Броненосец - Уильям Бойд

— Едете в Африку?

— Он исчез.

— Кто?

— Люцифер. — Уоттс похлопал себя по левому плечу, потом по левой щеке. — Старик Сатана обделался и отвалил. — Уоттс уже подошел к нему довольно близко, и Лоример разглядел, как блестят его глаза. Лоример никак не мог понять — под кайфом тот или это счастливое состояние недавно исцелившегося от нечистой силы.

— И это благодаря тебе, Лоример.

— Да нет, при чем тут я…

— Если бы не ты, я бы никогда не услышал «Сущую Ачимоту». Если бы не ты, я бы не раздобыл этот джу-джу. Могучий африканский джу-джу отогнал засранца дьявола. Это заслуга «Сущей Ачимоты», это твоя заслуга.

Лоример проверил, где выходы из комнаты.

— Ну и, мистер Уоттс?..

— Эй, зови меня просто Дэвид. Так вот, я хочу, чтобы ты работал на меня — управлял этой «Сущей Ачимотой», стал бы главным исполнительным, или как там это еще называется.

— У меня ведь уже есть работа, м-м… Гм, Дэвид. Но все равно, спасибо.

— А ты брось ее. Я буду платить тебе, сколько захочешь. Ну, сто кусков в год.

— Очень любезно. Но… — Но у меня есть своя жизнь, мысленно закончил он.

— Конечно, я все еще сужусь с этим треклятым «Фортом Надежным». Но к тебе это никакого отношения не имеет. Я им велел не катить бочек на Лоримера Блэка.

— Я-то им порекомендовал заплатить вам.

— Да хрен с ними, с деньгами. Одни только таски и дрязги. Я тогда места себе не находил, да еще этот дьявол сидел на плече, и все такое. Кто-то же должен платить за весь этот стресс.

Лоример решил, что лучше выложить ему все напрямик:

— Но не могу же я бросить свою работу и перейти к вам, если вы преследуете по суду ту компанию, которую я по долгу службы представлял.

— А почему бы нет?

— Ну, это было бы… неэтично, что ли.

— Лоример, с какой планеты ты свалился, а? Ладно, не спеши, обдумай все хорошенько. Все будет отлично. Я буду наведываться время от времени. Может, договоримся. — Он снова вставил наушник в ухо. — Ты не позовешь сюда Терри? Сам дорогу домой сможешь найти? Ну, как говорится, до скорых встреч.

Черта с два, думал Лоример, тащась по пустынным улицам в поисках такси и смутно мечтая, чтобы какая-нибудь «Сущая Ачимота» и из него тоже изгнала демонов, чтобы какой-нибудь мощный африканский джу-джу начал творить добрые чудеса и в его жизни.

394. Поднос Нерваля. Без сомнения, Нерваль любил Дженни Колон чрезмерной и навязчивой любовью. Дженни Колон была актрисой, и Нерваль каждый вечер ходил в театр, чтобы увидеть ее. Когда-то она вышла замуж (причем в Гретна-Грине[28] — подумать только!) — за некоего Лафона, тоже актера; потом их брак распался, и у нее была долгая связь с голландским банкиром по имени Хоппе, а затем еще множество мужчин, прежде чем в ее жизни появился де Нерваль. Современники описывали Дженни Колон как «type rond et lunaire»[29]. Lunaire? Мой словарь переводит это слово только как «лунный», а еще дает название цветка — moonwort, «гроздовник». Лунный тип… Вполне естественно, на ум приходят мысли о безумии. О чем-то таком, что способно довести человека до безумия.

У Нерваля начался роман с Дженни Колон, но длился он недолго. Завершилась их связь так (если верить биографии, которую я читаю): однажды Нерваль неожиданно ринулся на нее, чтобы поцеловать в губы — лунные губы. Испугавшись, Дженни инстинктивно оттолкнула его, и Жерар, пытаясь удержаться на ногах, стал неуклюже искать опоры, хватаясь за все подряд, и нечаянно разбил принадлежавший ей драгоценный поднос. После этого глупого происшествия с разбитым подносом их отношения уже никогда не были прежними. Спустя несколько недель Дженни бросила Нерваля и вышла замуж за флейтиста. Но — поднос? Это надо же — чтобы последней соломинкой, последней каплей стал какой-то поднос. Кто знает, каковы были настоящие, более глубинные причины их разрыва, — но я почему-то не в силах отделаться от мысли, что Нерваль мог бы приложить больше усилий для примирения. Мне кажется, Жерар де Нерваль просто ничего не пытался исправить: нельзя, чтобы между любовниками вставал какой-то поднос, каким бы ценным он ни был.

Книга преображения

День прошел в заурядных хлопотах современной жизни: Лоример оплачивал счета, наводил в доме чистоту и порядок, покупал продукты, относил белье и одежду в прачечную и химчистку, вынимал деньги из банкомата, перекусывал бутербродами, — все эти банальные действия, сознавал он, обладают любопытным свойством приносить огромное удовлетворение и успокоение — но лишь после того, как с ними покончено. Он позвонил матери и узнал, что отца должны кремировать в понедельник днем в крематории Патни-Вейл. Мать сказала, что ему необязательно присутствовать, если он слишком занят, и Лоримера сразу задела и даже оскорбила такая излишняя предупредительность. Он сказал, что обязательно будет.

Стемнело рано, и ветер сердито стучался в оконные рамы гостиной. Лоример открыл бутылку калифорнийского каберне, поставил медитативного Монтеверди, но вскоре поменял диск на Болу Фоларина и «Аккру-57». Бола славился своим чрезмерным пристрастием к ударным инструментам и использовал все мыслимые сочетания, знакомые западным группам, правда, дополнял их сухим басом говорливых барабанов западноафриканской глубинки и отрывистым контральто тамтамов. Что-то в этих атавистичных ритмах, да еще в сочетании с действием вина, внушило Лоримеру беспокойство, заставило его уступить болезненному наплыву чистого вожделения. Может, начала срабатывать «Сущая Ачимота»? — подумал он и, поддавшись мгновенному порыву, накинул пальто и шарф, закупорил бутылку каберне, сунул ее в карман и, выбежав в ночную темень, устремился к своей проржавевшей «тойоте».

В Чок-Фарм ветер, казалось, дул еще более пронзительный (наверное, потому, что Чок-Фарм расположен на холме, предположил Лоример), и ветви лип над его припаркованной машиной гнулись и трещали от сердитых порывов. Потягивая каберне, он всматривался в большие эркеры в квартире супругов Малинверно. Прямо у окна стояло нечто вроде восточной резной ширмы, загораживавшей нижнюю треть оконного проема, но позволявшей видеть голову и плечи того, кто за ней стоял. Лоример видел Гилберта Малинверно, расхаживавшего по комнате взад-вперед, — точнее, последние полчаса он наблюдал, как тот упражняется в жонглерском мастерстве (наверное, забросил свой мюзикл?). Малинверно подбрасывал в воздух пригоршни разноцветных шаров, легко меняя порядок и направление их полета. Да у него настоящий талант, нехотя признал Лоример. Потом Малинверно прекратил тренироваться, и по направлению его взгляда Лоример заключил, что кто-то вошел в комнату. Теперь он минут десять ходил взад-вперед и бурно жестикулировал, причем вначале Лоример подумал, что это тоже что-то вроде жонглерского упражнения, но затем, после ряда озлобленных выпадов, догадался, что на самом деле тот на кого-то кричит, и этот кто-то — без сомнения, Флавия.

Лоримеру захотелось швырнуть винную бутылку в окно, схватить мерзавца за горло и переломать ему все кости… Он продолжал большими глотками пить каберне и раздумывать, сколько еще времени выдержит здесь в машине, — но тут дверь подъезда распахнулась, и Флавия, сбежав по ступенькам, стала быстро удаляться вниз по улице. В одно мгновенье Лоример выскочил из машины и пустился следом.

Она свернула за угол раньше, чем он успел настичь ее, и исчезла под аркой с небольшими магазинчиками, чтобы войти в ярко освещенный круглосуточный супермаркет «Эмпорио Мондиале». После недолгого колебания Лоример тоже вошел, но ее уже нигде не было видно. Щурясь от слепящего белого света, он начал осторожно пробираться по лабиринтообразным проходам между высокими стеллажами с шаткими баррикадами из гигиенических салфеток и рулонов туалетной бумаги, кухонных полотенец, одноразовых подгузников и собачьих галет. Вдруг он увидел Флавию: склонившись над холодильником с мороженым, она что-то искала там на дне. Лоример отпрянул, на миг затаив дыхание, а когда, немного успокоившись, выглянул и хотел к ней подойти, — она снова пропала из виду.

Лоример устремился к кассам; там одинокая девушка-эфиопка терпеливо пересчитывала мелочь — кучу коричневых монеток, которые извлекала из своей бездонной сумочки какая-то старушка, но Флавии не было. Господи, где же она? Может, она вышла там, где вход? Он помчался обратно — и снова увидел ее: она удалялась по боковому проходу в сторону газетного лотка. Лоример счел, что правильнее всего последовать за ней сбоку, и, нагнувшись, чтобы его не видно было за полками с хлебом и пакетами с зерновыми хлопьями, устремился к вертушке с баночками пряностей и витринам с жуткими салатами.

Дойдя до края стеллажа, он свернул, — и тут Флавия брызнула в него освежителем воздуха: Пффффт! Прямо ему в лицо попало мучнистое облако, издававшее сладкий запах фиалок, и он чихнул несколько раз.