Вольник - Константин Георгиевич Калбанов

— Да хоть сейчас, — развёл я руками. — раньше начнём, до обеда управимся.

— Куда топать?

— В подвал, от посторонних глаз подальше.

Антонина Прохоровна прикрыла рот ладошкой, и отвернулась, энергично заработав тяпкой, ещё и уголком платка глаза утёрла. Переживает за мужа. Да оно и понятно. Как не переживать-то.

Семейство Лужиных переехало ко мне на подворье буквально на следующий день. Нечего им ютиться в квартире, если есть вполне просторный дом. Мне всего-то и нужно, спальня, да рабочий кабинет. Остальное я отдал в распоряжение семейства. Пусть устраиваются. Дом тут же наполнился шумом и гамом, от вездесущей детворы, но мне это не мешало. Где-то даже наоборот, было приятно.

К детям, я со всей любовью. Даже когда деру уши, это не от злости, а науки для. Потому как придерживаюсь одного немудрёного правила — сколько человеку не объясняй, врезать, выпороть, оно как-то надёжней. Наука преподанная вкупе с болью, в голове задерживается куда надёжней. Не так уж и не правы были учителя старины, практиковавшие розги…

Операционную я развернул на рабочем столе будущей химической лаборатории. Благо тот был из нержавеющей стали. Обложил оперируемый участок полотенцами, чтобы кровь не растекалась во все стороны. Перетянул в районе паха жгутом, вооружился специальными иглами, и воткнув в нужные точки обезболил.

Ну да, акупунктура мне то же не чужда. Я ею ещё в средние века начал овладевать, а после увеличил багаж знаний. Как и в медицине вообще, которую начал изучать в Византии двенадцатого века. Кстати, был сильно удивлён тем, насколько оказались глубоки их познания в этой области.

Последний штрих, набросил на лицо оперируемого полотенце, и велел не убирать. Сильные мужчины они такие. Могут горы свернуть, в одиночку выйти против десятка, сражаться уделавшись в кровище по самую маковку, выпускать кишки и отрубать конечности. А стоит увидеть как кто-то ковыряется в их теле, так сразу дурно становится. А уж когда эти богатыри наблюдают роды, так и вовсе кино. И смех и грех, честное слово…

Иссечение мышц, и придание аккуратной культи, прошло более чем успешно. Каких-то полчаса, и я наблюдал дело рук своих, с аккуратными швами. Размерчик как раз под приёмную гильзу протеза. Да отлично получилось! Абсолютная память не подвела, и навыки сохранились в полной мере, не смотри, что этими руками оперировать не приходилось.

Ещё раз окинув взглядом дело рук своих, я удовлетворённо произнёс.

— Ну всё, Гаврила. Можешь исцеляться.

Тот согнул руку и коснулся «Лекарем» своего подбородка. И тут же послышался дробный перестук от выпавших из него игл, а по телу пробежала волна истомы.

— М-мать! Да что ты будешь делать! — недовольно вскликнул я.

— Что не так? — сдёрнув с лица полотенце, обеспокоенно спросил Гаврила.

— Всё не так, мать его. Нет, ну не свинство ли? — глядя на пациента, в сердцах произнёс я.

Не спрашивайте, как такое возможно. Вон в тазу лежат вырезанные клинья мышц, лоскутки кожи, стол залит кровью, а передо мной обрубок бедра в изначальном состоянии, наложенные швы попадали на стол вместе с иглами. Занавес! Н-да. Вообще-то, если маленько подумать, то об этом можно было догадаться изначально. Но вот как-то упустил такой момент. Ладно. Не выходит с парадного, зайдём с чёрного хода.

— И что теперь? — глядя на отсутствие результата, поинтересовался Гаврила.

— Не переживай. Сейчас всё будет, — подмигнул я ему, забирая у него «Лекаря».

Хорошо хоть взялся использовать амулет Лужина. Он двухкаратник. А это уже проще. Поднёс к нему свой александрит. Судя по цвету, плюс-минус, где-то посредине. Снял ладанку с амулетами, и вооружился скальпелем. Отстранился разумом от тела, так, чтобы сохранялась чувствительность, но не болевые ощущения, и сделал глубокий разрез на предплечье. Поднёс к подбородку «Лекаря» Гаврилы, и ощутил пробежавшую по телу приятную волну. Ну и от раны не осталось и следа. Вновь проверил состояние камня. Заряда чуть больше четверти.

— Ложись, — решительно скомандовал я.

— Уверен? — с сомнением поинтересовался Гаврила.

— Тебе-то чего. Не получится, опять испытаешь наслаждение, глядишь может повезёт и опростаешься.

— Я лучше к Тоньке под бочок.

— Ладно. Тогда не опростаешься, — берясь за иголки, легко согласился я.

Опять вырезал клинья мышц, сформировал культю и наложил швы. Взял в руки «Лекаря»… Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай сам! Подумав об этом приложил камень к подбородку пациента. Получилось! Раны затянулись и сразу зарубцевались. А вот швы и иглы на этот раз не выдавило.

— Готово. Принимай работу, — извлекая иголки, произнёс я.

— Хм. А ить болит, — недоверчиво глядя на меня, произнёс Лужин.

— Пробуем ещё раз, — произнёс я берясь за своего «Лекаря».

Едва прикоснулся камнем к подбородку, как Гаврила повёл плечами, моргнул и прислушался к своим ощущениям. Я же глядел на его культю. На этот раз она осталась именно той конической формы, которую я ей предал. Зато вновь попадали все швы. Ну вот. Давно бы так.

— Не болит, — удовлетворённо произнёс пациент.

— Перебирайся сюда, и оботрись от крови, — указал я ему на ведро с водой и полотенцем.

— Ага.

Вскоре он уже был готов и устремил на меня вопросительный взгляд. Я же указал ему взглядом на протез, мол примеряй. Разобраться с тем, как его нужно прилаживать не сложно. И уж тем более человеку имеющему техническое образование. Глазомер меня не подвёл, и культя села в приёмную гильзу как родная.

— И чего теперь? — Глядя на меня, поинтересовался Гаврила.

— А теперь надевай штаны, и двигай наверх. Придётся учиться ходить. Поверь, это совсем не одно и то же, что с простой деревяшкой. Сам видишь, тут всё на шарнирах, так что дерзай.

Штаны ему удалось одеть самостоятельно, хотя и не без труда. Лично я и не думал ему в этом помогать. Не маленький. Пусть старается.

Из подвала он поднялся с трудом, дважды при этом упав. Причём в первый раз, на ровном месте. Я и не подумал ему помогать. Разве только подал массивную трость, от которой он изначально отказался.

После обеда я выгнал его гулять по двору и садику. Мало того, он ещё и взялся помогать повеселевшей супруге. Правда, Антонина Прохоровна посматривала на мужа с некоторым беспокойством. Так-то он уже вполне себе бодро скакал на своей деревяшке, а тут едва на ногах держится, словно пьяный. Однако, сам Гаврила был полон оптимизма. Только хватило его лишь до сумерек.

— Твою-у м-ма-ать, — сдёрнув с себя протез, выматерился он.

И было с чего. Сразу в нескольких местах появились кровавые мозоли, три из волдырей с голубиное яйцо, три уже