Беглец (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

Когда в одной из этих «оболочек» был опознан сам Великий Мастер Секретарь, тут же поднялся страшный вой, поиски виноватых и определение тех, кто сейчас станет главным. Чуть было не случился еще один дворцовый переворот, когда гражданская администрация схлестнулась с силовиками, традиционно желавшими захватить власть при отсутствии легитимного кандидата.

У последних было оружие и решимость, так что поле боя практически бескровно — десяток погибших и полсотни арестованных, брошенных в подземелья чиновников, в расчет принимать не стоило — осталось за ними. И пришедшая к власти хунта около часа пыталась навести в этом курятнике подобие порядка.

А потом из своих покоев вышел Чэн Шу.

Туда ведь никто так и не удосужился сходить. Кого искать в пустых комнатах? Герцог уехал на войну — все об этом знали. Однако вот он выходит как ни в чем не бывало и такой — здрасьте дети! А взрослых что, совсем не осталось?

Великая магия китайского чинопочитания сработала безупречно. Увидев своего владыку, что солдаты, что чиновники попадали ниц и в этом положении стали докладывать о том, какие они хорошие, а остальные — дрянные людишки и, возможно, мятежники. А еще колдовство какое-то темное приключилось, евнух Цзы погиб и еще полсотни человек.

Гун Чэн, к этому времени умытый, переодетый и важный, молча выслушал всех, в нужных местах кивая или хмурясь. Потребовал собрать всех на плацу перед дворцом, а сам уселся на возвышении и стал творить суд.

Для нас это был самый опасный момент — если предавать, то сейчас. Ему ничего бы не стоило кинуть клич, объявить врагами и приказать схватить. С такой оравой мы ничего сделать бы не смогли, будь хоть все поголовно Великими Мастерами. Разве что сбежать, и то при большом везении.

Но тесть удержался. Ночной урок усвоился хорошо, а под утро я еще Ноу Ниу правду открыл, чтобы понятно было, что у нас не просто боевитая девица в команде, а Вольная Лисица. Не мышь, в общем, чихнула. В итоге Чэн Шу так проникся, что суд вершил не над нами, а над своими слугами.

В первую очередь велел найти лейб-лекаря, а когда того не оказалось во дворе, объявил всех отсутствующих изменниками и издал приказ искать их. Всеми силами, даже если придется океанское дно проверить — цитата. Учитывая вполне реальный исторический факт, когда один высший китайский чиновник велел высечь море за шторм, помешавший ему отправиться в плавание, требование тестя вряд ли было просто фигурой речи.

Чиновников, арестованных военными, освободили. Военных, которые «просто погорячились» в неразберихе, простили и даже наградили за решительность. Двору представили Вэня Тая со спутниками. Тестем была произнесена проникновенная речь о том, что «муж дочери моей суть продолжение меня», а значит, никакой войны между фракциями нет и быть не может, а кто считал иначе — глупцы и мятежники. Дружба Чэн и Вэнь всегда была крепка, а теперь станет еще крепче, заявил глава фракции.

Столь стремительный поворот внешней политики княжества никого из придворных не удивил — китайцы же, они и не такие кульбиты видали. Были враги, стали друзьями — обычное дело. Завтра, возможно, прикажут снова козни строить. Или даже искать хороших наемных убийц, чтобы покончить с этим союзом. Чему удивляться? Ветер дует, но гора стоит. Это ведь не про непоколебимость китайских императоров поговорка. Ветер — это обстоятельства, а гора — власть. И она неизменна в своей единственной задаче — сохранить самою себя.

К вечеру я чувствовал себя лимоном, который заварили крутым кипятком, а потом еще ложечкой так основательно в стакане потолкли, чтобы сок хорошо отдал. Тесть выглядел не лучше, но разбор полетов и подведение итогов мы все же провели. Тем же узким кругом, которым его из темницы спасали.

В частности, обсуждали отчуждение Чэн в пользу Вэнь. Не сам факт — это-то дело решенное, а условия, на которых будем жить после переговоров.

— А дальше? Оставишь мне Хоугуань, и что? Будет ли хоть какая-то автономия, или я стану лишь одним из чиновников в твоей свите?

Сдаваться тесть, определенно, не умел. Понимал же, что по краю ходит, но не мог не поторговаться за будущие преференции.

— Это, дядя Шу, зависит исключительно от вас, — ответил я ему. — Я не хочу вас обманывать, да и вообще, как вы уже имели возможность убедиться, врать не люблю. Поэтому скажу прямо — ваша спокойная старость будет спокойной ровно настолько, насколько вы будете тихо себя вести. Автономии можете взять столько, сколько захотите. Я могу даже налоговое бремя снизить до минимума, вы ведь не враг мне. Сейчас.

Тут Юлькин батя нервно сглотнул, а я продолжил:

— И, надеюсь, не станете им в будущем. Но если мне еще один раз придется призывать вас к ответу за ваши интриги, то постарайтесь бить наверняка и с гарантией, потому что я вас больше не пощажу даже при всей моей любви к вашей дочери. Это понятно?

Чэн Шу вздохнул и кивком дал знать, что все хорошо понял. И подписал все необходимые бумаги по передаче власти своей младшей дочери. Право сильного, оно, конечно, здорово, но лучше иметь документальное подтверждение заключенных соглашений. Китай же — бумаге веры больше, чем слову. Где-нибудь в Европе над такой бумажкой только посмеялись бы, а тут она имела вес пудового камня.

Следующий день был так же наполнен событиями, как и предыдущий. Придя к соглашению, мы начали готовиться к совету с союзниками, на котором мне предстояло выступать уже в новом для себя качестве. Времени до мероприятия оставалось всего ничего, а тут Вэнь с Чэн чуть войну не устроили. В общем, нам с тестем пришлось в срочном порядке связываться с вассалами и союзниками, чтобы уведомить их о том, что совет все же состоится, а войны не будет.

Такая себе работа, если честно. Сидишь за столом, диктуешь письма, потом проверяешь написанное, после чего споришь с тестем относительно того, насколько верен этот вот оборот, и не будет ли он, в свете произошедших событий, воспринят подозрительно или даже в штыки. Затем правки, еще одна читка, шифрование — хоть это без нас — и снова по кругу. Этому князю, этому маркизу, и этому вот еще не забыть…

Хорошо, что хотя бы со своими друзьям я мог не бояться сказать что-нибудь не то. Бешеной написал, что опасность миновала, Юльке — чтобы отводила войска, а господину Мо Ваньхуа, правителю города Улин, — выражал благодарность за поддержку и просил прибыть на совет, чтобы обсудить условия союза. Если не лично, то хотя бы отправить представителя. Например, мастера боевых искусств, который так и не примкнул к моей ватаге — не особенно я был склонен доверять тем, кто работал наемным убийцей. Но после моего скорого отъезда он нашел покровительство у улинского владыки.

И вот так десять дней. На одиннадцатый прибыла Юлька.

— Отец. — Она поклонилась ему холодно, демонстрируя лишь необходимый минимум почтительности при обращении младшего к старшему. После чего сразу же повернулась ко мне. — Тай.

Надо сказать, это была настоящая победа русско-китайской дипломатии в отношениях полов. Чопорная на людях китаянка обычно приветствовала меня, если мы были не одни, таким вот образом: «господин Вэнь» или «хоу Вэнь». И ни за что не желала называть меня по имени, чтобы продемонстрировать хоть капельку теплоты. В ночь же нападения на лесную усадьбу я ей высказал это, на что получил такой ответ:

— Это против правил приличия, Тай. Я не могу просто обращаться к тебе по имени при других людях. Они могут подумать, что я совсем тебя не уважаю.

Логика в этом была. Но…

— Правила — вещь, конечно, хорошая, — сказал я. — Но подумай вот о чем. Мы ведь собираемся собрать империю заново. И, весьма вероятно, что именно мы станем императором и императрицей. И в будущем еще хлебнем этих самых правил поведения. Давай хотя бы пока мы ими не скованы с ног до головы, немножко себя опустим.

В таком ключе, как оказалось, она на будущее еще не смотрела. И, обдумав мои слова, пришла к выводу, что да. Можем опустить. И впервые назвала меня по имени в присутствии посторонних. Чем порадовала невероятно.