Первая стена - Торп Гэв

Информация Киллер о Несущих Свет была единственной надёжной зацепкой, но Амон разделял её мнение, что его присутствие там скорее помешает, чем поможет. Поэтому кустодий согласился позволить ей посетить следующее собрание и посмотреть, не повторится ли её предыдущий опыт. Киилер утверждала, что видение могло быть вызвано её личной, уникальной связью с Императором, хотя Амон был склонен полагать, что это был скорее случай общей массовой галлюцинации. Даже без искусственного вмешательства такие общие мании были вполне объяснимы, и под постоянным напряжением осады среди подавленного населения проявления всевозможных психологических феноменов было почти неизбежным.

Пессимизм не являлся оправданием для недостатка тщательности, и Амон был полон решимости продолжить наблюдение за как можно большим количеством оставшихся сект, на случай, если Несущие Свет окажутся ложной надеждой. Его нынешняя самостоятельно выбранная цель состояла в том, чтобы посетить собрание рекрутов Имперской армии в одном из импровизированных госпиталей, расположенных в нескольких километрах от Ликующей стены, куда через космический порт Львиные врата доставляли многочисленных раненых и убитых.

Его присутствие сочли бы исключительным, если не угрожающим, и поэтому он пошёл одетый в ничем непримечательный плащ и мантию. Если кто–нибудь обратил бы на него внимание, то, скорее всего, принял бы за воина Легионес Астартес, а не за кустодия. Он не ожидал никаких неприятностей, но взял с собой скрытый под одеждой излюбленный Имперскими Кулаками гладий.

Он уловил запах крови и гнили ещё до того, как оказался на окраине лагеря. Несмотря на то, что это был полевой госпиталь, он почти не отличался от других трущоб, единственным исключением было то, что его обитателями являлись солдаты и офицеры Имперской армии, а не сокращавшееся мирное население Дворца. Госпиталь занимал три километра и размещался на нескольких этажах бывших жилых блоков Администратума, залы и общежития которых хорошо подходили для палат и карантинных помещений. Самые маленькие дети несли пакеты с пайками и фляги с водой, в то время как дети постарше таскали носилки — нескончаемый поток раненых с прибывал передовой. Ужасная работа по избавлению от тех, кто не выжил, также выпала на их долю, почти в равном объёме, трупы относили к погребальным кострам в старом здании электростанции в нескольких сотнях метров к западу от комплекса. Печи горели так же постоянно, как и до осады, но теперь на гораздо более гротескном топливе.

Всё вокруг кишело привлечёнными гангреной мухами. Были предприняты максимальные усилия по обеспечению санитарии, но зловоние мочи и фекалий так и не сумели замаскировать. Пока Амон пробирался сквозь ряды несчастных, он встретил немало мёртвых прямо в кроватях, чьи жидкости просачивались в постель. Чем дольше он наблюдал за этой мрачной сценой, тем сильнее становились его опасения. После ужасов карантинной зоны и близости первого призрака к подобной деградации, Амону пришло в голову, что такое огромное скопление мёртвых и умирающих может быть какой–то другой частью плана чумы Гвардии Смерти.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы найти импровизированное святилище — в ближайших к нему палатах не было пациентов, что мгновенно выделяло его среди забитых ранеными буквально под завязку городских кварталов. В помещении, которое когда–то служило кабинетом высокопоставленному чиновнику, над алтарём из ящиков из–под боеприпасов, украшенных памятными медалями и идентификационными жетонами, у дальней стены висела деревянная аквила. У подножия алтаря по щиколотку лежали лазерные ячейки и патроны, словно подношения гораздо более воинственной форме божества, чем та, которой поклонялись Несущие Свет.

Наблюдая за сотней или около того раненых солдат, Амон заметил обычные ритуальные формы — «заклинания», строевые песни вместо гимнов и, наконец, общий момент тишины. Командир солдат — невзрачная женщина в форме капрала с окровавленной повязкой на голове — призывала солдат обратить свои мысли к тем, кто продолжает сражаться, и попросить Императора дать им сил.

Амон уже собрался уходить, не увидев ничего необычного, когда его обдало сладковатым ветерком. Солдаты говорили в унисон, слова были едва слышны, но отчётливо произносились нараспев.

— Он — Жизнь внутри Смерти. Дыхание на твоих Губах. Надежда в твоём Сердце.

Призрачный свет заиграл вокруг аквилы, напоминая пятна отражённого от воды солнечного света. Лёгкий ветерок шевельнул груду использованных в качестве подношения боеприпасов, и гильзы звякнули друг о друга, оседая в кучу.

Пение становилось всё громче, одни и те же слова повторялись снова и снова.

— Он — Жизнь внутри Смерти. Дыхание на твоих Губах. Надежда в твоём Сердце.

Солдаты, склонив головы, покачивались в такт словам, капрал-священник стояла перед ними с закрытыми глазами, прижав руки к груди. Струйка блестящей слюны скатилась с уголка её губ и капнула на грязную рубашку.

Это было не всё. Её глаза лихорадочно двигались под веками, словно в глубоком сне. Вены на тыльной стороне ладони потемнели, как будто по ним текла чёрная жидкость.

Пальцы Амона сомкнулись на рукояти гладия, когда он вышел из тени разрушенной лестницы, ботинки захрустели песком под ногами.

Глаза женщины резко распахнулись, став совершенно чёрными, блестящими от слизи, которая стекала по щекам. Она повернулась к Амону, когда он бросился бежать, пронзительный крик вывел сотню собравшихся из транса. Открыв глаза, они закричали от отвращения и тревоги, в то время как капрал протянула руку к Амону и ещё один командный крик сорвался с её потрескавшихся губ.

Несколько откликнулись, вытащив боевые кинжалы и пистолеты, и бросились наперерез набиравшему скорость кустодию. Они падали, выпотрошенные или обезглавленные, даже не сумев сбить его с шага. Нерождённое существо зашипело и прыгнуло, словно охотничья кошка, ногти, превратившиеся в когти, метнулись к лицу Амона. Он уклонился и вскинул короткий меч, пронзив грудь существа, когда оно пролетало мимо, рассекая от грудной клетки до таза.

Почти разрезанные пополам, останки шлёпнулись на пыльный пол, где чудовище продолжало махать руками и молотить по следу грязи и крови, поворачиваясь к Амону. Остальная часть собрания взорвалась хаосом, некоторые пытались бежать, натыкаясь на других, застывших от ужаса или шагнувших вперёд, чтобы помочь кустодию.

Он шагнул в сторону, поднял руку и с силой опустил меч, пронзив острием череп и феррокрит. Он вырвал клинок и на всякий случай раздавил череп ногой. Но даже после этого тело ещё несколько секунд дрожало, царапая когтями грозный пол. Когда оно наконец завалилось набок, Амон увидел, что царапанье было не случайным, а выгравировало на полу дьявольский символ, неглубокую надпись, заполненную телесной жидкостью.

Амон не знал, что делать дальше. Несколько прихожан уже сбежали, другие бросились бежать. Поддались ли они порче? Нужно ли ему выслеживать каждого из них? Остальные явно были потрясены, не зная о своей роли в произошедшем. Он быстро подошёл к алтарю. Аквила сияла, покрытая слоем льда.

— Никому не двигаться! — проревел он, откидывая капюшон. — Я — кустодий Амон Тавромахиан, и властью Императора вы все арестованы.

Никто из оставшихся прихожан не попытался уйти, поражённый присутствием кустодия. Амон ударил аквилу рукоятью гладия, сбросив её с алтаря, а затем вернулся к трупу. Тот почти растаял, превратившись в лужу, словно масляное пятно в пыли и грязи. Даже когда он включил вокс, собираясь вызвать помощь, его мысли обратились к напарнице по расследованию.

Такое Киилер будет непросто объяснить.

ДВАДЦАТЬ ТРИ

Вопрос Киилер

План Кроагера

Фосфекс

Зона Ликующей стены, двенадцать дней после начала штурма