Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

И все-таки Дамиану приходилось переводить Гордеца на рысь и шаг, чтобы дать ему отдохнуть. Боевой мургезе может и способен был на длительные забеги с двумя седоками на спине, но загнать его все же было возможно.

До конца дня время ползло, точно червяк в патоке — снежные равнины сменялись снежными равнинами, поднялась буря, и казалось, что они вовсе движутся. Однако, когда начало стремительно темнеть, река сделала широкую излучину к западу, и на берегу из пурги выросли серые гранитные стены Саргона. Миновав подвесной мост и жмущуюся к жаровням стражу, они внеслись в город на взмыленном Гордеце, фыркающим паром из ноздрей.

Вся мощь бури осталась позади.

Убедившись, что страже нет до них никакого дела, Дамиан свернул влево, чтобы поскорее уйти с главной улицы. Они проехали мимо амбаров, кирпичных складов, домов купцов, торговой площади, улицы бархатных домов, кладбищ и покосившихся театров. Здания в бедной части города разделяли узкие дороги, от которых отделялись кривые улочки и переулки, где два человека едва могли разойтись. Снующих людей было немного, лишь посыльные да нищие, кутающиеся в лохмотья. Те, у кого были хоть какие-то деньги, предпочли спрятаться в такую холодрыгу под кровлей.

Впереди показались гостиницы, но Дамиан уверенно направил Гордеца вперед. В дешевых гостиницах, возможно, меньше присматривались к посетителям, но боевой мургезе, который стоил как иной земляной надел на окраине, привлекал к себе слишком много внимания. Что им было совсем не на руку. Гордец явно запомнился бы оборванцам слишком хорошо, что заставило бы охочих до сплетен и вознаграждений всмотреться в лица ездоков. Сделав вид, что чешет бровь, Дамиан прикрыл лицо от глазеющего на них попрошайки.

Выехав на улицу мясников, Дамиан ощутил, как от голода скрутило желудок. Рот наполнился слюной. Он хотел мяса и хорошего, добротного эля. А еще спать. Последние дни совсем его вымотали. Даже санграл не мог быть постоянной заменой целебного сна.

Выехав на маленькую площадь, Дамиан огляделся. Перекресток разбредался в стороны пекарной улицы, кожевнической, почтарской и аптекарской. Не дав Дамиану времени определиться, Гордец дернул повод и устало побрел к фонтанчику у начала почтарской улицы. У фонтана жеребец остановился, опустил усатую морду за каменный борт и припал к воде. Дамиан слез с седла, аккуратно приземлившись на левую ногу. Правую он берег.

Гордец поднял морду, с которой полились струйки холодной воды. Тяжело вздохнув, снова припал к воде, и Дамиан услышал, как в его подрагивающих боках булькает глотаемая вода. Решив, что обязательно купит Гордецу сахара, Дамиан вспомнил о Мирро и с печалью потрепал жеребца по шее. Дамиан скучал по верному мерину и надеялся, что его сберегли. Если он остался на службе Храма, то о нем хотя бы немного заботятся. Конечно, сахара ему наверняка не предлагают, но свою долю сена и ячменя он все равно получает. Если его не отправили к мяснику за предательство всадника. Дамиан отогнал печальные мысли. Он обязательно найдет Мирро, когда выпутается из петли, что затягивалась на его собственной шее.

Убедившись, что Гордец напился, Дамиан перехватил повод, как вдруг заметил, что Авалон кренится к земле. Веки ее подрагивали — задремала прямо в седле. Осознав, что она сейчас загремит вниз головой, Дамиан рванул вперед. Правая нога вспыхнула от боли. Гордец заложил уши и резко сдвинулся в сторону. Авалон выскользнула из седла.

Он успел ее подхватить, но едва сам не упал из-за боли в ноге. Ухватившись за стремя и удержав равновесие, Дамиан встряхнул Авалон, чтобы она пришла в себя.

— Пресвятая Персена! — ахнула она, заметив, что он держит ее за талию.

Она собиралась сбросить его ладонь, но он сам отдернул руку, не дав ей коснуться себя. Чувство гадливости смешалось с неловкостью.

— Еще раз услышу, как ты вспоминаешь всуе имя этой продажной шлюхи, отрежу язык, — процедил он, пытаясь справиться с колотящимся сердцем, и схватился за повод Гордеца, как за спасительную веревку.

Он отвел глаза, и взгляд его упал на окровавленное седло. Сердце испуганно сжалось. Умрет она — умрет он. Дамиан быстро оглядел ее и едва не подавился.

— У тебя… — Он замялся, злость разгорячила его даже на холоде. — Это! — Слово обожгло рот, как кипящая смола.

Она опустила взгляд и оглядела окровавленные штаны. Ее щеки вспыхнули румянцем.

— Лунная кровь, инквизитор. Это называется лунная кровь, — процедила она, злобно глядя на него исподлобья. — Такое бывает у женщин. Хотя что ты можешь знать о телах женщин? Только как пронзать их мечом и сжигать на кострах.

Она фыркнула и приспустила тунику, чтобы прикрыть пятно. Дамиан почувствовал, что сгорает от стыда.

Великий Князь, какой срам! Да она… Она не женщина, а течная сука!

Разозлившись от собственной растерянности, он порывисто повернулся и, не оглядываясь, рявкнул:

— Иди за мной!

Миновав почтарские конюшни, Дамиан отыскал сносную на вид гостиницу «У Марты»: огромный дом из оштукатуренного кирпича, верхние этажи которого нависали над улицей. Здесь наверняка пережидали посыльные и местные забулдыги. Он убедился в этом, когда они оставили Гордеца на конюшне и вошли внутрь.

Гостиница пропиталась запахом дыма, пота и чесночных сосисок, острый аромат которых заставил желудок Дамиана заныть. Внутри было тепло, шумно и сумрачно, несмотря на горевший очаг и несколько свечей на столах, за которыми сидели посетители. Дамиан постучал сапогами по дверному косяку, сбивая с сапог налипший снег. Убедившись, что в углах помещения нет засады, он неспешно прошел вперед. Настороженным взглядом скользил по людям, пытаясь определить, есть ли здесь храмовники. Однако, похоже, к его счастью, здесь были только посыльные, городские ремесленники да бархатные девицы. Хозяйка гостиницы, — видимо, та самая Марта, —суетясь, мельтешила по залу, как обычно делают невысокие, но деловые люди — так, будто пыталась создать впечатление, что заслуживает больше пространства. Кухарка, пристроившаяся за стойкой, щедро посыпала ее мукой и выкладывала поднявшееся тесто. Растянув его несколько раз, она пухлыми пальцами стала мять и вертеть его, то и дело добавляя муку, пока оно не заблестело, точно дорогой сатин.

Мотнув головой, чтобы прикрыть волосами проколотое ухо, Дамиан подошел к стойке. Хозяйка тут же юркнула за нее и вытерла руки о передник. Изобразив гостеприимную улыбку, она вежливо представилась:

— Добрый вечер! Меня зовут Марта, я хозяйка гостиницы. Вы наверняка устали с дороги. Чего изволите?

Дамиан едва не поморщился от ее акцента. Несмотря на то, что город давным-давно был завоеван Иниром и внедрен в государственную политику, саргосцы до сих пор старательно выделяли свою историческую причастность к Трастамаре. Но всегда делали это так, чтобы их невозможно было оштрафовать за нарушение законов. Изъясняться на инирском — пожалуйста, но от трастамарского акцента местные отказывались избавляться.

— Теплую еду, вина и комнату.

Дамиан заметил, как хозяйка при этих словах стрельнула взглядом в Авалон. Тревога кольнула его нутро.

— Комнат на двоих у нас, к сожалению, нет, — вновь приклеив к губам обходительную улыбку, сказала Марта, глядя на Дамиана. — Я могу предложить коморку для вашей спутницы, а вы можете поселиться напротив, в гостинице Алонзо. Я сейчас же велю распорядиться…

Выйдя из-за стойки, она протянула руку и, ухватившись за запястье Авалон, быстро проговорила:

— Nesista auda, hermana[2]?

— Я…

Дамиан решительно схватил Авалон за свободную руку и, подтянув к себе, обнял за талию. Ее мягкие волосы защекотали его подбородок.

— Я не желаю разлучаться с женой. — Губы его искривила снисходительная усмешка. Руки покалывало от прикосновения к вёльве. Дамиану до смерти хотелось омыться святой водой, чтобы избавиться от этого ощущения.

Марта опять бросила взгляд на Авалон. Дамиан сильнее вдавил пальцы ей в талию.

— Все в порядке, señora. — Он по голосу услышал, что вёльва натянуто улыбнулась. — Мы с мужем хотели бы одну комнату. Я так устала с дороги…