Где-то на Северном Донце. - Владимир Волосков

От остановившейся автоколонны подбегают еще несколько командиров. Они окружают лейтенанта, обнимают, хлопают по спине, плечам, счастливо хохочут.

— Ну-ка, покажите мне его. Покажите этого орла! — Растолкав всех, к Лепешеву протискивается рослый полковник. На его петлицах поблескивают скрещенные пушечки. Артиллерист. — Ну спасибо, лейтенант Лепешев. От всей дивизии спасибо! — Полковник обеими руками трясет кисть Лепешева и широко улыбается, обнажая в свете автомобильных огней золотозубый рот.

— Ну, как тут у вас? — спрашивает полковник, когда страсти немного утихают.

Лепешев рассказывает командирам об обстановке на переправе.

— Четыре плота и понтон! — радуется капитан. — Значит, можем по одной машине потихоньку переправлять. Выдержит!

— Так не пойдет, — деловито говорит полковник. — Машины разгружать — и снова за ранеными. Пока немцы не пришли в себя, не сгруппировались, раненых надо вывезти из степи. Назначаю вас, капитан, начальником переправы. Батальон связи — в ваше распоряжение.

Командиры недолго совещаются, распределяя новью свои обязанности, затем расходятся. Лепешев остается один. Он понимает, что теперь не он хозяин на этом изрытом взрывами клочке земли, и чувствует легкую ревность. Мимо ползут грузовики, устало бредут к реке красноармейцы-связисты. Некоторые из них приветливо здороваются с лейтенантом, освещающим дорогу маленьким фонариком. Потом рядом с Лепешевым появляется сержант-сигнальщик с мощным аккумуляторным фонарем, и на лейтенанта уже никто не обращает внимания. Ему остается лишь завидовать четкости и порядку, который быстро устанавливается на узкой дороге, идущей к реке, порядку, который установили энергичные командиры, оттеснившие его, Лепешева, недавнего хозяина мыса, на второй план.

Лепешев идет в конюшню. Там его встречает Глинин. Докладывает:

— Товарищ лейтенант! Задание выполнено. Убитых нет, легкораненых трое.

Лепешев приказывает развести за задней стеной здания костер, Когда это сделано, строит взвод и медленно говорит:

— То, что вы сделали, — видели собственными глазами. Добавить к этому нечего. Мне остается лишь сказать, что я счастлив командовать такими бойцами. Надеюсь, что и в будущем мне не придется говорить других слов. — И заканчивает свою краткую речь: — От имени командования благодарю вас за отличное выполнение задания!

— Служим Советскому Союзу! — дружно звучит над покрытой туманной дымкой рекой.

«Значит, скоро рассвет», — отмечает про себя Лепешев и обыденным голосом командует:

— А теперь всем спать. Отдыхайте, товарищи.

Строй рассыпается, оживленно переговариваясь, бойцы расходятся.

Лепешев доволен, что никто не спросил, когда взвод будет переправляться, долго ли еще они будут сидеть в земляных норах на этом прибрежном взлобке. Почему не торопится переправляться — лейтенант и сам не знает. Какое-то смутное предчувствие подсказывает ему, что он, Лепешев, и его пулеметчики еще понадобятся здесь.

Лепешев стоит у самого обрыва и смотрит вниз. Коренастый капитан, видимо, дремать не любит. У берега уже не видно ни плотов, ни понтона. Под вербами, в свете автомобильных фар, бойцы разносят по щелям и береговым нишам носилки. Врач сортирует раненых — кого переправлять в первую очередь, кого класть в укрытие. И Лепешев снова невольно завидует: такого порядка при переправе его собственной дивизии не было.

Сзади появляется Глинин.

— Вас зовут, — тихо говорит он незнакомым взволнованным голосом. — Генерал Федотов. Командир дивизии.

Лепешев удивляется взволнованности всегда хмурого, бесстрастного бирюка, но от вопросов воздерживается.

Генерал неширок в плечах, не лишку в нем и росту. Он стоит возле камуфлированной «эмки» и зябко поправляет накинутую на плечи шинель. На петлицах поблескивают звездочки.

— Товарищ генерал, лейтенант Лепешев…

— Ладно, давайте без формальностей познакомимся, лейтенант Лепешев. — Генерал жмет сухими, неожиданно сильными пальцами руку Лепешеву и разглядывает его из-под козырька сдвинутой на лоб фуражки. — Вот вы какой… Спасибо. Вы нам здорово помогли.

— Что вы, товарищ генерал… — Лепешеву неловко. За одну ночь услышал лейтенант столько искренних похвал и благодарностей, сколько не получил за всю предыдущую военную службу, хотя порой бывало куда тяжелей.

— Не скромничайте, лейтенант. Когда немцы ударили по авангарду из минометов, мы шли на последнем дыхании. Уже приняли было решение укрепиться на сутки в балках, чтобы дать людям хоть чуть-чуть отдохнуть. А это значило бы, что мы могли завтра никуда не выйти. Могли навсегда остаться в тех балках… — Генерал опять зябко ежится.

— Вы нездоровы, товарищ генерал? Пойдемте к костру. Там теплее.

— Есть костер? — оживляется генерал. — Пойду с удовольствием. Несколько дней ночевал на земле. Очевидно, простыл немного.

У костра они садятся на пустые патронные ящики. Генерал угощает Лепешева папиросой и блаженно протягивает руки к огню.

— Правду солдаты говорят, что вы пошли нам на помощь по собственной инициативе?

— Не совсем так… — Для Лепешева вопрос этот неожидан. — Командир нашей дивизии полковник Савеленко знает, что мы встречаем вас.

— Знает? — Генерал окидывает Лепешева цепким взглядом небольших, глубоко посаженных глаз.

— Да, знает.

— Хм… Что ж, встретимся — поблагодарю его за воинское братство. — В голосе генерала Лепешеву слышится сомнение, и он спешит изменить неприятное направление разговора.

— Как вам удалось сохранить столько техники? — спрашивает он. — Такой путь прошли… Наши переправились без единой автомашины. А у вас даже танки!

— Э-э, юноша… — слабо улыбается генерал Федотов. — Всего один танк. А вчера их было куда больше. И бойцов много потеряли. Из вышедших половина раненых. Неделю же назад была полнокровная дивизия.

— Н-да… Окружение — не шутка, — сочувственно вздыхает Лепешев, наслаждаясь папиросой. В присутствии этого утомленного, грустного человека с генеральскими звездочками на малиновых петлицах он чувствует себя свободно и легко.

Они молчат, думают каждый о своем. Наконец генерал спрашивает:

— Когда вы планируете переправиться к своим?

— А вы полагаете, что успеете переправить всех раненых до рассвета? — задает встречный вопрос Лепешев.

— Едва ли. — Генерал долго кашляет, прикрывая ладонью маленький рот. — Раненых на прошлое утро было около полутора тысяч человек. Конечно, за сутки их стало много больше.

— Значит, завтра вам придется держать здесь оборону?

— Безусловно. Сводная рота уже окапывается в садах. Оборудуем промежуточную позицию на развалинах.

— Тогда нам необходимо остаться, — решает Лепешев. — Во-первых, мы не можем переправляться за счет раненых. Во-вторых, наши пулеметчики и бронебойщики уже пристрелялись к местности. У них есть надежные ориентиры. Если немцы предпримут завтра танковую атаку, то в садах и развалинах вашим долго не продержаться. Следовательно, эта позиция опять станет основной.

— Пожалуй, вы правы, — подумав, соглашается Федотов. — В садах нам долго не удержаться. А полковник Савеленко не будет к вам в претензии?

— Полковник разрешил действовать по обстановке. Да и при чем здесь какие-то претензии, когда дело требует! — сердится Лепешев.

— Ого! — улыбается генерал. — Вы и в самом деле с характером.

— Год воюю — будешь иметь характер! — вырывается у Лепешева.

Генерал Федотов опять долго молчит. Отблески неяркого костра подрумянивают его осунувшееся лицо, делают его более молодым.

— Вы правы, лейтенант, — тихо говорит он наконец. — У немцев перед садами большая возможность маневра. А здесь, на круче… Тут только в лоб. Да еще на узком участке. Мы закопаем наш танк именно тут. И дадим вам две «сорокапятки». Согласны?

— Конечно.

Генерал опять улыбается и по-отцовски добрым голосом произносит:

— Ну, вот и договорились. Можно наше совещание считать законченным?

Лепешев конфузится.

Федотов тихо смеется и похлопывает его по плечу.

— Не надо, лейтенант. Я очень рад, что вы в самом деле хороший командир. Не всякий молодой человек так разумно делает свое воинское дело. — Он на мгновение замолкает. — Сегодня вот такой же юноша по своей глупости оставил противнику почти весь наш боезапас. Есть три дивизионные пушки, есть двадцать три миномета, а стрелять теперь нечем… Так-то.

— А патроны? — вырывается у Лепешева.

— Этим мы вас скромно, но обеспечим. И гранатами, и противотанковыми патронами. И к «сорокапяткам» снарядов дадим.

Они опять молчат, наблюдая, как ползут вверх разгруженные у реки грузовики.

— Женаты? — вдруг спрашивает Федотов.