Нырнуть без остатка - Катя Саммер

– Как раз коньки для гололеда, – усмехаюсь.

– Переобуешься в машине. Вы же на машине? Вот и отлично! Все так делают.

Она заставляет меня надеть их и настойчиво подталкивает к зеркалу. Я чуть шатаюсь, но, когда поворачиваюсь, тотчас замираю, потому что в отражении вижу совершенно незнакомую девушку. Ну как незнакомую, скорее, улучшенную версию меня. Я такой, кажется, никогда не бывала – яркой, взрослой, даже сексуальной, наверное.

– Вау, ты роскошна! – раздается мужской голос за спиной, а потом следуют бурные овации. – Нет, не роскошнее тебя, пчелка, конечно, но…

– Роскошнее, Максим. Рос-кош-не-е!

Я поворачиваюсь к парню, что почесывает густую бороду и улыбается мне. Как они с Майей целуются, если у него такие заросли на лице?

– Эх, где моя молодость и свобо-ода! – тянет он сладко и садится в кресло, закинув руку за голову.

– Не поняла? – вдавив кулаки в бока, возмущается Майя, но я же вижу, что не всерьез.

– Да шучу я!

А мне шутка только на руку. Осмелев, подмигиваю Максу и продолжаю его игру.

– Увел бы меня у Никиты?

Да, меня по-прежнему не отпускает эта скользкая тема.

– Не-ет, – тянет он почти возмущенно, – девушка друга – это запретная территория.

Блин, ну я же права насчет него! Он не мог! А Макс подается вперед, подпирает рукой щеку и смотрит на меня пристально снизу вверх.

– Но если бы увидел первым, не оставил Никите шансов.

Или не права?

– Так, последний штрих! – вскрикивает Майя, отыскав небольшой тюбик в залежах ему подобных.

Вот только когда она раскручивает его и я вижу кроваво-красный цвет, тут же пячусь назад.

– Может, не надо?

– Надо!

– Но вдруг помада размажется или я ее «съем» случайно? Я же губы постоянно кусаю, когда волнуюсь. А на вечере я буду сходить с ума!

– Не размажется, это стойкий тинт.

– Подтверждаю! – вмешивается Макс, подхватив на руки Клео, которая носится по комнате, требуя внимания. – Эта штука так и не отстиралась от моей белой футболки из лимитированной коллекции.

– Боги, эти современные мужики! – Майя закатывает глаза и смеется, а потом шепчет тихо: – Шмоток больше, чем у меня.

Но Макс все равно слышит.

– Да ты сама половину носишь!

К семи тридцати двум я уже подхожу к дому. Точнее, сбегаю от двух сумасшедших влюбленных, которые собираются заспорить друг друга, кажется, до смерти. Хорошо, что у нас с Никитой по-другому.

Только переступаю порог и захлопываю дверь, как сразу впиваюсь глазами в Горского, который стоит напротив в идеальном черном костюме и поправляет перед зеркалом бабочку.

– Я уже собирался в розыск пода…

Последний слог так и не срывается с его губ. Он впечатывается в меня взглядом, и я в тот же миг понимаю, что все – и каблуки, и красная помада, и открытая спина в тонком пальто при минусовой температуре – стоит того. Просто чтобы Никита Горский, о котором я даже мечтать не смела все девятнадцать лет и девять из десяти месяцев, смотрел на меня вот так. Как? Да так, что кажусь себе суперзвездой на красной ковровой дорожке.

Свожу лопатки разом и выставляю грудь вперед. А это я еще не сняла верхнюю одежду, которую одолжила Майя.

– Кажется, они очень кстати, – говорит Никита, а потом протягивает мне букет роз на длинных-длинных стеблях, который прятал за комодом.

Таких прекрасных! И прямо под цвет помады.

Глава 34

Рада

Нервы на пределе. Я кусаю губы и уже третий раз проверяю помаду в боковом зеркале, пока Никита расслабленно направляет танк к парковке перед загородным клубом.

– Мамма мия, сколько народу! И все приехали, чтобы добровольно отдать деньги фондам?

Горский останавливается по разметке, глушит двигатель и поворачивается ко мне.

– Они приехали поспорить друг с другом, кто круче, Рад. Благотворительные аукционы – это всегда вопрос статуса и влияния.

– А что там хотя бы выставляют, покупают? Надеюсь, не людей? Не человеческие органы?

Я живо воображаю этот ужас, но смех Никиты немного разряжает обстановку.

– Нет, не людей и не органы. Хотя пару лет назад местная поэтесса выставляла два часа общения за приличную сумму и была, между прочим, нарасхват.

У меня глаза округляются, ничего поделать не могу.

– Обычно все банально, – поясняет со скучающим видом Никита, – это продукты производства, вроде брендовой мебели или одежды, предметы искусства – картины, редкие фильмы, старые издания книг. Отец, например, выставляет коттедж в элитном районе.

– И твой отец не боится участвовать в этом шоу? Я имею в виду… в связи с последними событиями.

– Отец обязан участвовать в этом шоу в связи с последними событиями. Мир бизнеса жесток. Дела идут плохо, и, если он даст слабину, его живьем сожрут.

Я снова кошусь на щедро украшенное огнями здание. Сомнений, стоит ли соваться прямо в клетку к тиграм, с каждой минутой все больше. И, если дома, обнимаясь с Никитой и букетом роз, я себя более-менее уверенно чувствовала, то сейчас ощущаю только растерянность. Полную.

– Ты правда думаешь, мне стоит пойти с тобой? – бормочу сбивчиво и нервно. – Может, к черту все? Возьмем пиццу, вернемся к Волку и…

Никита перегибается через приборную панель и целует меня. Медленно, тягуче, словно мы никуда не спешим и весь мир вокруг подождет. С каждым движением его языка дальше по венам растекается розовая сладкая вата. Еще немного, и я буду согласна на все.

Он отстраняется первым, смотрит блуждающим взглядом, а я рада, что не одна тут схожу с ума.

–