Сыграй мне смерть по нотам... - Светлана Гончаренко

Сдалась Даша к восьми вечера — мороз с каждым часом свирепел. Она вошла в подъезд, поднялась на седьмой этаж и упёрлась лбом в гладкую железную дверь своей квартиры. Железо показалась ей тёплым: где жар, а где холод, она уже не различала. Зато она слышала, что за дверью очень тихо. Значит, э т о г о пока не случилось!

Замёрзшие пальцы не гнулись даже в рукавичках, возиться с ключом не хотелось. Даша нажала кнопку звонка, и тот весело забренчал: «Тюрлюрлю!» Когда она была маленькая, отец её уверял, что в скучной пластмассовой коробке звонка живёт какой-то человечек и всякий раз, когда давят на кнопку, хвастается: «Ах, если б видели мой тюрлюрлю атласный!» Читать Даша не слишком любила и до сих пор не знала, откуда отец этого тюрлюрлю взял.

Дверь открыл Андрей Андреевич Смирнов. Ирина Александровна давным-давно дала ему ключи от квартиры. Он здесь часто бывал, но Даша не разучилась удивляться ни его присутствию в своём доме, ни мягкому домашнему джемперу с белыми полосочками, в который он облачался, приходя к Шелегиным с ночевой.

— Мама где? — спросила Даша, глянув на пустую, без песцов вешалку.

— Мама ведёт концерт Водолагина. В финале она должна букет от филармонии вынести. Поэтому она будет не раньше десяти. А вообще-то воспитанному человеку, входя в дом, не грех и поздороваться, — мягко заметил Андрей Андреевич.

— Здороваться? Не желаю я вам здоровья. Вы и так, без пожеланий, румяный. А я хочу, чтоб вы заболели. Свинкой! — огрызнулась Даша.

— Почему же свинкой? — удивился Андрей Андреевич.

— Хочется на вас в этом виде посмотреть. Диана Пекишева в прошлом году болела свинкой, и её страшно раздуло. Она вправду на поросёнка стала похожа.

— Свинка — болезнь заразная. Не боишься, что сама подхватишь?

— Я ничего не боюсь. А баба Гутя где? Как папа?

— Августа Ивановна ушла минут двадцать назад. Папа спит. Ему очень плохо было весь день. Боюсь, как бы к ночи не понадобилась «скорая». Скоро придут укол делать. Хочется думать, что это ему поможет.

— Ваши уколы — ерунда. Почему вы с мамой не приглашаете к папе знаменитых врачей, как бабушка? — угрюмо спросила Даша.

— Потому что ещё тогда, при бабушке, знаменитые врачи сказали: с твоим папой произошло чудо, и медицина тут не при чём. Он не должен был жить, но стал жить. Каждая его минута в этом мире — подарок судьбы. Его организм оказался очень сильным. Он почти нормально физически существовал, пока хватало этих сил. Теперь, видимо, пришло время, когда они иссякли.

— Он не умрёт, — зло оборвала его Даша. — Он ещё месяц назад был не такой! Он неделю назад ещё разговаривал!

— Дашенька, всё когда-нибудь кончается, — вздохнул Андрей Андреевич. — Это страшный закон жизни. И ты, и я — все мы когда-нибудь уйдём. Пойми…

Даша скривилась:

— Ой, только не заводите эту шарманку! Что вы во всём этом понимаете? В жизни, в смерти?

Андрей Андреевич засмеялся:

— Твой друг Самоваров недавно сказал мне то же самое — слово в слово.

— Он мне не друг, он зануда.

— Тем не менее, он так сказал. Разве не странно? И всё-таки поверь, кое в чём я разбираюсь. Смерть, так и быть, оставим в покое — тема больно неприятная. А вот насчёт жизни почему бы не побеседовать?

— Не хочу! — отрезала Даша.

— Придётся.

Впервые голос Смирнова прозвучал жестко:

— Давно нам такой разговор нужен, только всё не получалось. Трудно начинать его при маме — она очень нервничает, переживает. Пощадим её, ладно? Пока она приветствует Водолагина, мы тут сядем и поговорим.

Андрей Андреевич прошёл в гостиную, уселся на диван. Он очень любил мягкие диваны. Он сам говорил, что заслуживает комфорта, что отстаивает на ногах своё, дирижируя, тогда как пианисты, например, или оркестранты восседают на стульях.

Даша неохотно проследовала за Андреем Андреевичем и устроилась как можно дальше от него, в кресле.

В гостиной Шелегиных стояла хорошая, дорогая, редкостно мягкая мебель, купленная совсем недавно. Когда Ромка Вагнер в отсутствие Ирины Александровны заскочил к Даше, то плюхнулся в одно из новых кресел. Однако вскоре молодой честолюбец перешёл на жёсткий кленовый стул. «Жуткое кресло! Эта дурацкая мебельная мякоть начала прямо-таки меня живьём переваривать. Глаза сами слиплись, и наяву какое-то повидло сниться стало», — заявил он.

А вот Ирина Александровна и Андрей Андреевич стремились к глубочайшему уюту. Сейчас, устроившись на диване, Андрей Андреевич глянул решительнее и бодрее Он даже порозовел. Так Антей наливался силой, касаясь матери-земли.

— Даша, я не вполне понимаю твою безоговорочную враждебность ко мне, — тихо и скорбно начал он. — Вернее, во многом понимаю — комплексы, детский эгоизм и всё прочее. Однако тебе пора многое понять. Надо учиться сочувствовать другим людям, сострадать, позволить им просто жить…

Даша упорно молчала. Андрей Андреевич сделал паузу, вздохнул и вдруг признался:

— Нет, совсем не то я хотел сказать! Я не люблю читать морали. Лучше без предисловий, прямо к делу приступлю. А дело в том, что мы — твоя мама и я — решили жить в другой стране. Это замечательная страна Нидерланды. Там меня знают, там мы сможем неплохо устроиться…

— Там сыр голландский. И королева Маргарет ждёт вас на вокзале. Понятно. Полина Геннадьевна тоже с вами едет? — фыркнула Даша.

— Я люблю твою маму, — невозмутимо продолжил Андрей Андреевич. — И Полину Геннадьевну тоже… любил когда-то. Ты большая девочка и знаешь: случается, что люди совершают ошибки. Вот мы с Полиной Геннадьевной как раз и совершили в своё время ошибку, поженившись. Это бывает. Миллионы людей разводятся, и ничего! Моя теперешняя жена молода, бездетна, меня не любит и прекрасно наладит свою жизнь иначе, без меня. Ведь мы с твоей мамой…

— А папа?!

— Бедная моя девочка!

Андрей Андреевич привстал и хотел взять Дашу за руку, но она увернулась и руку спрятала за спину. Андрею Андреевичу пришлось вернуться к прежней позиции в глубине дивана.

— Бедная девочка! — повторил он. — Твой папа очень болен. Все мы надеемся, что теперешнее ухудшение его здоровья — явление временное, но… Ты сама только что говорила, что ему нужны лучшие врачи. И ты права: рядом с ним должны быть специалисты, а не эта невежественная старуха Августа Ивановна. И не мама, которая и без того измучена. В медицине мама ничего не разбирается. Маме самой нужна помощь, нужна опора. Она очень слабый, ранимый и беззащитный человек. Она достойна лучшей участи, достойна счастья!

— Опора — это вы? — ехидно спросила Даша.

Андрей Андреевич и глазом не моргнул.

— Я, — подтвердил он. — Это не громкие слова. Я состоявшийся человек и могу многое сделать для любимой женщины.

— Например, мужа её обокрасть, — быстро проговорила Даша и выскочила из мягкого кресла, в котором так тонула, что почти не была видна.

Теперь, выпрямившись, она совсем не походила на бедную маленькую девочку и не хотела, чтобы её жалели. Она решительно накинулась на Андрея Андреевича.

— Вы вор! — звонко выкрикнула она. — Вор — не отпирайтесь! Вы и не станете отпираться. Вон как покраснели! Вы украли папину музыку. И папину славу. Только не думайте, что всё будет шито-крыто. Я вам покажу! Вернее, вас покажу — всем, всем! С голой задницей!

Андрей Андреевич поморщился и сказал с укором:

— Даша, что у тебя за лексика! Что за тон! Что ты несёшь!

— Знаете сами, это правда! — наступала Даша. — Знаете сами, что плохо вам придётся! Вы вернёте украденное. А папа сочиняет и сейчас! А я всё записываю!

— Чушь!

— А зачем покраснели? Помните, я позавчера в музее одну вещь играла, и вы прибежали узнать, что это такое? Почуяли стиль? Я вам сказала, что это Кукушкин — московский Кукушкин, из новых. Только ведь вы не поверили, вы поняли: это папина музыка. А у него ещё и квартеты есть. И сюита, которую будет Фишер дирижировать. Фишер сам напросился — «почту за честь», вот как написал! И новые, и старые вещи будут изданы! А вас тогда совсем не будет. Нуль без палочки от вас останется.

Всё это Даша выпалила на одном дыхании, с восторгом наблюдая за Андреем Андреевичем. Тот совсем вжался в диван и закрыл лицо руками. Красивый русый хохолок над его лбом чуть дрожал в такт биению его обескураженного сердца.

— Прости, — наконец сказал он и руки от лица отнял, но посмотрел мимо, на стену. — Прости, девочка.

Даша пристально, будто впервые в жизни разглядывала его хохолок и полосочки на джемпере. Она чувствовала себя рядом с ним огромной, сильной и взрослой.

— Сядь здесь рядом, — попросил Андрей Андреевич и чуть отодвинулся. — Сядь, не бойся! Всё не так просто, как ты думаешь. Что делать, вот и приходится за всё отвечать. Ты хочешь узнать, как и почему всё это случилось?

Даша присела на край дивана, но сурово отвернулась. «Сейчас снова врать начнёт», — без колебаний решила она.