Кошачьи врата : Преданья колдовского мира. Кошачьи врата - Андрэ Нортон

Ингела не проявила никакой обиды при этих словах, которые в таком месте могли бы посчитаться богохульством. Последователи Пламени учат, что грех ставит свой знак на грешнике. Слова Герты можно было считать признанием.

— Зло укрепляется, когда его семена поливают и холят, — всё также медленно проговорила Ингела. Но в её взгляде, устремлённом на Герту, не было осуждения.

— Ты знаешь мою историю, — хрипло сказала Герта. Эльфанор у неё на руках лежала спокойно, прикрыв большие выпуклые глаза, как будто всё слышала и понимала. — Да, я пыталась навлечь зло на своего врага, того, кто осквернил меня. Я открыто и добровольно обратилась к Древним за помощью в этом зле, и наполняла меня тогда только ненависть. Но злое деяние не свершилось. Я боролась за того, кого отправила к Жабам. И он остался жив.

— Но ведь это был не тот человек. Так ты сказала, — напомнила ей Ингела.

— Это я узнала только потом. Уже после того, как боролась за него. И вот это… — она прижала к себе маленькое тело. — Не знаю, какая древняя наука, колдовство или сила проникли в моё тело и заменили жизнь, которую я вынашивала, на это. Эльфанор — моя, и на мне вся тяжесть ноши, — может, не стоило этого говорить в таком месте, но ей хотелось сохранить хоть слабую надежду. — И, может быть, если одна сила принесла зло, то другая его исправит.

Снова Ингела пошевелила кольцами.

— Ты говоришь неправильно. Здесь мы следуем истинному учению. Ты уже видела, что бывает с теми, кто обращается к тому, во что мы не верим.

— Правда, — Герта сдержала дрожь от внутреннего холода, который охватил её не в ответ на этот выговор. И в то же время подумала: «Мои мысли не смогут оградить нас стеной. Есть силы и силы».

Она высвободила руку, нашла на груди амулет Гунноры. Снова вспомнила, как побывала в её святилище, неся в себе ребёнка, ища помощи. Как во сне, а может, и не во сне, была приветливо встречена, как пообещали удовлетворить её просьбу. Потому что Герта верила: в Эльфанор действительно нет ничего от отца, девочка целиком принадлежит ей.

Проходили дни, но Герта не говорила о том, что собирается делать. Она хорошо знала, что её ребёнок стал предметом многих слухов и что её поздравляли с благополучными родами только по обычаю.

Неожиданно с юга подули тёплые ветры. Растаявший снег впитался в землю, и она просохла. Начиналась ранняя весна. Большую часть времени Герта проводила в своей комнате, голова её была занята больше, чем руки, хотя она нянчила дочь и заботилась о ней одна, отказываясь от помощи тех, кто, как она знала, считал ребёнка проклятым.

Через четыре недели, приняв решение, она попросила свидания с аббатисой.

Держа на руках ребёнка, она провела церемонию приветствия во внутренней гостиной, бегло вспоминая, каким непохожим казалось всё, когда она впервые появилась здесь. Тогда она была спокойна и довольна — теперь она знает, каким ложным оказалось это спокойствие и довольство. Она на мгновение ухватилась за это воспоминание, но потом отбросила его. Герта не дура, она понимает, что приходится платить за свою глупость, а может, придётся платить всю жизнь.

— Говорят, леди Герта, ты хочешь уехать из Летендейла, — аббатиса — невысокая женщина — неподвижно сидела на стуле из потемневшего от времени дерева, с высокой спинкой, стул весь был покрыт резными символами Пламени. Подозрения оставили Герту. Может, она не умеет судить о мотивах и мыслях других людей, но здесь она не чувствует ни злобы, ни обвинения, только искреннюю озабоченность.

— Я должна, — ответила она, садясь на край стула, на который указала ей аббатиса, и прижимая к себе Эльфанор. Девочка никогда не плакала, когда Герта держала её. Она лежала неподвижно, не отрывая взгляда от лица матери. Герта старалась не отыскивать в этих слишком больших глазах отражения тех болотных огней, которые она видела в других глазах, столь похожих на эти. — Ваше преподобие, для меня…. и для моего ребёнка нет места за этими стенами.

— Тебе так сказали? — сразу же резко спросила аббатиса.

— Такое не нужно говорить. Нет, никто не сказал мне недобрых слов. Но это правда. Из-за меня тень зла упала на это место, которое должно оставаться святым и мирным.

— Мы должны стремиться к миру. Святость не нам провозглашать, — ответила аббатиса. — Но куда же ты поедешь? Лорд Нордендейла…

Герта сделала быстрый жест.

— Ваше преподобие, он был добр ко мне, хотя имел полное право перерезать мне горло. Я навлекла на него такую опасность, какую редко приходится встречать человеку. Ты ведь знаешь мою историю, как я просила помощи в мести у существ, чья природа — сама тьма, а потом завлекла лорда в их сеть.

— Но ты ведь и сражалась за него, — медленно проговорила аббатиса. — Разве ты не верила, сражаясь за него, что он опозорил тебя?

— Да. Но какое это имеет значение? Если бы я обратила против него свой кинжал, я была бы в своём праве, — прежний стыд и ненависть вернулись к ней при этом воспоминании. — Но ни один человек, каков бы ни был его грех, не должен быть отдан древнему злу.

— Но он не стал винить тебя. Напротив, оказал тебе честь за то, что ты сражалась против стыда. Этот Тристан говорил со мной перед отъездом, и разве с тех пор не приезжали сюда дважды его посыльные, подтверждая, что он совершил задуманное, принял под свою команду ли шившихся предводителя жителей Нордендейла, принёс мир и надежду другим, что он хочет, чтобы ты стала его леди, и будет оказывать тебе все почести. Он сильный человек, жёсткий в своих правилах, но так же хорош, как сталь, которой он владеет. Как же он? Ты поедешь к нему?

— К нему в последнюю очередь, ваше преподобие. Он только что стал лордом. Он сильный и смелый человек, но если возьмёт жену с «подменышем», у него начнутся неприятности, как вода поднимается у перегородившего ручей камня. И со временем всё равно затопит его. Нет, я не поеду в Нордендейл. И покорно прошу Ваше Преподобие не слать вестников Лорду Тристану. И если он или его посыльный появятся здесь, скажите, что я вернулась к своей семье.

— Ты сама говорила, что у тебя нет семьи, — резко возразила аббатиса. — Ложь, даже ради добра, здесь недопустима.

— Леди аббатиса, я по своей воле противопоставила себя остальным людям. И пойду туда, где, вероятно, моё место.

— В Пустыню? Но это означает смерть. Добровольно искать смерти — тоже грех.

Герта покачала головой.

— Нет, если бы я хотела идти той дорогой, то ушла бы много месяцев назад. Я иду не умирать, а искать ответ. И если поиски приведут меня в странные места, что ж, придётся идти туда.

— Пути Прежних никогда не были нашими. В этом поиске ты подвергаешь опасности большее, чем своё тело.