Мятежное православие - Андрей Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ныне в России не так. Ныне духовные власти «всегда, от всякой правды, против которой противиться не могут, защищаются Христовыми словами: “Слушающий вас, Меня слушает, и отвергающийся вас — меня отвергается”. А в чем подобает их людям слушать — того они не изъявляют и теми словами Христовыми неискусных человек в рассуждении неправедно устрашают. Подобает их людям слушать, — говорит Медведев, — в тех словах, которые согласны суть учению Христову и древних святых отцев писаниям. А новациям их, Христову учению и древних святых отцев писаниям и законоположению противным, весьма слушаться не подобает!».
Когда заходит речь о подавлении свободной воли, о навязывании народу «истин» силой и устрашением, медведевская ученая книга взрывается яростным протестом. Обстоятельные рассуждения сменяются беспощадным обличением власть имущих, которые и являются подлинными виновниками «смуты».
«Людям закон прописуют, — говорит Сильвестр о церковных властях, — и не творящих того связывают страшными проклятиями, а сами того творить не хотят. Что повелевают делать людям — то сами открыто и без всякого страха преступают. Увы такому от них соблазняющему народ преступлению! Но наибольший от них для народа соблазн, когда они сами себе и народу устанавливают нечто как древнее, а не новое, заповедывают это без всякого изменения во веки хранить — а потом сами же творить того не хотят и людям то делать запрещают, и что прежде утверждали себе и людям во спасение — потом сами же себе и людям объявляют в вечную душевную погибель.
А кто им говорит правду об этом непостоянстве, что они тем народ возмущают, — таких без всякого рассуждения проклинают, утверждаясь этими Христовыми словами: “Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня” (Лк. 10: 16)[12].
И этими: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф. 18: 18; см. также: Мф. 16: 19; Ин. 20: 23).
А как те Христовы слова древние святые отцы толковали — того они не читают и читать не хотят; ибо не о чтении упражняются, но о приобретении временных честей и богатств; и желание их не о том, чтобы много уметь, но о том стараются очень крепко, чтобы много иметь! И если кто из них и читает — тот или не знает, или, даже зная, соответственно делать не хочет, только власть свою на устрашение несмысленным людям как великую проповедуют, якобы они и самого Христа законодавца власти больше в этом имеют. И он якобы уже не есть ныне самовластен, но всю свою власть им отдал, и кого они свяжут или разрешат, если и по своим человеческим прихотям или страстям и неправедно, — а Бог праведный якобы той их клятве и разрешению всегда послушен и так по их хотению неправедному и творит!»
Такое архиерейское самомнение не только неверно по существу, но, по словам Медведева, разрушительно для веры как нравственной основы общества. «Если бы так было — то, подумай всякий православный, — зачем подобало бы людям Бога бояться, и не грешить, если бы тот всю свою власть вязания и разрешения дал архиереям и они по своему желанию кого хотят, хоть и грешника, своим разрешением в небо пускали, а кого хотят, пусть и праведника, своим связанием в ад водворяли? По такому неправильному толкованию без всякого божьего страха можно было бы людям грехи творить и весьма на одно архиерейское разрешение надеяться… И если бы столь неправедное и весьма бессловесное заблуждение людям принять, то им, архиереям, подобало бы честь и страх паче Божия воздавать, потому что они своей властью кого хотят — вечно спасают, а кого хотят — губят навечно. Если бы такая власть была им дана, то все архиереи своих мирских родственников, друзей и знакомых обогатили и своим разрешением в небо вселили. И потому бы только одни в мучениях оказались — которые бы родства с архиереями и милости от них, хоть и за истину, не имели. И еще: если бы им так Христос попустил, то всякий архиерей был бы законодавцем и кто как хочет — тот так по своей воле и постановлял бы. Сколько было бы архиереев — столько было бы законоположников, следовательно, и вер! А потому вообще полное беззаконие без страха Божия в мире творилось бы».
Разумеется, Сильвестр не ограничивается подобным общедоступным обличением и с трудами Отцов Церкви в руках подробно изъясняет, как следует понимать тексты Священного Писания, используемые церковными иерархами для устрашения верующих и укрепления своей авторитарной власти над их душами. Но раздражение ученого воздвигнутыми на него гонениями, а еще более — усердно разжигаемыми «мудроборцами» распрями в российском народе, начавшимся «раздором и мятежом», временами прорывается на страницы «Известия истинного». Так, справедливо указывая, что братья Лихуды по приезде в Москву не смогли представить правительству и патриарху всех необходимых письменных подтверждений своих слов (то есть постарались попросту преувеличить значение своих персон на Востоке), Медведев скатывается до приемов «мудробор-ческой» полемики. «Поэтому православным, — пишет он, — следует особо от них (Лихудов. — А.Б.) опасным быть и чинить крепкое и прилежное рассмотрение: первое, чтобы они не были от турок ради наблюдения и извещения подосланы; второе — чтобы они не были присланы от папы на смущение нашей православной веры». К счастью, Сильвестр не настаивает на своих подозрениях.
Отметив допущенную Медведевым слабость, то, что он в духе своего времени не удержался от поношения противников — Лихудов, нужно сказать и о сильной стороне «мудроборцев», которые сразу же и правильно уловили опасность апелляции Сильвестра к человеческому разуму. Что будет, задали они себе вопрос, если каждый человек действительно станет самостоятельно рассуждать? Ответ напрашивался сам собой. «Оный боритель церкви Христовы, — доносил Евфимий Чудовский в новом пасквиле, — как владыка пишет, хотя таким образом наступить и попрать всю власть, царскую и церковную; поэтому и к людям пишет!» Для сохранения существующего порядка любой подчиненный, по мнению Евфимия, противопоставивший свое мнение соизволению начальства, подлежит анафеме и тюремному заключению. Медведева и всех сторонников его позиции, как «чуждая мыслящих», следует немедленно уничтожить. Особо опасным «мудроборцы» считали распространение подобных взглядов в народе.
Любопытно, что и Ф.Л. Шакловитый, стоявший в споре о евхаристии на стороне Медведева, был убежден, что эту полемику нужно держать в секрете от непосвященных. «За великую тайну» послал он гетману И.С. Мазепе полемические книги о пресуществлении, чтобы негласно получить на них отзывы специалистов-богословов. Также секретно послал на Украину те же книги и патриарх Иоаким, подчеркивая в сопроводительном письме, что споры не должны дойти «до мирского уха», ибо это дело «таинников самых… только нам ведательно и явительно между собой». И та и другая попытки засекретить полемику не удались. Я держу книги в секрете, отвечал в Москву Мазепа, но вижу, что «уже давно по всему Киеву их знают, также и в Чернигове». Новость была неприятна и для Шакловитого, и для патриарха, но «мудроборцам» пришлось огорчиться еще больше: украинские иерархи единодушно стали на сторону Медведева, заявив, что «не только подписаться за то, что Медведев правду пишет, а они (Лихуды) ложь, но и умирать готовы».
«Вера, труды, разум» Сильвестра получили высочайшую оценку просвещенных выпускников и преподавателей Киево-Могилянской коллегии, возглавлявших украинскую церковь. Богословские знания Лихудов оказались в сравнении столь прискорбными, что их «дерзновение» соревноваться с Медведевым вызывало удивление: «С мотыгой они на Солнце мечутся!» Ссылаясь на огромный опыт полемики с высокообразованными и изворотливыми иезуитами, украинское духовенство выражало недоумение, что московские власти ставят под сомнение его способности защищать и оберегать благочестие православной церкви, а вместо этого предлагают черпать благочестие в книжке, авторы которой «не только много баснословия положили, но богословского термина ни единого, как еще в школе учат, не положили».
Московские «мудроборцы» действительно не стеснялись в отношениях с украинцами. Обращаясь к киевскому митрополиту, к черниговскому и Новгород-северскому архиепископу и к печерскому архимандриту, патриарх подчеркивал, что «желают от них не такого разумения, как они по-граждански понимают оный церковный догмат: желают, чтобы они разумели заодно с греками теми двумя и дабы такое свое разумение на письме прислали». Указание было четким, за его невыполнение последовала кара. Уже в феврале 1688 года патриарх запретил работу Киево-Печерской типографии Варлаама Ясинского, а в марте у Димитрия Ростовского отняли рукописи, необходимые в его подвижнической работе по изучению и изданию житий святых.