Звездная Империя - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не было у Перона своей партии – как в СССР. Не было идеологии, указывающей верный курс – «все мы аргентинцы», это слишком обще: что делать, если у богатых и бедных разные взгляды, что хорошо для Аргентины? Сначала затрещала экономика – доходная часть бюджета просела, а расходная (на социалку!) осталась неподъемной гирей. Продукция новопостроенных заводов не находила сбыта, вытесняемая импортом, – и безработица, исчезнувшая при Эвите, даже превзошла ту, что была прежде. И, в свете ухудшения жизненного уровня, политика «я отец нации, вы мои послушные дети – не сметь мне возражать!» уже вызывала озлобление в самых разных кругах: собственников (и крупных, и мелких), Церкви, интеллигенции, армии. Особенно последней – с учетом факта, что большинство офицерского состава обучалось в США. Где совершенно не желали увидеть на своем «заднем дворе» еще одну супер-Гватемалу.
Перон, уходи – ты погубишь страну! Все перевороты и путчи всегда совершались под самыми патриотичными лозунгами. В Буэнос-Айрес вошли танки – не потрепанные «шерманы», а новенькие «паттоны» Первой дивизии. Но было сомнение, что даже эти преторианцы, самая надежная (на взгляд посла США) воинская часть, станут расстреливать и давить народ, собравшийся на Пласа-де-Майо живым щитом и требовавший у президента оружия, чтобы защитить свободу. Так же, как было в Гватемале, год назад.
И тогда появились самолеты – американские В-57 («канберры») с аргентинскими опознавательными знаками. Которые и правда принадлежали ВВС Аргентины (хотя в двухстах милях, на авианосце «Тарава» эскадрилья стояла на палубе с подвешенными бомбами, готовая к взлету). Но все же лучше, если в этом грязном деле будут замараны не американцы, а местные, преданность которых идеям демократии не вызывала сомнения – за штурвалом флагманского бомбардировщика сидел сам командующий морской авиацией Аргентины, вице-адмирал Кальдерон.
На Пласа-де-Майо было убито около трехсот человек (как заявлено официально), ранено меньше сотни. Это противоречит многочисленным свидетельствам, что «все больницы Буэнос-Айреса были после переполнены ранеными и изувеченными». После чего президентский дворец был взят штурмом, армейскими частями. Перона в нем не оказалось – как выяснилось позже, он успел укрыться в посольстве Испании. Власть перешла к Временной военной хунте (генералы Лонарди и Арамбуру, адмиралы Рохас, Гаргило и уже упомянутый Кальдерон). В стране развернулся открытый правый террор – названный «фашистским» в прессе СССР и соцстран. Американские же газеты и радиостанции объявили о «спасении еще одной страны от коммунизма».
Латиноамериканская традиция – что «армия, это средство не столько внешнего, как внутреннего употребления». И бомбежка с самолетов президентского дворца – тоже обычай того континента.
Принстон, штат Нью-Джерси. 18 ноября 1955 г.– Как ваше здоровье?
– Как обычно, в моем возрасте, – ответил хозяин дома. – После того, как в апреле кое-как удалось выкарабкаться, ощущаю себя идущим по льду, который становится все тоньше, и под него проваливается все, что было тебе дорого – друзья, родные, весь привычный мир. И скоро придет и моя очередь, природу не обмануть, но хочется успеть сделать еще один шаг.
– Я привез вам текст вашего обращения, что завтра будет в газетах. Желаете взглянуть?
– Мое завещание, можно ведь сказать и так, всему человечеству? Дайте!
Шорох бумаги, несколько минут.
– Разве я писал вот это? И разве я давал право кому-то редактировать мои слова?
– А что вас так смущает, дорогой Альберт? Все ваши идеи, основная мысль вашего обращения, остались прежними. Я лишь позволил себе немного усилить, уточнить, конкретизировать. Согласитесь, что в исходном виде ваши слова были не более чем благим пожеланием. Ну а теперь ваша мечта отлита в четкие политические и юридические формулировки.
– Которые, по сути, придают моей речи совершенно иной характер. Можно даже увидеть в ней якобы мое конкретное пожелание – поставить всю мировую научную мысль под контроль Соединенных Штатов. Хотя, на мой взгляд, более реальная перспектива, что никто, и прежде всего Россия и ее… партнеры, не воспримут это всерьез. И все останется как прежде – так зачем вам нужно лишний раз воздух сотрясать?
– То есть вы возражаете?
– Категорически возражаю! И заявляю, что если завтра это появится в газетах, то я выступлю с опровержением.
– Альберт, позвольте прояснить вам некоторые аспекты. Никто и не рассчитывает, что Советы согласятся. Но их отказ даст несомненную политическую выгоду уже нашей великой стране.
– Следует ли понимать эти ваши слова в том смысле, что вы, без моего ведома и согласия, решили втянуть меня в ваши политические игрища? Нет и еще раз нет!
– Что ж, тогда позвольте мне напомнить вам некоторые юридические моменты. Когда вы приняли гражданство США, то принесли присягу, в которой клялись в верности нашему государству и Конституции и отрекались от всего, что было у вас прежде. Сейчас пришло время вам сделать выбор – которого от вас прежде не требовали, уважая ваши взгляды и заслуги. С кем вы – с нами или против нас?
– Вы сейчас столь же категоричны в своих суждениях, как и адепты так нелюбимых вами «тоталитарных режимов», – кажется, именно так нынче принято называть всех, кто имеет ценности и идеалы, отличные от вашего «свободного мира»? А вот я всегда служил науке. И искренне верил, что, познавая законы природы и ставя их на службу человечеству, ученые делают лучше весь мир – вне зависимости от амбиций политиков и идей революционеров. Моими друзьями были Лоренц, Планк, Бор, Майкельсон, Кюри и русские Иоффе и Вавилов – независимо от принадлежности наших стран к дружественным или враждующим лагерям.
– И чем это кончилось? Уже в прошлую Великую войну те, кто был отравлен изобретением Габера, проклинали вашу «чистую науку». А феерический процесс открытия возможности создания атомной бомбы – в котором успели поучаствовать немец Отто Ган, француженка Кюри, итальянец Ферми, еще Лиза Мейнер, работавшая в Швеции, и еще кто-то – всего за девять месяцев до начала Второй Великой войны?
