Рассвет над волнами (сборник) - Ион Арамэ

«Увидит ли когда-нибудь старина «Мирча» море? Доведется ли ему хоть раз разрезать носом вздымающиеся волны? Или это конец барка?» — часто спрашивал себя Мику. Он не мог без боли видеть, как на его глазах корабль мало-помалу разрушается.

Молодые моряки плохо представляли, что значил этот барк для румынского флота. Для них флот начинается и заканчивается стальными кораблями, бороздящими сейчас море вдоль и поперек с орудиями и торпедами на борту. Рангоут, такелаж, паруса существовали для них на макетах, схемах, фотографиях, чертежах, в книгах и рассказах офицеров, мастеров или преподавателей высшего военно-морского училища. Слова звучали красиво: «бом-брамсель», «фока-галс», «бизань», «стеньга». Но это и все. Для поколения же Мику все это было связано с морской службой. Их жизнь переплелась с жизнью «Мирчи». Старились они — старился «Мирча». Страдал, медленно умирая, «Мирча» — страдали и они.

Раздавались голоса: «Мирча» прожил свою жизнь, его следует сдать на слом. Барк смиренно подчинялся воле людей — его, перепачканного водой, перемешанной с маслом, переводили с одного вспомогательного причала на другой. Бывалые моряки опасались, что корабль останется только на фотографиях и в памяти немногих. Но Мику, Георгевич и еще несколько таких же, как они, по собственной инициативе, без разрешения или с молчаливого согласия командования убирали с палубы то фонарь, то уровень, то секстан — все, что напоминало о прежнем гордом паруснике, и благоговейно прятали в только им известных местах. Порой их заставал за этим какой-нибудь начальник, но лишь понимающе улыбался чудачеству этих дорожащих воспоминаниями пожилых людей. Иногда мечтатели увлекались чрезмерно.

Они собирали лей к лею, покупали специальную краску и начинали красить корабль, стараясь придать ему оттенки, подсказанные пожелтевшими от времени почтовыми открытками. Они тщательно отчищали барельеф воеводы Валахии на носу корабля, зависая над водой на канатах, вырисовывали корону, мантию, усы. Энтузиасты не обращали внимания на иронические улыбки прохожих, заражая своей идеей все новых и новых людей.

По волнам мчались корабли с двигателями мощностью в несколько сот лошадиных сил, а они обратились к командованию с предложением восстановить барк. Говорили о традициях, о возможностях, которые предоставит подобный корабль для обучения курсантов, доказывали, что необходимо сохранить «Мирчу» как памятник исторического прошлого румынского флота. Но их не поняли. И, тяжело переживая отказ, люди вернулись к своим делам.

Человеком с самой большой чудинкой считали Никулае Мику. Его жена умерла несколько лет назад. Дети, двое сыновей, остались в его родном городе — Галаце. Переженились. Оба работали инженерами. Сам же он приехал в этот небольшой гарнизон и не расставался с «Мирчей». На борту барка у него была каюта, служившая ему домом. Здесь он с радостью принимал друзей. Поговаривали, будто Мику обитает на корабле из-за своей скаредности. Он знал об этих разговорах, но не опровергал их. Вечером, возвратившись из города, долго лежал в каюте, прислушиваясь в тишине к поскрипыванию корабля. Ему казалось, что он слышит тяжелые вздохи состарившегося «Мирчи».

Потом был памятный День флота в августе 1964 года. Правительство решило направить «Мирчу» на ремонт в Западную Германию на фирму «Блом Восс». Мику долго не мог поверить в это. Но в последующие дни на базе только и говорили о старом барке.

Вокруг «Мирчи» начали роиться десятки незнакомых людей. И Мику понял: решение о ремонте действительно принято. Ему только было не очень понятно, почему среди специалистов, шаривших теперь по палубам, были и те, кто еще недавно считал, что «Мирча» годен лишь на слом.

Боцман Мику испытывал почти злорадное удовлетворение и даже не пытался его скрывать. Он сидел, широко расставив ноги, твердо упершись в палубу, и с ухмылкой наблюдал за работой матросов. Они переступали, кряхтя и сгибаясь под тяжестью ящиков, по узким мосткам, ведущим с борта корабля на дебаркадер. Их поторапливали офицеры. На берегу стояли в ожидании машины. Чрево «Мирчи» высвобождалось от ящиков, бочек, бочонков, тюков, которыми он был забит по приказу тех, кто старался превратить его в плавучий склад. Как хотелось Мику одним махом выбросить все из трюмов корабля на берег!

Чуть позже прибыл вышестоящий офицер, незнакомый Мику. Вначале он покрикивал на разгружавших корабль, потом, энергично жестикулируя, набросился на лейтенанта, руководившего работой матросов:

— Товарищ лейтенант, вы не понимаете, что в течение двух суток корабль должен быть освобожден от всего?

После его ухода лейтенант попытался поторопить матросов, но те и так делали все, что могли. За годы в трюмах накопилось много тяжелых и объемистых тюков, ящиков и бочек. Прежде чем погрузить на машины, их нужно было пересчитать, переписать. Работы были закончены лишь к концу третьих суток. После того как была загружена последняя машина, лейтенант подошел к Мику с инвентарной книгой в руках:

— Подпишите здесь, здесь, здесь…

Боцман быстро пробежал глазами: «Погрузка начата такого-то… закончена такого-то… Всего погружено столько-то тонн, корабль «Мирча» сдан в хорошем состоянии». Подписал. Лейтенант с облегчением спустился по трапу. Оставшись один, Мику начал обследовать, что осталось от барка: пустые и грязные трюмы, захламленная от носа до кормы обрывками канатов и тента палуба. Он обошел все отсеки, прикидывая, что должно быть в каждом месте; в машинном отделении — мощный двигатель, готовый дополнить силу ветра при спокойном море; пекарня, выдающая свежий ароматный хлеб из современных печей; кубрики с натянутыми гамаками, наполненные смехом курсантов; медчасть; в носовой части — каюты, в которых офицеры чувствовали бы себя как в гостиничных номерах; на палубе — мощные лебедки, сверхсовременные средства навигации… Пока ничего этого не было. Устремлялись вверх мачты, голые, будто ветки деревьев зимой. Весь корабль застыл в ожидании обновления.

Капитан второго ранга Профир прибыл на корабль в холодный дождливый день. Боцман многое знал о нем по рассказам молодых лейтенантов, недавних выпускников военно-морского училища. Говорили, что он педант, до предела требователен к себе и окружающим, не очень общителен, но морское дело знает хорошо. Немного суховат, ценит исполнительность и дисциплину, строго следует букве уставов. Мику считал требовательность качеством обязательным для начальника, но все же ему хотелось установить с капитаном душевный контакт, взаимопонимание, без которых служба не в радость.

Когда Профир поднялся на борт, боцман встретил его с некоторым любопытством и даже с опаской. Все-таки новый человек, да и цель его назначения на корабль была до конца не ясна. Но Мику считал себя старым волком, ведь он служил под командой многих офицеров и не дрожал ни перед кем.

Матрос у трапа (после того как «Мирча» был передан в распоряжение флота для выполнения более важных задач, чем хранение самого разного портового имущества, Мику прислали несколько моряков, которые несли на корабле вахтенную службу) сообщил ему, что на борт корабля хочет взойти незнакомый старший офицер. Мику вышел на палубу, как всегда, в чистой форме — чем бы он ни занимался: возился с двигателем или красил перегородки, он никогда не появлялся на людях небрежно одетым. Боцман остановился в конце трапа, подождал, пока вахтенный матрос не закончил подавать сигнал о прибытии на корабль старшего офицера. Догда капитан второго ранга вступил на трап, Мику вскинул руку к фуражке и начал докладывать:

— Товарищ капитан второго ранга, докладывает боцман Мику Никулае… На учебном корабле «Мирча»…

Звучало не очень-то по-уставному. В какой-то момент он запнулся, добавив к докладу первое, что пришло в голову.

Боцман Мику Никулае… Мику и сам не знал, кто он на корабле. Ведь не командир же! Тогда кто? Вот он и доложил как человек, находящийся в данный момент на борту корабля.

Профир не прервал его, он тоже вытянулся во фрунт, отдал честь, потом протянул Мику руку и представился:

— Капитан второго ранга Петре Профир.

Мику крепко пожал протянутую ему сильную руку.

— Нам надо поговорить. Пройдем в каюту, а то я промок до нитки, — продолжал Профир.

Только теперь Мику опомнился — он держал человека на палубе под дождем.

— Пожалуйста! — пригласил он, придя в себя.

Все же боцман был в неведении: какова истинная причина прибытия Профира на борт «Мирчи»? Первое, о чем он подумал, — что отменен приказ о направлении барка на ремонт и что офицер пришел объявить об этом. Мику провел его в офицерскую каюту. Профир снял плащ, проговорив будто про себя:

— Чертов дождь — промочил до нитки! — и изобразил на лице улыбку, которая тут же затерялась в глубоких морщинах.