Смерть в белом галстуке - Найо Марш

— Знаю, Родерик, что ты хотел увидеть его.

Он последовал за ней в комнату на цокольном этаже. Всепроникающий аромат цветов был здесь настолько плотен, что напоминал туман, висящий в холодном воздухе. Комната была заполнена цветами. В центре, на построенных подмостках стоял гроб с телом Роберта Госпела.

У него было лицо старого ребенка, словно озаренного какой-то ужасной тайной. Лицо это Аллейна не взволновало. Так выглядели все мертвые лица. Но толстые ручки, что в жизни были так отчетливо выразительны, а теперь так покорно сложены, — при виде их и его глаза наполнились слезами. Он нащупал платок в кармане пальто и наткнулся пальцами на букетик розмарина из сада миссис Харрис. Светло-зеленые колючки были сухи и бесчувственны и пахли солнцем. Как только Милдред отвернулась, он положил их на тело Банчи.

Он последовал за ней в гостиную, и Милдред принялась рассказывать ему о приготовлениях к похоронам.

— Брумфилду, который, как вам известно, глава семьи, только шестнадцать лет. Он за границей со своим наставником и ко времени прибыть не успеет. И мы не намерены менять его планы. По этой причине ближайшие родственники — мы с Доналдом. Доналд просто великолепен. Весь день он был олицетворение спокойствия. Стал совсем другим. Затем приехала милая Трой, чтобы остаться со мною, она ответила на все письма и переделала решительно все.

Ее монотонный, все еще придушенный ритуалом голос никак не мог умолкнуть, но мысли Аллейна уже полностью сосредоточились на известии о Трой, и ему пришлось через силу заставить себя выслушать Милдред. Когда она наконец замолчала, он спросил, не желает ли она узнать что-нибудь обо всем этом деле, и понял, что обстоятельства смерти своего брата она попросту проигнорировала. Для себя Милдред решила, что убийство ее не касается, и у него сложилось впечатление, что в глубине души она надеется, что убийца так и не будет пойман. Желала она одного: чтобы все поскорее закончилось, и он подумал, что это не так глупо, а с ее стороны просто мило, что она смогла так сердечно принять его как друга и не обратить ни малейшего внимания на то, что он еще и полицейский. Спустя минуты две он почувствовал, что ничего больше сказать Милдред не в состоянии. Аллейн попрощался, обещал прийти к одиннадцати на панихиду и исполнить свой долг на похоронах. С этим он вышел в холл.

И в дверях столкнулся с Трой.

Ему показалось, что он слышит собственный голос:

— Привет, вы как раз вовремя и спасаете меня.

— О чем это вы?

— Сейчас почти пять. За последние пятьдесят восемь часов на сон у меня ушло только шесть. Для нас, доблестных полицейских, это, конечно, пустяки, но по некоторым причинам мне себя жаль. Не выпить ли вам со мной чаю или чего-нибудь еще или и того и другого? Ради бога, скажите, что вы просто жаждете этого!

Собственный голос показался ему до отвращения фальшивым и развязным. Она могла подумать, что он, сам того не зная, усвоил привычки и тон какого-нибудь волокиты. Это встревожило его, но Трой сказала:

— Ну хорошо, куда пойдем?

— Я подумал, — ответил Аллейн, который в этот момент ни о чем подобном вообще не думал, — что чаю мы могли бы выпить у меня дома. Если, конечно, вы не против моей квартиры.

— Я уже не дебютантка, — возразила Трой, — и не убеждена, что мне нужно следить за своей репутацией. Пусть будет ваша квартира.

— Хорошо, — сказал Аллейн, — у меня машина моей матери. Я только предупрежу слугу и сообщу в Ярд, где меня искать. Как выдумаете, могу я воспользоваться здесь телефоном?

— Конечно можете.

Он бросился к телефону и через минуту возвратился.

— Василий сильно взволнован, — сообщил он. — Как же! Дама к чаю! Пошли.

По дороге Аллейна до такой степени переполняли чувства от того, что он наиприятнейшим образом оказался наедине с Трой, что он попросту впал в транс и очнулся, только когда затормозил у порога собственной квартиры. Он и не подумал извиняться за свое молчание, почувствовав, что Трой поняла его и совершенно спокойна, а войдя внутрь, был рад услышать, что «здесь уютно», и наблюдать, как она снимает шляпу и устраивается перед камином на низком кресле.

— Зажжем огонь? — спросил Аллейн. — Ну, скажите «да». Сегодня же и правда вовсе не жарко.

— Давайте зажжем, — согласилась Трой.

— Может, вы и зажжете, пока я готовлю чай?

Он вышел из комнаты только для того, чтобы дать Василию совершенно бессмысленные распоряжения, а когда вернулся, то обнаружил Трой перед зажженным камином простоволосую и поразительно домашнюю.

— Стало быть, вы все еще здесь, — сказал Аллейн.

— А комнатка довольно миленькая.

На пол, возле нее, он положил пачку сигарет, а сам взял трубку. Трой обернулась и увидела в дальнем конце комнаты пейзаж Сувы собственного исполнения.

— А, да, конечно, — кивнул Аллейн, — он здесь.

— Как он оказался у вас?

— Я кое-кого попросил купить его для меня.

— Но зачем…

— Не знаю, зачем мне было притворяться по поводу этой картины, знаю только, что она была мне невероятно нужна, причем вовсе не по чисто эстетическим мотивам, и я подумал, что, поняв эти мотивы, вы… вы поймете, что они были личными.

— Наверное, я должна почувствовать себя несколько смущенной.

— Да, — Аллейн помедлил, потом продолжил: — Помните тот день, когда я застал вас — вы писали и чертыхались? Это было как раз тогда, когда корабль отплыл из Сувы. Эти гнетущие холмы, зловещее небо у вас за спиной.

— Мы не скандалили случайно?

— Скандалили.

Лицо Трой слегка порозовело.

— В сущности, — продолжал Аллейн, — у нас практически не было случая встретиться, чтобы не поскандалить. Не знаете почему?

— Я всегда обороняюсь.

— Правда? А я-то всегда полагал, что вы терпеть меня не можете.

— Нет, просто я держала вас под контролем.

— Не будь этого проклятого дела, все пошло бы по-другому, — вздохнул Аллейн. — Какая жалость, что мы хотя бы иногда не можем реагировать на ситуацию подобно персонажам низкопробных романов! А ведь ситуация, понимаете ли, идеальная. Убийство у вас в доме. И у вас достаточно мотивов, чтобы создать «неприятную историю», и недостаточно, чтобы самой серьезно влипнуть в нее. Я как честный детектив нахожу время, чтобы отправиться в Рочестер. А вы, Трой, помимо воли оказываетесь втянуты в любовную историю. Я же не получаю ничего, кроме своего рода посмертных неприятностей. Напишите с меня сюрреалистическую картину, и я войду в памятную книгу полиции: одним глазом прилипаю к замочной скважине, а руками перебираю чью-то частную переписку. В качестве фона — морг, а венчают все это фестончики из голубой ленты, переплетенные с веревкой палача. Как?

— Чепуха какая-то, — сказала Трой.

— Да, и я так думаю. Из-за мужского тщеславия стараешься для самого естественного отыскать какие-то необыкновенные резоны. Что ж, случилось так, что вы меня не любите, ну и… а, собственно, какого черта?

— Случилось так, что вы ничего не понимаете, — коротко ответила Трой. — А, собственно, какого черта?

Она взяла сигарету и повернулась к нему, показывая, что хотела бы зажечь ее. Темная короткая челка свесилась со лба. Аллейн зажег сигарету, бросил спичку в огонь и подергал за челку.

— Негодяйка, — сказал он отрывисто. — А я так рад, что вы пришли ко мне.

— Вот что я вам скажу, — отозвалась Трой уже дружелюбнее. — Меня это всегда пугало. Ну, любовь и все такое.

— Физическая сторона?

— Да, и это тоже, но куда больше — все вместе. Это истощает полностью. В душевном смысле не менее чем в физическом.

— Мое царство — мир разума.

— Мне кажется, этого быть не должно, — сказала Трой.

— А я с некоторым даже ужасом полагаю, что все еще так и есть, ну, не думаете же вы, что в самом близком из всех возможных союзе двоих непременно возникнут моменты, когда каждый несет переживания в самом себе, совершенно один? Впрочем, так, наверное, и есть, иначе не изумлялись бы мы в тех редких случаях, когда удается прочесть мысли друг друга.

Трой взглянула на него с той смущенной решимостью, что обычно переворачивала ему душу.

— Так вы читаете мои мысли? — спросила она.

— Не слишком разборчиво, Трой. Я бы и не осмелился, даже если бы и смог.

— А я ваши иногда читаю. И это тоже помогает мне лучше защититься от вас.

— Если бы вы смогли прочесть их сейчас, — сказал Аллейн, — вы, возможно, перепугались бы.

Василий принес чай. Он запыхался, и Аллейн тотчас понял, что старый слуга успел сбегать в свой любимый кулинарный магазинчик за углом и приобрести икру. Он приготовил целую гору гренок с маслом, нарезал лимоны и в огромный бочонок стюартовских времен налил чай. Бочонок этот принадлежал леди Аллейн, и сын позаимствовал его только для того, чтобы показать коллекционеру. Василий улучил также момент и переоделся во все лучшее, вид у него был извиняющийся, а лицо расплывалось в улыбке, и, устанавливая эти деликатесы на низкий столик перед Трой, он что-то нашептывал про себя.