Прекрасный Грейвс - Л. Дж. Шэн

– Папа, прости меня. Прости за то, как я себя повела…

Я не в силах закончить предложение. Он прочищает горло, вновь пытаясь успокоить меня:

– Я же ведь твой отец. Даже если я не всегда согласен с твоим поведением в тот или иной момент, я всегда готов быть рядом. А теперь расскажи мне, что случилось, чтобы я сумел тебе помочь.

Но он мне ничем не поможет. Никто уже не сможет. Я потеряла Доминика, и его никто уже не возвратит к жизни.

– У меня был жених, – говорю я с заминкой.

– Жених? – в его голосе звучит изумление.

– Д-да.

– И… вы с ним расстались? – теперь он звучит озадаченно. Настороженно. Отстраненно.

– Н-н-нет, – каждое слово слетает с моих губ, словно искры пламени. – Он… он умер.

От этого высказывания я снова и снова теряю голову. Будто бы еще есть что терять.

– Умер? – уточняет отец. По голосу слышно, что он растерян и потрясен.

– Да.

Наступила пауза, в течение которой он осмысливает сказанное мной. Наконец, он говорит:

– Как он умер? И когда?

– В а-аварию п-попал. Вчера. Спустя несколько часов после нашей помолвки. Не знаю, что теперь делать.

Это самое искреннее, что я когда-либо ему говорила. Я действительно не знаю, как дальше жить. Ни ближайшие десять минут, ни ближайший час, ни ближайшую неделю. Я понятия не имею, как мне сейчас себя повести. О том, что произойдет со мной в ближайшем будущем, не прописано ни в одной книге.

На другом конце провода тишина. В какой-то момент я думаю, будто отец повесил трубку. Я не знаю, вправе ли я винить его после всего, что произошло.

– Эвер, я вылетаю. Оставайся на месте. Мне необходимо увидеть тебя. Сегодня же.

– Пап. Ты вовсе не обязан сюда лететь.

– Я тебя люблю. – Эти слова обрушились на меня, словно фура. Он произносит их таким низким голосом, с глубоким чувством. – Слышала, Эверлинн? Люблю тебя.

Я заревела с новой силой, на этот раз от облегчения. Он любит меня. Все еще любит. Даже после всего, что между нами произошло, он все еще готов быть рядом со мной.

– С-с-спасибо.

– Держись. Я еду.

На этом связь прерывается.

Впервые с тех пор, как Джо позвонил и рассказал, что произошло с Домом, я вспомнила, как дышать.

* * *

Мы прощаемся с Домом в гробу с открытой крышкой.

Несмотря на травму головы, его лицо в подобающей форме: оно по-прежнему безупречно и без шрамов.

За траурный макияж отвечала Нора. Она заранее спросила, не буду ли я испытывать дискомфорт. Сказала ей, что не буду, хотя до этого момента даже не представляла, каково это.

За прошедшую неделю я почувствовала себя совершенно оторванной от действительности. Кажется, будто жизнь всегда существовала у меня на какой-то периферии.

Я не высыпаюсь, но периодически отключаюсь в самых неожиданных местах своей квартиры. Папа и Ренн живут в Салеме уже неделю. Они поселились в неплохом отельчике в центре города, а утром первым делом появились у меня на пороге с кофе. В первое же утро они принесли пончики «Данкиз», но это напомнило мне о моем «давнем обещании самой верной девушки на свете», и я зарыдала прямо над коробкой, подняв весь этот шум, как будто им стоило знать, что они наделали.

Папа и Ренн успели прекрасно поладить с Норой и Кольтом. Внешне все весьма дружелюбны. Мы выглядим как обычная семья. Но это не так, и все то, что мы недоговариваем друг другу, скапливается между нами невидимой горой печали.

Ренн так изменился, стал таким высоким и сильным. Но в то же время по нему видно, что потерян в себе и не так давно лишился матери. Отец тоже стал выглядеть по-другому. Но не в плохом смысле. Он выглядит так, словно сбросил несколько килограммов и как будто его стригут профессиональные мастера, ведь мама не сможет больше брить его.

Папа с Ренном, как и обещал, приехали в тот же день, когда я позвонила ему. И несмотря на то что похороны состоялись на целую неделю позже, никто из них не жалуется на прогулы в колледже и на работе.

Я решила не заглядывать в гроб с телом Дома. Что весьма иронично, учитывая, что я одержима надгробиями. Может, я самозванка? Может быть, именно поэтому мы с Домом так хорошо ладили. В конце концов, он и сам оказался обманщиком. Хотя, как ни странно, я почти не думаю о его измене и больше концентрируюсь на его утрате.

В то время как мы сидим и слушаем проповедь с передней скамьи церкви в Дувре, я крепко держу папу за руку. Ренн с теплотой прижимается своим плечом к моему.

Не могу позволить себе спросить отца о том, сердится ли он на меня до сих пор, или о том, что он хотел сказать мне месяцами ранее. Я не поднимаю разговор о том, как сложатся наши отношения после того, как похороны закончатся. Кроме того, я не решаюсь спросить Нору, как выглядел Дом, когда она гримировала его на похороны. Мне кажется, что я не в состоянии завязать разговор с кем-либо. Все ощущается таким напыщенным и холодным. Все, что беспокоило меня в Доме – и его суматошный график, и то, как он называл меня «Линн» или «малыш», и его жуткий, ну просто отвратительный вкус в музыке, – теперь все это кажется таким незначительным. За возможность снова поцеловать и прикоснуться к нему я готова пожертвовать недели, месяцы и годы своей жизни. Чтобы снова сказать ему, что я люблю его. Чтобы сказать, что тампоны на самом деле мне не нужны.

Мне. Не нужны. Были. Тампоны.

Я поражаюсь тому, насколько жесток этот мир. Тому, как мир дал шанс Дому пережить рак, но в итоге все равно преждевременно лишил его жизни. Еще я удивляюсь, как много потерь может пережить человек, прежде чем он забудет о такой штуке, как счастье. Я не знаю, где располагаюсь на счетчике потерь. Счастье сейчас кажется мне сказкой.

Как только траурная церемония завершилась, люди начинают заглядывать внутрь гроба. Я тихонько выхожу из церкви и прохожу мимо Сары, Джеммы и Брэда, которые стоят у дверей, словно одна дружная семья. Я даже не нахожу сил, чтобы позавидовать им, вот до такой степени я вымотана.

Огибая церковный двор, я замечаю Джо у пруда, кишащего утками. Он прислонился к стволу дерева, стоит и курит. Солнечные лучи так и пляшут вокруг