Экватор - Мигел Соуза Тавареш

Энн вышла из спальни, прошла по залам, слабо освещенным уже наполовину оплывшими свечами, и не смогла удержаться от ироничной улыбки, заметив, что в красном зале в подсвечниках, ставших причиной трагедии, горят свечи. Она прошла через веранду и вышла в сад, где полная луна, осветив отдельные участки земли, оставила другие во мраке, окутав тайнами, которые еще только предстоит разгадать. Энн услышала знакомый ей по последним годам жизни шум священной реки, которая протекала чуть вдалеке, в глубине сада, вдыхая висевший над ней в воздухе влажный аромат ночных роз. Она подумала, насколько мирными были эти проведенные здесь годы, о том, что давно успела подружиться с каждым из растущих здесь деревьев, с привычными ей запахами сада; ей вдруг снова взгрустнулось от того, что у них нет ребенка, сына: можно было бы сейчас подойти к нему, поправить одеяло и поведать ему разом все свои секреты и печали, пользуясь тем, что он спит и ничего не слышит. Она подумала и о своем бесплодном герое, которого так любит, недостатками и слабостями которого так восхищается, подумала о том, насколько бы ее жизнь была пуста, если бы все это — их неродившегося сына, этот лунный свет в ночном саду, ночной запах роз — нельзя было разделить с ним и только с ним.

Почувствовав, как холод уже подбирается через одежду к телу, Энн вернулась в спальню, где застала Дэвида, сидящего все в той же позе на диване, с опущенной вниз, зажатой между ладонями головой. Он был по-прежнему в слезах, застывших на его лице, будто в ожидании, когда она вернется.

— Я не оставлю тебя, Дэвид. Не оставлю никогда. Делай то, что ты считаешь нужным и должным.

Все последующие события развивались просто и быстро. На следующее утро Дэвид отправил телеграмму в Дели, попросив об отставке со своего поста в связи с обстоятельствами, изложенными в прилагавшемся к письму отчете шефа полиции Гоалпара. В ответ он получил телеграмму из головного аппарата правительства, в которой сообщалось, что отставка принята со всеми вытекающими из этого последствиями. Они упаковали свои вещи, отблагодарили, чем могли, прислугу дворца, Дэвид написал прощальное письмо с благодарностью, адресованное всем сотрудникам правительства штата, и вечером они уже садились в экспресс, направлявшийся в Агру и Дели, держа друг друга под руку, словно они не являлись, по сути, двумя преступниками, спешно бежавшими из города.

В Дели Дэвид Джемисон доложил в центральный аппарат правительства о своем прибытии и был принят генеральным директором, который не смог скрыть злорадный блеск в глазах, когда спросил его:

— Ну что, мой дорогой, прибыли, чтобы подать в отставку?

— Нет, прибыл, чтобы представиться руководству и ждать дальнейших распоряжений. Если меня ожидает отставка, я решу, буду ли я защищаться или нет. А до тех пор считайте меня на службе.

Дэвид был отправлен домой до принятия решения по его вопросу. Это был долгий и мучительный месяц, проведенный ими в доме родителей Энн, когда нельзя было выйти на улицу без того, чтобы не ощутить на себе косые взгляды, или чувствовать тяжелое свинцовое молчание уважаемого полковника Рис-Мора. К концу этого периода, который показался ему вечностью, к превеликому отчаянию с его стороны, Дэвид был вызван прямо на аудиенцию к вице-королю.

Прошло три года с тех пор, как он в последний раз заходил в этот кабинет, откуда руководили Индией и откуда он вышел тогда с трудно описуемым ощущением причастности к узкому элитарному кругу тех, кому судьба доверила право управлять этой страной. Лорд Керзон, то ли из желания поразвлечься, то ли, чтобы обозначить разницу между тем, что было тогда и что сейчас, принял его на этот раз, даже не потрудившись подняться из-за стола.

— Заходите, Дэвид. Садитесь куда-нибудь, и я сразу перейду к делу. Дабы сэкономить на деталях или красноречивых заявлениях, — а в вашем случае они неуместны, — скажу вам лишь, что я чувствую себя предательски обманутым: вам было оказано доверие и предоставлены несравнимые возможности, которых многие другие страстно добивались и в не меньшей, чем вы, степени заслуживали. Однако, несмотря на запятнавшие вашу честь обстоятельства — вашу и всех нас! — в связи с вашим отбытием из правительства Ассама я попытался быть справедливым и выбрал наиболее подходящий вариант, который позволит вам быть полезным делу защиты интересов нашего государства. У меня был выбор между тем, чтобы инициировать против вас соответствующую процедуру и уволить со службы за бесчестное поведение, и тем, чтобы принять во внимание тот факт, что, несмотря на ваши пороки, вы, ранее и в последнее время доказывали, что, несомненно, способны работать талантливо и со знанием дела. Я выбрал второе. Однако, как вы должны понимать, в Индии вам не место, даже, если вы будете работать мальчиком по уборке помещений в данном учреждении.

Лорд Керзон сделал необходимую паузу, чтобы обидное замечание было как следует прочувствовано, и, надо сказать, добился своего. Теперь перед ним сидел человек, больше похожий на обыкновенного оборванца. Оставалось только подобрать ему самое унизительное из наказаний и можно было переходить к финальному этапу разговора.

— Итак, — продолжил он все таким же разочарованно-презрительным тоном, — министерство по делам колоний распространило циркуляр по всем подотчетным территориям с просьбой подобрать кандидата на должность консула в некоем месте под названием Сан-Томе и Принсипи. Знаете, где такое находится?

— Нет, сэр, и, если не ошибаюсь, даже ничего об этом не слышал.

— Немудрено. Именно поэтому кандидатов на эту должность и не видно. Одни не знают, где это, другие знают, и именно поэтому не желают туда отправляться. Сан-Томе и Принсипи — это два небольших принадлежащих Португалии острова, расположенные в районе западного побережья Африки. По моим сведениям, там порядка тридцати тысяч жителей, один процент которых представлен белыми рабовладельцами, а девяносто девять — черными рабами, которых кнутом держат на хлебе и воде. Кроме этого, там самый плохой климат на планете и куча всяких заболеваний, которые вы себе только можете вообразить.

— Простите, что перебиваю, сэр, но для чего министерству там нужен консул?

— Нужно добиться, чтобы португальцы, в соответствии с каким-то существующим между нами договором, прикрыли там свою работорговлю, благодаря которой, судя по всему, они бесчестно конкурируют с нашим экспортом из этого же региона Африки. Мы направляем туда нечто вроде полиции. Ну, а переходя к делу, сообщаю вам: это является вашим вторым и, вне всякого сомнения, последним шансом. Таким образом, место ваше, коли вам того захочется. Если же нет, надеюсь, вы простите меня за то, что мне придется затеять против вас процедуру увольнения со службы. Поверьте, я предоставляю вам самый великодушный выход из сложившейся ситуации. Итак, каков ваш ответ — хотите Сан-Томе или пожелаете вернуться домой в еще худшем положении, чем когда-то оттуда прибыли?

— Хочу на Сан-Томе, сэр.

XI

Депеша из Лондона в Лиссабон, переправленная потом на Сан-Томе, ограничивалась информацией о том, что английский консул прибудет в сопровождении супруги, что пара не имеет детей и не везет с собой каких-либо сотрудников или помощников; представитель Эдуарда VII приедет прямиком из Индии, где служил до последнего времени. В соответствии с полученными инструкциями, Луиш-Бернарду позаботился о том, чтобы подготовить для супругов дом, сообразный их статусу. Он подобрал к ним в услужение садовника, кухарку, а также девушку-помощницу по дому. Никто из прислуги, как и стоило ожидать, не владел английским, и этот вопрос мистеру и миссис Джемисон предстояло как-то решать.

Любопытствуя, Луиш-Бернарду начал размышлять о том, какого человека англичане могли направить на Сан-Томе с подобной миссией. Ведь ему, с одной стороны, предстояло шпионить за губернатором, а с другой, вроде как, быть его союзником, поскольку с формальной точки зрения задача у них была одна — удостовериться в том, что на острове не используется рабский труд. В представлении губернатора, это должен был быть либо молодой специалист, только начавший свою карьеру, либо изнывающий от невыносимости бытия чиновник, исчерпавший в Индии все возможности профессионального роста, либо, наконец, — какой-нибудь пожилой полковник в отставке, согласившийся на Сан-Томе как на возможность увеличить размер своей пенсии.

С этими мыслями, смешанными с неподдельным страхом, встретил он шлюпку, подошедшую к пирсу от вставшего на якорь судна. На берег сошла блестящая молодая пара в легких светлых тропических одеждах, сдержанно-элегантных, что было большой редкостью в этих краях. Несмотря на явную усталость от двадцатидневного путешествия, они твердым шагом ступили на землю. Таким же крепким, уверенным было и рукопожатие, которым Дэвид поприветствовал Луиша-Бернарду, благодаря за встречу, открыто улыбаясь и подтверждая, что он искренне рад находиться на Сан-Томе. Первое, на что Луиш-Бернарду обратил внимание, взглянув на Энн, была ее несомненная умопомрачительная красота. Высокая и стройная, она небрежно прятала под бледно-зеленой соломенной шляпкой свои светлые волосы. Ниспадавшие пряди обрамляли ее лицо, не бледное, как у большинства англичанок, а с легким медным оттенком, приобретенным под индийским солнцем и солеными ветрами морей, которые ей пришлось пересечь. Нос ее был прямым, чуть длинноватым, полные, подчеркнутые помадой губы открывались в полуулыбке, обнажавшей белые зубы. Все лицо ее было освещено светом мягких зеленовато-голубых глаз. Они смотрели прямо на собеседника и, казалось, вмещали в себя всю сдержанность и, одновременно, всю дерзость мира. Несмотря на жару, которая уже воцарилась в тот утренний час, рука, которую она протянула губернатору, была прохладной и нежной, «как и весь ее несравненный облик», — промелькнуло у него в голове…