Мы вернемся домой - Иар Эльтеррус

— Добрый день, юница, — посмотрел он на нее. — Мы знакомы?

— Нет, — отрицательно покачала головой Даша. — И не такая уж и юница — сто пятнадцать лет.

— Ах вот оно что… — сделался пронзительным взгляд Ивана Николаевича. — Оттель, что ли?

Он ткнул пальцем в небо.

— Оттель, — подтвердила девушка. — Имперский социальный работник, навещаю пенсионеров, предварительно признанных достойными омоложения. Как вы сами понимаете, долгоживущие вечно молодые подлецы, националисты и либералы нам не нужны. Только наши. Имперцы, коммунары, совки, ватники, колорады. Иначе говоря, советские люди, стремящиеся к справедливости, к жизни по совести, а не по силе и подлости.

— Идеалисты… — позволил себе почти незаметную усмешку старик.

— Идеалисты, — подтвердила девушка. — Но в нашей реальности у нас все получилось, и принцип от каждого по возможностям, каждому по потребностям вполне себе работает. Преступность отсутствует, как таковая. Либерализм, нацизм и прочие деструктивные идеи забыты. Молодежь вся поголовно крылата душой. Обыватели еще есть, но их с каждым годом все меньше. Люди начали понимать святую истину: «Другому тоже больно!».

— Сумели перевоспитать, значит?.. — словно засветились глаза Ивана Николаевича. — А мы — нет. Вырастили новое, крылатое поколение, да только война его почти полностью выбила, мало нас осталось, не сумели мы. А потом Никитка лысый пришел, чтоб ему, твари поганой, в ад провалиться, и все изгадил…

— Да, именно он во многом виновен, — вздохнула Даша. — Не будь Хрущова, Союз бы не распался, он все это начал. А мы справились. Да, было очень трудно. Да, пришлось стать очень жестокими, даже безжалостными, не обращать внимания на мольбы чуждых нам о пощаде. А теперь мы обязаны повторить то же самое здесь. Вы, наверное, в курсе, как мы расправились с западными странами. Никакого оружия, кроме стрелкового, у них не осталось. Нет авиации, ни военных флотов, ни бронетехники, ни артиллерии, ни ракет и ядерного оружия. Помешать нам они уже не смогут. Только из внимания тварей упускать нельзя, не то обязательно нагадят.

— Эти нагадят, — подтвердил старик. — Тут даже к доктору не ходи, нагадят. Но если думаете, что у нас тут меньшая клоака, то вы очень ошибаетесь, как бы не большая. Что с ней делать станете?

— Искать толковых людей и привлекать их к работе, — честно ответила девушка. — Нас всего шесть с половиной миллионов, этого мало.

— Мало, нужно хотя бы раз в пять-шесть больше, — подтвердил Иван Николаевич. — Но современные… — он брезгливо скривился. — Дерьмо…

— Не все, — покачала головой Даша. — Донбасс. Да и в России немало воинов сохранилось. Не поддавшихся всему этому либеральному паскудству.

— Донбасс — это да, — кивнул старик. — Бесценный человеческий ресурс. Но все равно мало.

— Все еще живые советские старики.

— Многие из них рушили Союз, таких надо сразу отбраковывать. Есть возможность их определять?

— Есть, — подтвердила девушка. — Каждый претендент пройдет полное ментоскопирование — сканирование памяти и оценка ее планетарным искином. От него ничего не скроешь. Мелкие грехи у всех есть, но они неважны. Главное, чтобы человек человеком оставался, не гнидой.

— Верно, — согласился Иван Николаевич. — Но стариков всего три-четыре миллиона будет, не больше, а то и меньше. Кого еще?

— Мы объявили набор добровольцев, — ответила девушка. — Уже записалось больше полутора миллионов человек, русским людям всегда импонировала идея социальной справедливости. Естественно, доверять кому-либо мы будем только после ментоскопирования, не раньше.

— А то, что ваши говорили по поводу либералов, правда? — хитро прищурился старик.

— Более чем, — заверила Даша. — Они сыграли в нашей реальности настолько омерзительную, настолько подлую роль, что слов нет. Они служили оккупантам гауляйтерами, по их доносам людей уничтожали тысячами, ведь те отказывались склоняться перед их обожаемыми западными господами. Но не учли, что когда-нибудь мы вернемся, а в информационном обществе скрыть что-либо невозможно, интернет сохраняет все и всегда. Их преступления остались запротоколированными. После всего этого отношение к либерализму и либералам у народа было сами понимаете каким. Их вешали там, где находили, без суда и следствия. Рвали на куски. Насаживали на колья. А выживших искали, находили и судили. Либерализм в империи считается как бы не хуже нацизма, слишком его носители дискредитировали эту идею. А знаете, что самое интересное?

— Что? — приподнял бровь Иван Николаевич.

— Мы по дороге сюда повстречали еще одну реальность, опережающую вашу всего на четыре месяца. Вот только там второй президент выжил, Россия укрепилась, и в феврале две тысячи двадцать второго года начала очистку Украины от нацизма. Ее буквально вынудили к этому. Так вот, в той реальности все известные в нашей либералы и куча неизвестных нам выступили против денацификации, желая своей стране проигрыша, а то и гибели. Многие сбежали на Запад. Мы сняли информацию из социальных сетей той реальности, и знаем всех, кто там показал свою гнилую суть. Это очень сильно поможет здесь, поскольку люди те же самые, такие же гнилые и подлые.

— Да, это сильно поможет, — согласился старый разведчик, всю жизнь прослуживший сначала в НКВД, а потом в КГБ. — Жаль, что президент у нас не выжил, вон какая гниль после его смерти к власти пришла…

— Ничего, зато прилетели мы, — решительно заявила Даша. — И мы наведем порядок, в любом случае. Будет трудно, но разве России когда-либо бывало легко?

— Не бывало, — усмехнулся Иван Николаевич. — Никогда. Ни разу.

— Вы с нами?

— Могли бы и не спрашивать, это и так ясно. Но озвучу. Да!

— Я рада! — улыбнулась девушка. — Тогда предлагаю сразу отправляться на крейсер, я предупрежу медотсек, у вас очень изношенный организм, не хотелось бы, чтобы случился инфаркт или инсульт. Лучше принять меры заранее.

— На крейсер, так на крейсер! — стукнул палкой об землю старый разведчик.

И они расплылись в воздухе облаком искр.

Глава 19

Украинские нацисты бежали, прятались, в панике стреляли во все стороны, падали на колени, прятались за женщин и детей, умоляли о пощаде, крича, что они ничего плохого не хотели и просто любят свою страну, однако ничего не помогало. За ними шла загонная охота при помощи невидимых дроидов, их просто уничтожали, как уничтожают стаю взбесившихся собак. Неизвестно откуда звучал безразличный голос: «Именем империи!», била белая молния, и очередной нацист мгновенно превращался в обугленный труп, причем заложники и окружающие его люди оставались невредимыми — в случае необходимости их защищали энергетическим полем. Порой подонки