Великие арабские завоевания - Хью Кеннеди

В 671 году Зияд ибн Аби Суфйан, правитель Ирака и всего Востока, собрал в Ираке, главным образом в Басре, 50 000 человек, чтобы вывести их в Мерв и тем сократить потребление местных ресурсов. До того времени арабские армии ежегодно ходили походами в Хорасан и каждую зиму возвращались в Ирак, оставляя лишь маленькие отряды для защиты городов. Появление такого множества мусульман в качестве постоянных поселенцев преобразило ситуацию. Возможно, в Мерве и окрестных городках и деревнях оказалось больше арабских поселенцев, чем во всем остальном Иране. Они были голодны, жаждали богатств и подвигов — им предстояло образовать ядро армии, вторгшейся в Трансоксанию.

Когда правителем Хорасана в 681 году назначили Салм ибн Зияда, набеги за Оке стали более частыми и целенаправленными. Он занялся методичной подготовкой, собирая армию силой в несколько тысяч человек из арабских поселенцев. Многие из этих добровольцев охотно приняли участие в джихаде, но не всех переполнял энтузиазм: позже один человек рассказывал, как он пришел, чтобы записаться в предстоящую экспедицию, но когда писец спросил его, вносить ли его имя, «ибо предстоит святая война и она принесет духовные заслуги», нервы у него сдали и он ответил, что будет искать совета у Господа, а пока подождет. Он все еще ждал, когда списки были заполнены, и жена спросила его, отправляется ли он с войском. И опять он ответил, что ждет решения от Бога, но ночью Бог явился ему и сказал, что он должен отправиться в поход, который будет победоносным и успешным. Это оказалось заманчивее духовных заслуг. На следующее утро тот человек пошел к писцу и уговорил внести его в списки.

У нас мало подробностей той экспедиции, не считая факта, что Салм первым переправился со своим людьми через зимнюю реку, возможно у Самарканда. Армия атаковала Хорезм и собрала дань, прежде чем двинуться на Согдиану, где был заключен мир. Согласно Бухарской летописи, Салм атаковал город и вынудил царицу Хатун просить мира, однако подробности очень противоречивы. При Салме была жена, и в Самарканде она родила сына, которого назвала Согди (Согдиец) в память о месте, где он родился. Когда мусульмане ушли, жена Салма увезла с собой корону. Это показывает, что отношения между высшими классами арабов и иранцев не всегда были враждебными и что жены врагов считали себя равными. Правда, история не сохранила реакции согдианской царицы на потерю своей короны. Любые планы, которые обдумывал Салм для продолжения кампании, рухнули из-за хаоса, захлестнувшего халифат со смертью Йазида I в 683 году. Род Салма открыто поддерживал старого халифа, и теперь Салм спешно покинул Хорасан, торопясь принять участие в споре о назначении преемника. Арабы в Хорасане остались без официального лидера, и племенное соперничество, сдерживавшееся прежде наместником, вспыхнуло с поразительной яростью. В Хорасане три главные племенные группы представляли роды Мудар, Рабиа и Бакр ибн Ваил, которые теперь сцепились в борьбе за власть над провинцией. Абдаллах ибн Хазим из рода Мудар взял власть в Мерве. Он приказал умертвить двух вождей Рабиа. Теперь между кланами пролегла кровь, и война стала неизбежной. Все соперничество многоплеменной Аравии времен джахилийи заново вспыхнуло на этом отдаленном форпосте, и еще обострилось спорами за богатства завоеванных земель. Конкистадоры VII века сцепились между собой.

Рабия и Бакр бежали из Мерва на юг, в Герат, и закрепились в древнем городе. Абдаллах преследовал их. Когда ему наконец удалось прорвать их строй, началась бойня. Он поклялся, что казнит всех пленных, доставленных к нему до восхода солнца, и выполнил клятву. Рассказывают, что убито было 8000 человек из родов Рабиа и Бакр. Для Хорасана уже невозможен был возврат к прежнему. Кровная месть между племенами арабов то затихала, то снова вспыхивала, несмотря на то что армии мусульман завоевывали все новые земли. Когда известие о резне дошло до далекой Басры, где остались семьи многих из этих людей, в городе заново разгорелась межплеменная вражда.

Абдаллах остался теперь хозяином Хорасана и отвечал только перед самим собой, но каша заваривалась все круче. Он чувствовал, что не может рассчитывать на поддержку могущественного племени тамим — он унизил членов этого племени и их союзников, а двоих приказал засечь до смерти. В отместку они захватили сына Абдаллаха, Мухаммада, и держали его пленником в Герате. Однажды ночью он лежал связанным у лагерного костра, где трапезничали его сторожа, и одному из них захотелось помочиться. Они сделали это на пленника. В ту же ночь его убили.

Униженный и исполненный мести Абдаллах нанес ответный удар, и война возобновилась с новой силой. Все же и тогда еще оставалось место для прежнего рыцарства. Аб-даллах был из тех личностей, которых окружают легенды. Согласно одной из них он согласился вступить в единоборство с военачальником противника по имени Хариш. Они сцепились, кружась на двух жеребцах, пока противник Абдаллаха не изловчился боднуть соперника головой. К счастью для Абдаллаха, у противника лопнуло стремя, и он выронил меч, что дало Абдаллаху шанс галопом ускакать к строю своих воинов, цепляясь за шею лошади. В развязавшемся после этого общем сражении люди Абдаллаха одержали верх, и он сумел поймать своего противника, которого теперь окружала лишь дюжина соратников. Они забились в развалины старой крепости и приготовились защищаться. Абдаллах предложил мир. Противник должен был покинуть Хорасан, выплатить 40 000 дирхемов и расплатиться со всеми долгами. Пока они обсуждали условия, повязка на голове Абдаллаха, прикрывавшая полученную им в единоборстве рану, ослабла и соскользнула на землю. Противник любезно нагнулся и подал ее. «Сегодня твое прикосновение много мягче вчерашнего», — пошутил Абдаллах, на что Хариш ответил, что, не лопни его стремя, он пересчитал бы все зубы Абдаллаха своим мечом. Так, смеясь, они и расстались, и Хариш, как подобало доброму бедуину, сочинил песнь об этом единоборстве:

Я день и ночь таскал копье, Из сустава вышло плечо мое. Два года не было у нас привала. Не на подушке, на камнях мы спали, Мне плащ, коль ночью соснешь, — броня, А постелью попона боевого коня.

Такими бедуины любили вспоминать своих героев: крепкими, одинокими, уверенными в себе и отважными. Этот дух и привел арабов к границам Китая.

Однако с людьми, убившими его сына, Абдаллах шутить не собирался. Он преследовал их с беспощадным упорством. Они укрылись в выстроенной из сырцового кирпича крепости городка Мервруд на берегах реки Мургаб. Оборону возглавил некий Зухайр. Он был отважен и умел рисковать. Он делал вылазки по сухому руслу, чтобы нанести удар Абдаллаху, и поклялся, что разведется со своей женой, если не прорвет строй Абдаллаха. Однажды Абдаллах приказал своим людям укрепить крючья на наконечниках копий, чтобы зацепить Зухайра за кольчугу и стянуть с седла. Четыре копья действительно зацепили его, но он был слишком силен и, рванувшись, вырвал древки у них из рук. Когда он вернулся в крепость, копья болтались у него по бокам как трофеи.

Годичная осада взяла свое, и оборонявшиеся готовы были сдаться. Зухайр уговаривал их дать бой и прорвать линию осады, и тогда, говорил он, перед ними ляжет открытый путь к мирбаду, огромной площади в центре родной Басры, от которой их отделяла тысяча километров. Но ему не удалось набрать достаточно сторонников — защитники предпочитали сдаться на милость Абдаллаха. Они открыли ворота и вышли из крепости. Со связанными руками их привели к Абдаллаху. Далее история гласит, что он готов был оказать им милость, но уцелевший сын его, Муса, стоявший рядом, не знал пощады. «Я паду на свой меч, — сказал он отцу, — если ты простишь их». И вот пленных одного за другим казнили традиционным арабским способом — одним коротким мощным ударом меча сзади по шее. Только троих пощадили, потому что за них вступились люди Абдаллаха.

Когда черед дошел до Зухайра, Абдаллах хотел пощадить его и даже дать ему поместье, где он мог бы жить. «Можно ли казнить таких, как Зухайр? Кто будет тогда сражаться с врагами мусульман? Кто защитит арабских женщин?» И снова вмешался безрассудный Муса, спросив отца, можно ли убить самку гиены, и оставить в живых самца; убить львицу и оставить льва? Закон мести был важнее безопасности арабов в тех далеких враждебных странах. Муса убил бы и собственного отца, если бы тот участвовал в убийстве брата. И снова Абдаллах подчинился своему неукротимому сыну. Зухайр высказал последнюю просьбу — он хотел умереть отдельно от остальных защитников крепости. «Я приказывал им умереть с честью, обнажив мечи против вас. Клянусь Богом, если бы он сделали так, твой сынок от страха забыл бы о мести». Его отвели в сторону и казнили отдельно.

Пока в сердце халифата, в Сирии и Ираке, бушевала гражданская война, Абдаллах правил Хорасаном как частным владением. Однако к 691 году Омейядский халиф Абд аль-Малик овладел Дамаском и взялся за восстановление централизованного управления. В его планы входило установление эффективного управления Хорасаном и находившимися там арабскими войсками, забывшими о дисциплине. Он начал переговоры с письма к Абдаллаху, в котором предлагал очень разумные условия: в течение семи лет он собирался извлекать доходы провинции на провиант. Но Абдаллах был слишком горд, чтобы принимать условия, и нанес халифу оскорбление, приказав посланцу съесть его письмо. Халиф одновременно начал устанавливать связи с его возможными соперниками в провинции. Их подбивали на восстание против тирана. Абдаллах впал в панику и бросил столицу, чтобы попытаться добраться от Мерва до Тирмида, где правил его сын Муса. В пути его перехватили враги. К полудню бой был закончен. Абдаллах лежал, пригвожденный к земле копьем, а вражеский воин, сидя у него на груди, собирался прикончить его. Но Абдаллах еще держался. Он плюнул на убийцу, прошипев, что тот — брат простого пастуха, не стоящий и горстки финиковых семян, а вот он, Абдаллах, глава рода Мудар. Так и не покорившись, он был убит, ему отрубили голову Местный житель уверял, что видел его тело, привязанное на спину мула, а на другой бок животному привязали камень, чтобы уравновесить груз тела. Голову его отослали халифу. Не приходится сомневаться, что смерть его обрадовала многих, однако его племя оплакивало его как отважного и щедрого вождя.