Дремучий случай - Татьяна Солодкова

Я видел Ингу Шнайдер-тетю Аллу.

— Я вижу вас и вашего сына привело сюда непростое дело, иначе бы вы не обратились ко мне, — сказала она, когда мы пришли к ней.

А ведь тетя Алла продала душу за свой дар, она не могла ошибаться!

А вот мы сидим с Димой на кухне при нашей первой попытке поговорить по душам.

— У тебя детям уже могло бы быть лет пятнадцать, — сказал тогда я.

— Шестнадцать, — ответил Дима. — По моим расчетам мой ребенок должен был бы быть немного младше тебя.

Господи! Не младше! Дима все правильно рассчитал, только вот я родился семимесячным.

Кусочки мозаики складывались воедино, одна к одной, и все чертовски идеально подходили друг к другу.

Я все время не мог понять, почему именно я умею слышать призраков, как я связан с проклятием Березиных.

— Потому что я сам Березин, — прошептал я в пустоту комнаты, почему-то захотелось произнести это вслух, чтобы самому поверить, чтобы полностью осознать.

Первой любовью Димы была моя мама, она не сделала аборт, как он подумал, она была гордой, поэтому она просто ушла.

По датам все сходилось. Я сын Димы Березина…

Какая ирония судьбы. Я всю свою жизнь ненавидел своего биологического отца, мечтал, что, если встречу его, то, как минимум, разобью ему лицо. За то, что бросил маму, за то, что оставил меня безотцовщиной. За то, что предал нас обоих. А теперь у меня появились друзья… И мой лучший друг, человек, который совсем недавно чуть не отдал за меня жизнь, тот, за кого и я отдам свою, не задумываясь… Этот человек — мой отец.

Мне хотелось выть и биться головой об стену.

Почему мне не сказали? Почему довели до этого? Зачем позволили зайти всему так далеко?

У меня было много вопросов. А самый главный: почему Дима первым не понял, кто я. Ведь он долго встречался с моей матерью, у них были отношения, они хотели пожениться, это не была связь на одну ночь. Так неужели он не знал ее фамилию? Все же очевидно. Один город, она Марусева, я Марусев, и мой возраст!

— Он не знал твою фамилию, — голос Жанны прозвучал совсем рядом, но сама она не появилась. — Ты никогда не называл при нем ее. Когда тебя забирала милиция, он был без сознания. В отделение к тебе ходила Оксана, а ей фамилию сообщил твой учитель.

— Дремучий случай, — простонал я.

— Могу я войти? — голос Жанны по-прежнему шел из пустоты.

— Раньше ты не спрашивала.

— Раньше все было по-другому.

— Что изменилось сейчас?

— Сейчас тебе больно.

Она была права, мне было больно. Это именно то слово. От меня будто часть оторвали.

— Входи, — прошептал я, не меняя позы.

Мелькнуло белое платье моего ангела, но я не повернулся в ее сторону.

— Ты простишь меня? — робко спросила она.

Я молчал. Мой мир перевернулся с ног на голову, а она просит прощения. Неужели ей будет достаточно слов: 'Я прощаю тебя'? Или их будет достаточно мне?

— Почему ты скрыла от меня, что я тоже Березин? — я нарочно сформулировал так, чтобы не произносить: 'что Березин — мой отец'.

— А ты бы согласился нам помогать?

Ответ последовал незамедлительно:

— Конечно же, нет!

— Поэтому и не сказала. А даже если бы ты и согласился, ты бы изначально воспринимал Диму как врага, вы не смогли бы работать вместе, и, естественно, вы никогда бы не подружились.

— Мой отец — мой друг! Это нормально?! — я непроизвольно всхлипнул.

— Это нормально, — Жанна говорила спокойно и уверенно. — Это как раз совершенно нормально. В большинстве семей так и есть.

— У меня нет семьи! — прорычал я сквозь зубы.

— Теперь есть.

— Ни черта у меня теперь нет!

Я оперся головой о дверь и закрыл глаза. Хотелось провалиться сквозь землю. А еще лучше повернуть время вспять и не брать в руки этот чертов фотоальбом. Все ведь было хорошо, не нужно мне это знание, пусть бы у меня оставалась куча вопросов, зато я бы не чувствовал то, что ощущаю сейчас.

Жанна заговорила первая, когда поняла, что я ушел в себя и не собираюсь больше вести дискуссию:

— Почему, когда ты узнал свою маму на фотографии, ты сразу не рассказал все Березину? Если бы вы пережили это вместе, тебе было бы легче.

Ну это было уже слишком.

Я открыл глаза и посмотрел на ее глаза впервые за время нашего разговора.

— Ты хочешь, чтобы я взвалил это еще и на него? — в моем голосе была желчь. — Он пережил расставание с Леной Марусевой шестнадцать лет назад, тогда же он похоронил своего неродившегося сына. С него хватит. У него новая жизнь. Мне нет в ней места как его сыну.

— Мне кажется, ты не прав.

— А мне кажется, ты не имеешь права решать! — рявкнул я.

Жанна дернулась как от удара. Я ее обидел. Но сейчас мне было плевать. Чувства вины на сегодняшний день с меня уже хватит.

— На что вы делали ставку? Что ни я, ни Березин не догадаемся раньше времени?

— Да, — признала она.

— А если бы я при первой же встрече представился Романом Марусевым?

— Оставался шанс, что Дима просто сочтет тебя однофамильцем. Он был слишком уверен в том, что твоя мать избавилась от ребенка, эта убежденность могла не дать ему сопоставить очевидные факты.

Меня тошнило, тошнило от того, в каком вранье я все это время барахтался.

— Рома, ты должен понять, — снова начала Жанна.

Я не хотел ничего понимать, я не хотел ни с кем разговаривать.

— Умоляю, уходи, — простонал я. — Просто уходи.

Жанна смотрела на меня бесконечно долгую минуту, а потом все же исчезла, больше не произнеся ни слова. Я не был уверен, что она ушла на самом деле, а не просто притаилась, чтобы подслушать мои мысли. Впрочем, и на это мне было наплевать.

Я поднялся с пола и выскочил из комнаты.

— Уходишь?! — крикнула Оксана из кухни.

— Да, — я второпях натягивал куртку и ботинки. Мне нужно было на улицу. Мне нужно было остыть.

— К ужину ждать?

— Не ждите! — крикнул я, уже захлопывая дверь.

20 глава

События бывают разные, хорошие и плохие, ожидаемые и удивительные. Но, что бы ни случилось, мы просто идем дальше…

На улице было пасмурно и холодно. Ветер трепал волосы, задувая за воротник куртки. Я поднял его выше и застегнул до конца. Не помогло. Холод пробирал насквозь. В последнее время я стал очень чувствителен к холоду.

В голове была полная каша. Я мечтал охладиться и остыть эмоционально, но даже пронизывающий ветер не помогал.

Ноги несли меня все дальше и дальше от дома Березина. Мне хотелось бежать, но я осадил себя, не желая привлекать к себе внимания на улице.

Даже призраки шарахались от меня и не решались подходить. Наверное, от меня самого веяло холодом за версту.