Экватор - Мигел Соуза Тавареш

— Да, Луиш, это я понимаю. И ничего другого от вас не жду. Остается только понять, согласятся ли они на это здесь и в Лиссабоне.

— А если не согласятся, тогда мне будет только легче, не правда ли? — В голосе Луиша-Бернарду прозвучала некоторая грусть. — Сан-Томе мне не нужен. Все это мне ни к чему. И в этом как раз мое преимущество, моя свобода в этой тюрьме.

На секунду Дэвид представил себе отставку Луиша-Бернарду с поста губернатора и то, как он садится на корабль обратно в Лиссабон. Будет только легче… И правда, такая свобода и, может, даже такой соблазн у него есть. Тогда Дэвид представил, что они с Энн остаются одни на этом острове, потом им приходится смириться с той личностью, которую пришлют на замену Луишу-Бернарду — какого-нибудь колониального карьериста, грубого и неприятного на вид, с которым они будут постоянно конфликтовать, а уж об общении и взаимных визитах и говорить не приходится. Прошел всего месяц с их приезда на остров, и Луиш-Бернарду стал для них с Энн настоящим спасательным кругом, островком посреди острова. Он знает, что это чувство, скорее всего, взаимно, но только вот он здесь находится в наказание, конец которого наступит тогда, когда кто-то так решит. Луиш-Бернарду же здесь узник собственной гордости или чувства долга, миссии, которая закончится лишь в тот момент, когда он осознает ее невыполнимой.

Они прибыли к резиденции консула. Энн, услышав топот лошадей, вышла на порог встретить их. В руке она держала газовый фонарь, на ней было темно-розовое платье с глубоким декольте. На загорелой коже виднелись мелкие капельки пота, проступившего от высокой влажности. Улыбнувшись, она поприветствовала Луиша-Бернарду:

— Ну, что, Луиш, вы по-прежнему служите мальчиком-проводником для моего мужа?

— Да нет, Энн, он и без меня не потеряется. Просто иногда мы составляем друг другу компанию. Думаю, скорее, это он меня сопровождает… — он посмотрел на Дэвида, примиряюще улыбаясь, — чтобы я не сбился с прямого пути.

— Гм, слышу в этом явный подтекст. Продолжение мужского разговора.

— Мужского разговора, однако совсем не о женщинах, — вставил Дэвид. — Сдается мне, что единственная женщина в радиусе пятисот морских миль отсюда, о которой мужчины могли бы разговаривать, — это ты, моя дорогая супруга.

— Что ж, тогда надеюсь, что не стану темой ваших бесед.

Луиш-Бернарду театрально раскланялся:

— Это было бы неинтересно, Энн: одни похвалы и восхищения, слишком однообразно.

Она ответила на поклон, чуть комично склонив голову, благодаря его за комплимент.

— Итак, Луиш, может, вы останетесь с нами поужинать? — спросил Дэвид, направившись к дому, слегка обнимая Энн за плечи.

— Благодарю, Дэвид, но мне нужно домой, чтобы просмотреть сегодняшнюю почту. Кто знает, может у Лиссабона есть для меня сенсационные новости?!

— Ну, тогда заезжайте пропустить стаканчик после ужина, — предложила Энн.

— Посмотрю, если быстро освобожусь и еще буду в состоянии…

— Послушайте, сеньор Жерману, я повторяю и хочу, чтобы это было для вас предельно ясно. — Луиш-Бернарду сидел за рабочим столом в своей приемной, задрав ноги на стол и уложив их на кипу бумаг, ожидавших его рассмотрения и подписи. — Меньше чем через два года начнутся первые обновления трудовых соглашений, и на этот раз дела будут вестись по-серьезному.

— По-серьезному — это как, сеньор губернатор?

— Не делайте вид, что вы не понимаете, Жерману. Вы прекрасно понимаете, что означает перезаключение контрактов, так же, как и то, что является обыкновенной клоунадой.

— То есть, сеньор губернатор полагает, что клоунада — это как раз то, что делалось до сих пор?

— Если вам угодно знать мое искреннее мнение, то да. И такое больше не повторится.

— Тогда как же Ваше Превосходительство предлагает поступить?

— Так вот, я вам говорю: каждый перезаключенный контракт должен лежать здесь, на моем столе. И не только с подписью или отпечатками пальцев работника, но и с подписями двух свидетелей, которые умеют читать и писать, и которые не работают на этих вырубках. А свидетели, в том числе и вы, должны будут, поклявшись, подтвердить, что работнику объяснили, а он прекрасно понял, что у него есть право не возобновлять контракт, полностью получить в Фонде репатриации причитающийся ему депозит на его имя, а также быть отправленным к себе на родину за счет его работодателя. Все, что не поступит ко мне с соблюдением перечисленных условий, я аннулирую и распоряжусь повторить всю процедуру подписания в моем присутствии. Вам понятно?

— Не знаю, есть ли у Вашего Превосходительства для этого полномочия… — Жерману-Андре Валенте держался с виду невозмутимо, однако в уголках его губ прятался легкий признак охватывающего его гнева, а едва подрагивающие мышцы лица свидетельствовали о том, что он явно нервничает.

— Что вы знаете о моих полномочиях? Какое такое право вы имеете решать, какие полномочия у меня есть и каких нет? — В отличие от своего собеседника, Луиш-Бернарду не имел надобности скрывать да и не пытался как-либо замаскировать свое негодование, которое мгновенно отразилось в его голосе и на его лице.

— Как вы знаете, сеньор губернатор (Жерману Валенте обожал повторять эту фразу: «как вы знаете»), обсуждение контракта между работающей на вырубках компанией и ее работниками является частным актом гражданского права, который относится к исполнительским полномочиям не губернаторским, а моим. Вы имеете на это право лишь постфактум, если возникают какие-либо сомнения.

Луиш-Бернарду встал из-за стола. Красный от ярости, четко чеканя каждое слово, бомбардируя ими собеседника, он произнес:

— Послушайте-ка, вы, сеньор Жерману. Для чего я сюда прибыл, по-вашему? Чтобы надо мной тут насмехались? Чтобы закрывать глаза на нарушения, которые практикуются на вырубках? Чтобы я притворялся, что считаю, что какой-нибудь несчастный, привезенный сюда из Анголы, ничего не понимая и не зная, к чему быть готовым, и вправду по своей воле хочет остаться тут еще на пять лет, чтобы работать, как проклятый и еще при том, что к нему относятся хуже, чем к животному? Может, вам, конечно, все это безразлично — честное выполнение своих служебных обязанностей — вы ведь здесь уже слишком давно и, наверное, привыкли ко всему и полагаете, что никакие неприятности вас не ожидают, мол, пусть все останется так, как есть. Что касается меня, то я так не считаю. Не для этого я сюда приехал, не для этого меня сюда направили. Послушайте внимательно, что я вам скажу: вы попечитель и курируете интересы наемных работников, а не плантаторов. Либо вы выполняете свои обязанности, либо у вас будет куча проблем, которые вы и представить себе не можете. Я даю вам последнюю возможность осознать, что ситуация изменилась. Изменилась, сеньор Жерману!

— А Ваше Превосходительство, если позволите, стали другим за последнее время…

Луиш-Бернарду остановился там, где стоял, все еще наполненный гневом, но уже пытаясь сдержать себя. На надменность он привык реагировать повышенным тоном, но вот скрытым угрозам противостоял осторожно, чтобы лучше понять их истинный смысл.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что… — Жерману-Андре замолк на несколько секунд, соображая, не зашел ли он слишком далеко, однако отступать уже не было возможности. — В последнее время вы стали слишком требовательным в этих делах и даже, если хотите, неосмотрительным. С тех пор, как сюда прибыл этот англичанин…

— Значит, вы так думаете, сеньор Жерману? — Теперь Луиш-Бернарду уже говорил на удивление тихо, почти обычным тоном.

— И не только я так думаю…

— Не только? И кто же еще?

— Все. Это обсуждают.

— Так, что обсуждают, конкретно?

— Именно это.

— Именно это — что? — Луиш-Бернарду снова повысил голос.

— Что дружба сеньора губернатора с англичанином, то, что вы все время вместе, ходите друг к другу в гости, — всё это привело к тому, что вы теперь разделяете его взгляды, а не наши.

— И какие же взгляды у англичанина, а?

— Ну, как вы, сеньор губернатор хорошо знаете, он здесь для того, чтобы в конце концов заявить о том, что мы используем рабский труд на вырубках.

— Тогда каковы же наши взгляды, сеньор Жерману?

— Что это неправда.

Луиш-Бернарду улыбнулся.

— Это неправда или нам просто удобнее говорить, что это неправда? Вот вы, например, что сами об этом думаете: используется на вырубках рабский труд или нет?

— Я не должен высказываться на этот счет.

— Да нет же, должны! Вот здесь-то как раз ситуация для вас и меняется. Это часть ваших должностных обязанностей. То есть, если там используется рабский труд или допускаются какие-то нарушения, вы должны первым это осудить. Или вы уже забыли о своих должностных обязанностях, Жерману Валенте?