прасковьи Федоровны, вдовы Ивана Алексеевича, поселился юродивый Тимофей Архипович (?—1731) — бывший подьячий, а затем иконописец, создававший образа для Чудова монастыря. По словам эпитафии, он, «оставя иконописное художество, юродствовал миру, а не себе». Тимофей Архипович почитался как провидец. Он завещал семейству Нарышкиных хранить после его кончины его бороду, предсказав, что в случае ее утраты род прервется. Борода Тимофея Архиповича сохранялась до начала XIX века, а когда затерялась, то эта линия рода пресеклась. Со свойственной человеку Просвещения иронией В.Н. Татищев описывал Тимофея Архиповича: «Двор царицы Прасковьи Феодоровны от набожности был госпиталь на уродов, ханжей и шалунов. Между многими такими был знатен Тимофей Архипович, сумазбродный подьячий, которого за святого и за пророка суеверцы почитали… Он императрице Анне, как была царевною, провесчал быть монахинею и назвал ее Анфисою… А после как Анна императрицею учинилась, сказывали, якобы он ей задолго корону провесчал. Другое, как я отъезжал 1722-го в другой раз в Сибирь к горным заводам и приехал к царице просчение принять, она, жалуя меня, спросила онаго шалуна, скоро ли я возврасчусь. Он, как меня не любил за то, что я не был суеверен и руки его не целовал, сказал: он руды много накопает, да и самого закопают. Но сколько то право, то всякому видно»{392}.

В нашем распоряжении нет точных данных о числе нищих в Москве. Если считать, что после указа 1701 года удалось загнать в богадельни большинство московских нищих, то получается, что их было три-четыре тысячи человек. Однако немалой их части долго удавалось уклоняться от переселения в богадельни, поэтому, вероятно, в конце XVII века в столице профессиональными побирушками были около пяти тысяч человек. Выше уже говорилось, что особое скопление нищих наблюдалось на крестцах и мостах. «В допетровское время нищий был необходимейшим и самым излюбленным членом общежития, — пишет И.Е. Забелин. — Без него не было возможно исполнять закон благочестия и великий завет богоугодной жизни о милостыни. Сами цари, как бы по завету первых московских князей Даниила Александровича и Ивана Даниловича Калиты ходившие в известные дни по улицам Москвы, по тюрьмам и богадельням, щедро рассыпали подаяние во множестве собиравшимся к этому времени всяким бедным и бездомным людям»{393}.

Свидетельства этой широкой благотворительности сохранились в документах. Любой выход предстоятеля сопровождался раздачей «поручной милостыни». В 165 5 году патриарх Никон ходил в храм Василия Блаженного к обедне и раздал нищим рубль, 29 алтын и четыре деньги. Если считать обычной суммой четыре—шесть денег на человека (по стольку давали «в руки», например, на похоронах патриарха Иоасафа II в 1672 году), то получается, что на коротком пути от Патриаршего двора до храма Василия Блаженного милостыню получили более шести десятков нищих. В 1667 году Никон вновь ходил к Василию Блаженному и на этот раз раздал 13 рублей 17 алтын и четыре деньги, облагодетельствовав сотни нищих. Деньги достались «успенским», «архангельским», «чудовским» и «покровским» нищим, сидевшим соответственно у Успенского и Архангельского соборов, Чудова монастыря и собора Василия Блаженного, а также обитателям патриаршей больницы. В 1677 году в храмовый праздник Покрова Пресвятой Богородицы поход патриарха Иоакима в собор Василия Блаженного сопровождался раздачей подаяния не только нищим, но и колодникам, содержащимся в Большой тюрьме (три рубля), на земском дворе (рубль) и в нескольких приказах (два рубля){394}. Размеры милостыни существенно колеблются. Так, 23 июля 1655 года патриарх Никон ходил к церкви Максима Исповедника на Варварке отпевать дьяка Дмитрия Васильева и раздал десять алтын. 13 апреля 1675 года патриарх Иоаким во время похода в Богоявленский монастырь раздал всего четыре алтына, а 10 июня при тех же обстоятельствах — рубль (сотне нищих по две деньги на человека){395}.

Во время царских выходов милостыню не раздавали. Напротив, от наплыва толпы государя защищали 100 стрельцов с батогами. Только в определенные дни — в канун Рождества Христова, на Пасху, в другие праздники и в начале постов — государь лично в сопровождении отряда стрельцов и подьячих приказа Тайных дел посещал тюрьмы и богадельни, одаривая подаянием заключенных, полоняников и нищих на улицах. Так, в 1664 году в пятом часу утра царь Алексей Михайлович посетил Большой тюремный и Английский дворы, где подавал милостыню пленным (полякам, немцам, украинцам, казакам и др.), разбойникам, холопам. Всего в обеих тюрьмах были осчастливлены 1054 человека. Кроме того, идучи от Английского двора, царь жаловал нищих, бедных и раненых солдат «безщотно». Одновременно стрелецкие полковники от его имени раздавали милостыню колодникам Земского приказа и толпе нищих на Красной площади и у Лобного места. В тот раз царское нищелюбие обошлось казне в 1131 рубль и четыре алтына. Любопытно, что размер подаяния существенно колебался: пленному полковнику царь пожертвовал 40 рублей, другим офицерам — по шесть, шляхтичам давал по рублю, а гайдукам, казакам, мещанам и прочим малозначимым пленникам — по полтине. В 1665 году в среду Страстной недели царь раздал 1812 рублей. По полтине получили и 713 стрельцов, сопровождавших государя и стоявших в тот день в карауле.

Также по государеву указу нищих и заключенных в праздники кормили. Так, сидевшим на Английском дворе пленникам в 1664 году на праздник Рождества Христова достались вино, мед, свинина, говядина, сыры, ситные калачи и т. д. В том же году на Благовещение на Аптекарском дворе нищих кормили ухой — всего ее отведали 682 человека. На Пасху колодники получали не только милостыню и щедрый обед, но в придачу шубы, рубашки и «порты»{396}.

Раздача милостыни сопровождала важнейшие события семейной жизни царя — женитьбу и рождение детей. Г.К. Котошихин пишет, что после свадьбы «царь и царица ходят по богаделням и тюрмам и дают милостыню ж; так же и нищим и убогим дают по рублю и по полтине и менши человеку». «И тех денег расходуется множество тысяч», — отмечает беглый подьячий. Празднование рождения царских детей, по свидетельству Котошихина, сопровождалось еще и масштабной выпивкой, которую «ставил» царь стрельцам, солдатам и другим служилым низшего ранга: «…им середи царского двора испоставят ведер по 100 и по 200 в кадях да пива и меду против того вшестеро и всемеро, и кто хочет пить и окроме стрелцов, и ему пить волно; а з двора к себе никому домов носить не дадут»{397}.

Еще одним — печальным — поводом для гигантских раздач милостыни были похороны. Согласно Котошихи-ну во время царских похорон «во всех приказах, изготовя множество денег, завертывают в бумаги по рублю и по полтине и по полуполтине, и вывезши на площади, подьячие роздают милостыни нищим и убогим и всякого чину людям поручно, в богадельнях роздают всякому человеку рублев по 5, и по 3, и по 2, и по одному, смотря по человеку; да и во всех городех чернцом, и попом, и нищим дают погребальные денги и милостыню, против московского вполы и в третью долю». При погребении царицы раздача милостыни была «против царского вполы», царевича — «против царицына малым чем с убавкою», царевны — «против царского в четвертую долю»{398}.

Раздавалась богатая милостыня и на похоронах патриархов. Вероятно, ее размер был, по выражению Котошихина, «против царского вполы», однако на протяжении всего XVII века эти суммы увеличивались. В 1640 году на погребении патриарха Иоасафа I было в несколько приемов роздано (в том числе 300 богаделенным нищим и 923 колодникам) 503 рубля 28 алтын и четыре деньги, а в 1б72-м, когда хоронили патриарха Иоасафа II, раздали 760 рублей 26 алтын и четыре деньги. В числе получателей милостыни упоминаются колодники, обитатели богадельни, нищие на мостах и крестцах. Документы свидетельствуют, что раздача милостыни проходила в далеко не благостной обстановке. В число расходов, связанных с погребением Иоасафа II, вошел и рубль, данный подьячему Тимофею Васильеву на гроб, камку, саван и могилу нищему Мартину, «котораго растоптали на патриарше дворе нищие»{399}.

За погребальной милостыней следовала щедрая раздача денег на поминовение, особенно в сорокоуст. Выше уже говорилось об огромных раздачах припасов после смерти боярина Никиты Ивановича Романова, в результате которых были облагодетельствованы семь стрелецких полков и восемь московских женских монастырей, не считая духовенства разных церквей и московских колодников.

Было бы неверно полностью отождествлять московских нищих с современными бомжами, хотя, конечно, и такие персонажи встречались среди них очень часто. Вместе с тем в переписях Москвы XVII века нищие многократно упоминаются в качестве домовладельцев. Так, согласно переписи 1638/39 года, трое нищих владели дворами в Бронной слободе, причем их дворы были записаны в тяглые. Как видим, правительство не делало поблажек для тех, кто «кормится Христовым именем», хотя духовенство от тягла освобождалось{400}. На церковной земле храма Всех Святых на Кулишках в 1638 году проживал нищий Григорий, на дворе которого жили «захребетники» — четверо ярославцев и два галичанина — люди, видимо, не совсем бедные, поскольку трое из них имели пищали, с которыми собирались сражаться в случае боевых действий{401}. Согласно переписям, большинство московских нищих жили на церковных землях. При описании этих дворов часто встречаются термины «дворишко» или «келья», а об их хозяевах иногда говорится «увечный» или «слепой». Были, однако, среди них и вполне крепкие люди. Так, по данным военной переписи Москвы 1638 года, нищий Ивашка Заика намеревался сражаться рогатиной.