Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг. - Николай Ильюхов

Помимо расстрелянных белые еще арестовали 13 человек, угнали с собой и потом отослали в раздольненский концентрационный лагерь.

Не успели мы похоронить товарищей, как узнали с рудника, что в штаб к белым приходил проживавший в Казанке в доме одного бежавшего (Холуева) печник Павел. По возвращении с рудника его отправили к праотцам.

Мы забрали у кулаков все оставшееся имущество — лошадей, коров, свиней и прочее. Все это пошло на усиление средств нашего, теперь крепко сколоченного, отряда в 30 человек. Тут новая прореха. В некоторых селах семьи рабочих живут впроголодь. Терроризированные крестьяне боятся их содержать, так как кулаки исподтишка грозятся выдать. Отправляемся с отрядом по этим селам, облагаем кулаков по раскладке, сами собираем муку, овощи, мясо и все распределяем среди жен рабочих. Такую продразверстку провели в Сергеевке, Бровничах и других селах. Конфисковали у кулаков шесть лошадей, телеги, сбрую и роздали разоренным колчаковцами партизанам.

Снова постепенно, шаг за шагом, начинаем разгонять уныние, сеять уверенность, что дело наше правое и что близок час, когда мы будем праздновать победу. Теперь мы крепко связались с сучанским колчаковским гарнизоном. Он вскоре перешел на нашу сторону. Зимовать в сопках нам не пришлось. С переходом к нам двух рот мы создали Первый Дальневосточный советский полк, который, впитав в себя сотни разрозненных до этого партизан, вместе с другими отрядами красных партизан Приморья разбил чертоги палача Иванова-Ринова.

ЧАСТЬ IV.

Новый подъем волны партизанского движения.

ГЛАВА XX.

Рост антагонизма между казачьими атаманами и Колчаком под влиянием успешного наступления Красной армии. — Движение на Сучане вновь оживает. — Сепаратизм партизанских командиров в Никольско-уссурийском уезде. — Третий съезд партизанских командиров. — Организация Информационного бюро. — Новая тактика.

Третий период партизанского движения характеризуется волной нового подъема, изменившейся тактикой и новым строением партизанских отрядов после упадка и разброда, продолжавшихся около 3 месяцев (июль — сентябрь). Выше мы достаточно полно осветили этот период, но ничего не сказали о военно-политической обстановке этого времени, которая подготовила полосу нового подъема.

Прежде всего — об армии Колчака. Первая половина 1919 года, как и вторая половина 1918 года (со дня свержения советов) — были для контр-революции в общем благополучным временем, между прочим и потому, что ее армия состояла из более или менее однородной социальной среды, а именно — офицерщины, «золотой буржуазной молодежи», реакционного казачества и деклассированных элементов. Часть крестьянства, главным образом кулацкие парни, по существу дополняла состав защитников «единой, неделимой России» и не вносила в него никакого диссонанса. Адмирал Колчак поэтому мог стойко распоряжаться своими полками и чертить на военных картах пути наступления на Москву и Петроград, зная, что армия способна выполнить приказ своего правителя, авторитет которого возрастал в рядах реакционных полчищ с каждой новой победой. Наиболее видные генералы, вожди белого движения, признали адмирала как «всероссийского правителя» и выразили готовность подчинить себя его руководству. Боевое настроение белого стана поддерживалось еще тем очень важным фактом, что бок-о-бок с русскими офицерами дрались против Красной армии войска чехо-словаков, а в тылу были войска японцев, американцев и других интервентов. «Единение» между ними было закреплено тем, что главное командование всем «сибирским фронтом» принадлежало небезызвестному своей ненавистью к рабочим и крестьянам чешскому генералу Гайде. Идейная спайка между представителями «единой, неделимой», чехо-словацкими войсками и интервентами, которые под дружные аплодисменты всего буржуазного и мещанского мира завоевали себе «победные лавры» в июне 1918 г., распространялась и на тыл. Здесь все еще продолжались торжественные рауты, банкеты, устраиваемые представителями «русской общественности»; произносились патетические речи, до хрипоты кричали «ура» благородным сердобольным «союзникам». Солдатский штык и офицерская шпага, «рыцарское великодушие» русского офицера и «благородство» японского самурая, «нежность» русской «патриотки» и оскорбленная большевизмом «совесть» западноевропейской демократии — все слилось в один поток негодования против «вероломных, дерзких рабов», дерзнувших с оружием в руках выступить против «вековечных общественных устоев».

Дружба и единение господствовали весь тот период, когда Красная армия отступала вглубь советской страны. Но вот с середины лета подул встречный ветер. Красная армия, закончив «на ходу» процесс своей организации, превратившись из гвардии в армию, собрав свои силы, переходит в наступление, и в белом стане начинается разлад. Чехо-словаки, не теряя времени на пустые разговоры, решают спешно эвакуироваться, заявив своим русским друзьям, что дальше они не могут оставаться так далеко от своей милой родины, что за все время империалистической, а затем гражданской войны они вконец истосковались по своему великому чехо-словацкому народу и поэтому вынуждены оставить Россию. Генерал Гайда спешит заявить адмиралу Колчаку, что тот ведет «неправильную политику», которая неизбежно приведет к гибели все антибольшевистское движение; затем Гайда уходит в отставку и во избежание всяких неприятностей направляется во Владивосток, оставив свою армию. Командующий экспедиционными американскими войсками генерал Гревс в свою очередь, найдя злополучный для Колчака «благоприятный момент» (правда, этот «момент» являлся не столь уж «благоприятным» с точки зрения прежних деклараций союзного командования и правительств), официально объявляет, что американское правительство решило начать постепенную эвакуацию своих экспедиционных войск с русской территории, причем окончание ее будет находиться в зависимости от технических и стратегических возможностей (читай — от успехов Красной армии и опасности, связанной с этим). Несколько раньше этого оставляют нашу окраину войска Франции, Китая, Италии, Канады и Англии.

Силы русской контр-революции ослаблены. Колчак, чтобы компенсировать убыль в живых силах после такого не совсем дружеского поступка своих «союзников», пытался использовать все внутренние ресурсы. Его мероприятия шли по двум линиям: 1) большее использование крестьянства, западно-сибирского кулачества и 2) установление единства с казачьими атаманами Калмыковым и Семеновым. Началась усиленная вербовка крестьянской молодежи и переговоры с атаманами.