И больше никаких парадов - Форд Мэдокс Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сильвия собралась уже крикнуть, что если Титженсу не нравится, когда вокруг убивают людей, это должно отрезвить его и немного унять его жажду войны, но Коули задумчиво продолжил:
– Говорят, что эпсомская соль здорово от этого помогает… Ну, когда ты увидел покойника… Ну и конечно же, надо две недели держаться подальше от женщин… И я действительно держался. Но перед глазами все равно стояло лицо Херринга с отпечатком подковы. А там была одна смазливая девица, та еще штучка, что называется, деревенского телосложения… – Он притих и вдруг воскликнул: – Не при даме будь сказано, мэм… Я…
После этого Коули сунул в зубы окурок и взялся убеждать Титженса, чтобы тот доверил ему завтра утром пополнение, во всем на него положившись… Только пусть посадит его в такси.
И с этим удалился, держа Кристофера под локоток, шагая ногами под углом шестьдесят градусов к ковру…
«Нет, он не может… – сказала себе Сильвия. – Не может, и все… Если считает себя дворянином, то… После всего, на что намекал этот сержант… Только чертов трус может держаться две недели от… Здесь хоть кто-то не выставляет свою жизнь напоказ?..»
– О Господи!.. – вслух произнесла она.
Лежавший в кресле старый генерал отвернулся от нее и сказал:
– На вашем месте, мадам, я не стал бы говорить здесь о синих мундирах с серебристыми пуговицами… Мы, конечно, все понимаем, но…
«Все дело в том… – подумала она. – Что даже потухший вулкан, и тот… Да он буквально раздевает меня своими глазами с кровавыми прожилками. А почему бы, собственно, и нет?..»
А вслух произнесла:
– Но ведь вы генерал, сами сказали, что вас тошнит от сослуживцев!
«Да пошел он к черту!.. – добавила она про себя… Мне достанет храбрости защищать свои убеждения… И ни одна живая душа не сможет обвинить меня в трусости…»
– Я ведь говорю точно то же, что и вы, генерал, – сказала она ему, – что скорее займусь любовью с презентабельного вида мужчиной в синем мундире с серебристыми пуговицами – или в любом другом! – чем с большинством тех, кого можно увидеть здесь!..
– Ну если вы, мадам, подходите к этому вопросу с такой стороны… – ответил ей генерал.
– А с какой еще стороны к нему может подходить женщина?..
Она протянула через стол руку и щедро плеснула себе бренди. Старый генерал окинул ее неодобрительным взглядом и сказал:
– Помилуйте… Чтобы леди употребляла в таком количестве горячительные напитки…
– Вы, вероятно, католик, не так ли? – спросила она. – Шествуете по жизни с именем О’Хары на устах и выпячиваете свой провинциальный акцент… И наверняка ведете себя как сущий дьявол по отношению… в общем, сами знаете к чему… Причем ведете преднамеренно, о чем красноречиво свидетельствуют ваши отметины, будто оставленные градом…
Когда в ее груди полыхнуло жаром бренди, в тусклом свете обозначился силуэт Титженса.
– А ваша подруга немало… – сказал ему генерал, к ее мучительному удовольствию. – Здешнее общество точно не для мадам!
– Я даже не надеялся иметь удовольствие сегодня вечером ужинать с миссис Титженс… Этот офицер отмечал присвоение ему чина, и я просто не мог ему отказать.
– Вот как! Ну тогда, конечно… Осмелюсь заметить, что…
И он опять удобно устроился в кресле.
Своим массивным корпусом Титженс ее подавлял. Она все еще не могла перевести дух… Он склонился к ней и сказал, что подвыпившему генералу везет.
И добавил:
– В вестибюле танцы устроили…
Гневно, свернувшись калачиком в плетеном кресле с невзрачными голубыми подушками, Сильвия произнесла:
– Не надо меня больше никому представлять… Никому, слышишь?..
Категорично!..
– Но ведь здесь нет ни одной живой души, которой я мог бы тебя представить… – возразил он.
– Как немилосердно с твоей стороны! – воскликнула она.
– Мне подумалось, что тебе со мной может быть скучно… – ответил он. – В последний раз я танцевал полгода назад…
Сильвия чувствовала, как по всем ее членам разливалась красота. На ней было золотистое парчовое платье. Свои несравненные волосы она уложила в прическу, открывавшую уши… И теперь мурлыкала какой-то мотивчик, популярный при австрийском дворе: в музыке она разбиралась, но только в ней, и больше ни в чем…
– Слушай, – произнесла она, – казармы для женщин из вспомогательных служб вы называете «австрийскими дворами», так? Австрия – это Вена, а Вена – это Венера… Но если так, то тебе не кажется странным обладать Венерой?.. Вспомни несчастную Элизабет!
В комнате, где они танцевали, царил почти что кромешный мрак… В его руках она чувствовала себя как-то необычно… Танцоров лучше него Сильвия в своей жизни не знала… Он выглядел больным… Может, так оно и было… Несчастная Валентайн-Элизабет… В каком смешном положении они оказались… Под звуки доброго граммофона… Это судьба!.. Видите, святой отец!.. Я в его объятиях!.. Хотя в танце, конечно же, все это не по-настоящему… Но ведь до этого настоящего всего один шаг! Один-единственный! «Везение по особому случаю!..» Она чуть не поцеловала его в губы… Сдержалась в самый последний момент! Лишь слегка их коснулась, как говорят французы effleurer… Но она и не думала изображать из себя скромницу… Он прижал ее крепче… Все эти долгие месяцы без… Милорд оказал мне честь… Как мило со стороны Мальбрука, который s’en va-t-en guerre[10]. Он понимал, что она чуть не поцеловала его в губы… И что они ей чуть не ответили… Тот самый гражданский романист погасил последнюю лампу…
– Может, лучше поговорим?.. – спросил Титженс.
– Давай у меня в номере! – ответила она. – Я устала как собака… Шесть ночей не спала… Несмотря ни на какие снадобья…
– Ну конечно! – воскликнул он. – А где же еще?..
Поразительно… Ее платье из золотистой парчи напоминало колобий – длинную рубаху без рукавов, в которую король обряжался для коронации…
Когда они стали подниматься по лестнице, Сильвия подумала, каким тучным всегда был тенор Таннхаузер… В ее ушах звенела мелодия, популярная при Австрийском дворе…
– Шестьдесят шестой размер штанов! Я трезва, как тот судья… Так надо… Иначе ничего не получится!
Часть третья
1
На полоску света, струившегося через открытую дверь, упала тень, да не чья-нибудь, а главнокомандующего. Будто ниспосланная самим Провидением, она разбудила Кристофера Титженса, которому стало очень неприятно
