Радуга - Патриция Поттер

Если бы он обнял ее, если бы сказал те слова, что она так хотела услышать, она бы с радостью кинулась к нему. Но ничего подобного он не сказал, и она решила, что Квинн занимался с ней любовью только для того, чтобы выяснить то, что ему было нужно, а не потому, что испытывал к ней какие бы то ни было чувства. Не любовь, а чувство вины смягчило его голос.

Внезапно Мередит поняла, что ненавидит его.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она холодно и резко. — Да, я рисую, но я не знаю никакого… как вы сказали? М. — кто? — прежде, чем он ответил, она продолжила: — А я хочу вернуться в Новый Орлеан. Вы можете высадить меня в Натчезе. Я скажу, что меня похитили, но я убежала. Не хочу видеть вашего брата опозоренным.

— Мерри…

— Мередит, черт возьми, — сказала она спокойно. — Вы получили все, что хотели. — Она предоставила ему решать, что она имела в виду — то ли ее тело, то ли догадки о том, кем она была на самом деле. — А если вы не выпустите меня, то я закачу такое представление, которое и вы не забудете, и все остальные надолго запомнят. — Пронзительная душевная мука, полнейшее неприятие его поведения перекипели в гнев. Она дрожала от ярости. Она и прежде ощущала пустоту внутри себя, но такую, как сейчас, никогда. Никогда прежде ей не приходилось испытывать ощущение, будто ты устрица, которую вытряхнули из раковины и выставили на всеобщее обозрение.

Именно это он с ней и сделал. Он выставил на обозрение ее слабость, ее ранимость, ее потребность в нем. Никому еще не удавалось это сделать. Никому.

— Мередит, — пытался он понять, так как осознавал, что причиной боли, терзавшей ее, был он. Он вспомнил, как резко с ней обошелся после того, как занимался с ней любовью, — нет, после того, как они оба предавались любви, — похоже он не принял в расчет свое собственное сердце. Он вздохнул, увидев, как восторг в ее глазах сменился горьким недоверием. Одной рукой он все еще держал ее руку, а другую протянул к ее лицу, пытаясь без слов оправдаться, но ей были не нужны его оправдания. Она посмотрела на него с выражением, очень напоминающим отвращение, и выдернула свою руку.

— Уходите, — сказала она. — Ну, пожалуйста. Сердце его упало — такая горечь была в ее голосе. Квинн так долго держал свои эмоции закупоренными, что сейчас не знал, как их откупорить, как выразить что-нибудь помимо самых поверхностных чувств. По выражению ее лица он понял, что все его попытки успокоить ее будут отвергнуты. Она чувствовала страшную пустоту внутри, и ему очень хорошо было знакомо это чувство. Он ощутил страшную беспомощность, и все же сделал еще одно движение к ней, но она отшатнулась от него.

Он проглотил тяжелый комок, образовавшийся в горле, и понял, что надо уйти, чтобы дать ей время, дать самому себе время. Квинн медленно кивнул и пошел к двери. Он открыл замок и почти бесшумно вышел.

Мередит увидела, что он не взял с собой ключ. Теперь у него не было причин запирать дверь. Он знал, кто она такая, хотя бы отчасти, и, конечно же, понял, что она не представляет опасности ни для него самого, ни для того, что ему приходилось скрывать. Только сейчас она вспомнила, как много ему рассказала, почти все, а он не сказал ничего. Совсем ничего.

Вернулись тяжелые сомнения. Кем он был? Чем занимался? И почему она не может устоять против него? Оказывается, не может. Что еще она выболтает ему невзначай? Какой опасности может подвергнуть других?

Но и это было еще не все. Даже если он, по ее предположениям, был членом Подпольной железной дороги, он использовал ее. Было слишком очевидно, что он не испытывал к ней никаких чувств. В муке Мередит закрыла глаза. Когда он ласкал ее, она верила в обратное. На один чудесный момент она действительно поверила, что он любит ее.

Дура! Именно такая дура, какой она так часто притворялась. Она знала, что ей надо уйти от него. Неважно, кем он был. С ним она была ужасающе бесстыдной и даже сама провоцировала его, но тогда она обманывала себя тем, что была тоже ему нужна. Нужна ради нее самой, а не ради того, что он мог вытянуть из нее.

Она заплакала, впервые почти за пятнадцать лет. Заплакала так, словно ее сердце было разбито. Да оно и было разбито.

ГЛАВА 16

Выйдя из каюты, Квинн помедлил; он не хотел уходить, но понимал, что в такой момент правильнее было бы оставить Мередит одну. Да и сам он был озадачен не меньше нее. Ему самому требовалось время, чтобы разобраться в своих мыслях, хотя он подозревал, что ему будет не по силам это сделать.

Мередит затронула ту часть его души, которую он считал давно мертвой. И тем не менее в его жизни для нее не было места.

Изо дня в день он жил, рискуя, никогда не зная, что встретит его за следующим поворотом. И до сего дня он и не хотел знать, что там. Жизнь имела обыкновение вмешиваться в самые тщательно разработанные планы.

Он, отвечая за свою собственную жизнь и за жизнь тех, кому он помогал, жизнью другого человека жертвовать не мог. Из-за него и так пострадали слишком многие.

Совсем другое дело Кэм. Кэм рисковал так же, как и он сам, такая же ненависть владела его сердцем, и он так же нуждался в каком-нибудь деле, которое помогло бы ему от нее избавиться. Поступать по-другому значило лишь погибнуть по другим причинам. Но Мередит? Как он мог подвергнуть ее опасности?

А он сам? Он сомневался, сможет ли когда-нибудь испытывать привязанность к другому человеку. Даже между ним и Кэмом был барьер, несмотря на то, что их очень сблизила общая цель и общая опасность. Отчасти их разделяло то, думал Квинн, что Кэм никогда полностью не доверится белому человеку. Но отчасти Квинн и сам был в этом виноват Он боялся, что больше не сможет вынести боль, которую он испытал, когда умер Терренс. Даже вспоминая об этом, он чувствовал себя так, словно с него сдирают кожу, открывая старые раны, которые мучили его так же сильно, как и пять лет назад.

Он посмотрел на замок и, поискав в кармане ключ, понял, что оставил его в каюте. Он не мог заставить себя вернуться — тогда ему пришлось бы предложить Мередит Ситон больше, чем он осмеливался. А потом — куда она пойдет? Они находились посреди реки. Только завтра они прибудут в Натчез.

Господи, как же он запутал свое дело! Совершенно безнадежно запутал! Он подумал о Мередит, свернувшейся калачиком у стены, и ему захотелось вернуться к ней. Но что он может сделать? Рассказать ей о своей жизни? Сказать, что он убийца? Беглый каторжник, которого разыскивает английское правосудие? Что из-за его прошлого у него нет будущего? Он с отвращением посмотрел на свои мозолистые ладони. Если бы она знала, отчего они такие…

Шаркая ногами, Квинн поднялся в кабину лоцмана, который стоял в одиночестве, как часовой в дозоре, у беспокойной и часто полной опасности реки. Джамисон приветствовал капитана своей обычной улыбкой, которая была немногим больше, чем просто легкий изгиб плотно сжатых губ.