И обретешь крылья... - Лиза Фитц

Я больше падала, чем шла, спускаясь по лестнице и бредя назад, в спальню. Для меня все кончено. И еще один стакан огненной воды, разбавленной вишневым соком…

Откуда-то издалека до моих ушей донесся голос:

— Лена… Лена… Лена… пожалуйста… открой… впусти меня!..

Это звучало как-то странно, печально, плачуще, как крик о помощи, одинокий, слабый и жалобный, как плач шакала, — и он делал моей душе больно, это было похоже на… Симона?

Кто-то бегает по моему саду, выкрикивая мое имя? Симон? Кто это был? Неужели это все-таки мой провинциальный любовник, этот обманщик, этот крушитель сердец? Что еще ему нужно на моем участке? Кто он такой, этот Симон? Это дерьмо собачье. Что он хочет мне сказать? Ничего… Еще один глоток. И еще один. Затем на меня упала тьма.

Вишневый сок, судя по всему, был моим спасением. Без него я бы, пожалуй, и не проснулась. А так, я вступила в свой новый день, проснувшись довольно поздно, после обеда; я мало и плохо соображала, мне казалось, что вокруг меня какие-то неясные сумерки, в которых плавают всякие предметы. И тут я увидела человека, мужчину — это был мой свекр.

— Как твои дела?

— Я не знаю, вроде ничего. А что?

— Спи, я только хотел посмотреть, все ли у тебя в порядке. Ты вчера была не в самом лучшем состоянии.

Позже я еще заеду взглянуть на тебя… Кстати, тут внизу твой сын, мы вчера забрали его с собой, а сейчас я его привез. Мне кажется, он должен хорошо на тебя подействовать. Он сейчас внизу, играет.

Затем он ушел. Как прошел остаток этого дня, я не помню. В конце концов, мой сын заполз ко мне в постель. А я снова окунулась в беспамятство отравления.

Это началось среди ночи. Сначала была фантастическая пластичность сновидений. Я находилась в каком-то помещении, вдруг разверзся потолок и внутрь посыпались воздушные шары, золотые конфетти, серебряные гирлянды, мягкие игрушки, детские мячики и деревянные зверушки. Это было как страна Фантазия, сказка, где молочные реки и кисельные берега, великолепный, разноцветный детский рай.

Боже мой, как прекрасно! — думала я. И очень огорчилась, что не могу все это показать сыну.

Я оставила это помещение и вышла на улицу. Тут улица деформировалась, стала глинистой дорогой, из которой стали прорастать огромные, высотой до двух метров мужские фигуры с глиняными пенисами. Мужчины протягивали ко мне руки, чтобы схватить и оплодотворить меня. Это меня одновременно ужасало и притягивало. Все, что я видела, было реально, действительно, это можно было потрогать, это было из какого-то другого мира, который я не знала прежде. Спасаясь бегством, я залезла на крышу и с ее склона смотрела вниз, на глиняную деревню. Вдруг из этой крыши стали вырастать какие-то бестелесные, зелено-голубые существа, опасные, угрожающие, они становились все больше и больше, и я знала, что они хотят отнять жизнь у моего ребенка. И я знала — чтобы защититься, нужно громко читать заклинание: «Духи, идите прочь! Духи, идите прочь!». И как только я начала читать достаточно громко, они сникли и исчезли в крыше. Но стоило только перестать, как они вновь появились и вновь стали расти и приближаться все ближе и ближе. «Духи, идите прочь! — кричала я изо всех своих быстро убывающих сил, какие еще оставались у меня. — Духи, идите прочь!»

— Мама, — кричал мой маленький сын. — Мама, что с тобой, тебе плохо? Что случилось?

Я проснулась, мокрая от пота. Бени сидел рядом на кровати, с заспанными глазами, и прикладывал свою маленькую ручку к моей голове.

— Ты все время кричала: «Духи, идите прочь!» — Он обеспокоенно смотрел на меня. Ему было не по себе.

— Спи дальше, сынок, — сказала я ему, — все не так плохо.

Но все было плохо. Гораздо хуже, чем до этого во сне. Мне еще никогда не снились такие пугающе реальные сны.

— Просто у меня был нехороший сон о всяких духах, — сказала я, вся мокрая от пота, но так спокойно, как только могла. — Сон был страшноватый, но я их всех победила.

— Хорошо, мама, это ты хорошо сделала.

И он, довольный, свернулся клубочком и уснул — пока его мать вступает в борьбу с духами и побеждает их, все в порядке. Мы часто с ним говорили о плохих снах. О том, что можно научиться и во сне действовать и что событиям в кошмарах нельзя давать разворачиваться самим по себе, а нужно учиться влиять на них. Он знал духов по своим кошмарам. В пять лет он часто, плача просыпался среди ночи.

— Мама, — кричал он, — я видел козью голову и чувствовал ледяное дыхание ветра.

Ну что ж, сказала я себе тогда, отделаться от черта навсегда, пожалуй, невозможно, но из моего дома он должен уйти! И поскольку я никогда не испытывала особого страха перед чертями, богами и духами, мне казалось вполне возможным и почти нормальным, что подобные образы приходят порой в наши сны. И я сказала тогда своему сыну:

— Бени, я понимаю, что эта козья голова тебе не нравится. Но тогда тебе нужно не плакать, а гнать ее. Если она придет еще, скажи ей, пусть она обмочится прямо на этом месте, а не то ты врежешь ей прямо по морде. И перед сном постарайся хорошенько это запомнить.

Вскоре после этого козья голова вместе с холодным дыханием ветра перестала заниматься безобразиями в детских снах. И я, хоть и верила в действенность этого метода, все же была озадачена. Неужели же дьявол — пусть даже и всего лишь во сне — так легко позволяет согнуть себя в дугу? Это предоставляло большой простор для действия.

А теперь была моя очередь. Бенедикт снова заснул.

Меня всю трясло, я очень боялась заснуть и снова увидеть страшный сон. Вся дрожа, я проснулась во второй половине дня. Должно быть, это шнапс и, прежде всего, то, что я к нему не привыкла, натворил таких бед. В первую очередь я попросила родителей забрать моего сына. Затем снова улеглась в постель и стала ждать, когда страх успокоится. Но он не проходил. Наоборот, с каждым часом становился все больше и больше. Единственным спасением было продолжать пить, но этого я не хотела. Мне нужно было пережить это без алкоголя. Когда тело борется с отравлением, все внутри переворачивается. Я дрожала всем телом, сердце колотилось в груди, дыхание было частым и прерывистым. Я вся была воплощение страха. Я больше не выдержу, — думала я, — я больше не выдержу этого состояния. Я уже ни о чем не могла думать, кроме своего страха, мое тело кричало от ужаса, душа уходила в пятки, я была возбуждена и в то же время парализована, я ничего не могла делать, кроме как дрожать под властью своего страха. И тогда пришла она, эта мысль, и положила свою холодную руку на мое плечо: «Я убью себя. Я больше не могу. Не могу, потому что слишком мало значима в этой жизни; более того, я просто нежизнеспособна. Я ничего не могу: ни жить вместе, ни расстаться; ни вышвырнуть к черту кого-нибудь, когда это нужно; я потеряла ориентацию; у меня нет больше сил, которые мне еще так нужны; я больше уже не могу выдерживать себя саму и свое состояние. Я хочу умереть».