Экватор - Мигел Соуза Тавареш

Сейчас Энн наблюдала за тем, как, сморившись чтением газеты, он время от времени клевал носом, напоминая притихшего дикого зверя. В ее взгляде сквозил огонек лукавства и собственничества, который трепетал внутри ее тела, подобно тому, как подрагивали на ветру листья ив, склонившихся над водами Брахмапутры.

Именно в этом оцепенении дрёмы, в которой находился он, и в состоянии пространных размышлений, которыми была охвачена она, и прозвучали слова их старшего дворецкого Йогхинда, возвестившего о неожиданном визите досточтимого Алистера Смита, просившего соизволения прервать воскресный отдых Их Превосходительств делом, требующим незамедлительного рассмотрения.

Мгновенно вскочив, Дэвид полностью пробудился, отбросил в сторону Times of India и почти крикнул Йогхинду:

— Так пусть он заходит, ну же!

— Ты хочешь, чтобы я вышла, дорогой? — спросила слегка напуганная Энн.

— Нет, не нужно. Наверняка, разговор не будет касаться государственных секретов.

Алистер Смит вошел, держа в руке свой головной убор, рассыпаясь в извинениях и протягивая губернатору влажную от пота руку. Дэвид пододвинул к нему стул и предложил сесть:

— Будьте добры, Алистер. Не желаете чаю, лимонада или чего-нибудь еще?

— Лимонада я бы выпил с удовольствием, сэр.

Энн сделала знак Йогхинду, который поспешил принести дополнительный стакан и тут же снова удалился, после соответствующего знака со стороны Дэвида.

— Что вас привело сюда в этот день, Алистер? И что это у вас такое таинственное в руке?

Алистер сделал глоток лимонада, будто набираясь храбрости. Он в задумчивости взглянул на кончики своих форменных ботинок, подумав, достаточно ли они начищены, чтобы в них можно было появиться в доме губернатора. Весь вид его напоминал облик мальчишки, который собирался просить прощения за совершенный им проступок.

— Дело, приведшее меня к вам, заключается как раз в содержимом того, с чем я сюда явился. — Он начал разматывать мешковину, а потом снимать газетную бумагу, в которую были завернуты драгоценные канделябры. Делал он все это довольно неуклюже, подрагивавшими пальцами, что лишь подстегивало нетерпение Дэвида и растущее беспокойство Энн. Наконец, он освободил содержимое мешка от бумаги и левой, а затем правой рукой вытащил оттуда по канделябру. Энн подавила вырвавшийся у нее возглас удивления.

— Вы узнаете это, сэр?

— Конечно, — ответила Энн, не дождавшись реакции Дэвида. — Это подсвечники из красного зала, подарок предыдущего раджи, когда губернатором был сэр Джон Перси! Где вы их нашли, мистер Смит?

Дэвид знаком показал Энн, чтобы она помолчала.

— В лавке одного еврея, который торгует древностями, серебром, золотом и драгоценными камнями. Некий Исаак Рашид, его в городе многие знают.

— Я хорошо знаю мистера Рашида и даже покупала у него кое-какие вещи. — Энн снова не смогла удержаться. — И как же у него оказались предметы, которые являются собственностью этого дворца и английской Короны?

— Энн, я прошу тебя! — Дэвид сильно побледнел: Это от возмущения, подумала она. — Пусть господин суперинтендант все объяснит, не надо его перебивать.

— Да, как раз первое, что я хотел вас спросить, сэр, не обратили ли вы внимание на пропажу этих подсвечников?

На этот раз, противореча своей недавней просьбе, Дэвид вопросительно взглянул на Энн.

— Нет… нет. Я, наверное, — начала она, — уже несколько дней не заходила в красный зал. А, если и заходила, то не обращала внимания. Да вы и поймите, мы ведь не ждем, чтобы у нас в доме что-то пропадало, если только какие-то вещи не забираются в чистку. Однако подождите. Йогхинд! Йогхинд, подойди-ка сюда!

— Да, мэм?

— Йогхинд, ты не обращал внимание на то, что из красного зала исчезли вот эти канделябры?

Слуга опустил глаза и, спустя секунду ответил:

— Обращал, мэм.

— Когда же?

— Позавчера.

— И ты ничего не сказал?

Йогхинд, вот уже четырнадцать лет верный, без единого упрека в свой адрес старший дворецкий губернаторского дворца, снова опустил глаза и замолчал. Энн смотрела на него, уже не веря в то, что происходит. Тут в разговор вступил Дэвид:

— Ну же, Йогхинд, объясни, почему ты не сказал ничего госпоже сразу, как только обнаружил пропажу?

— Сэр, я подумал, что, может, госпожа или господин губернатор по какой-нибудь причине отнесли их к оценщику или к реставратору.

— И тебе не пришло в голову, — Энн уже начинала терять терпение, — что их попросту украли, кто-то из прислуги или тот, кто незаметно для всех проник в дом?

— Нет, мэм, я проверил и убедился, что ничего подобного не случилось.

— Проверил? И как это? Скажи тогда, каким образом канделябры оказались в лавке торговца из еврейского квартала, судя по всему, будучи выставленными на продажу, не так ли, мистер Смит?

— Да, — ответил дознаватель, — на самом деле, их обнаружил там один англичанин, который зайдя в лавку, опознал их и сообщил обо всем в полицию.

— Ладно, Йогхинд, ты можешь идти. — По Дэвиду было видно, что он, наконец, решил взять дело в свои руки. — По тому, что я наблюдаю, Алистер, перед нами типичный уголовный случай, с той только разницей, что полиции приходится иметь дело с имуществом данного дворца. Я уверен, что наша служба правопорядка быстро раскроет эту тайну. Однако, учитывая специфику этого дела, я бы посоветовал вам быть максимально осторожным. Предлагаю, кроме нас двоих, больше никого не посвящать в это дело. И завтра, как только вам станет что-то известно, прошу вас тут же явиться ко мне в кабинет. Надеюсь, я ясно выразился?

— Да, сэр… только есть еще кое-что…

— Нет, Алистер. Завтра, в кабинете. И это касается только нас двоих. Вам понятно или нет?

Теперь уже и лицо, и жидкие волосы Алистера блестели от пота. Он продолжал держать в обеих руках по подсвечнику так, будто собирался забросить их подальше в реку и таким образом освободиться разом от всех свалившихся на него страданий. Он дважды сглотнул пересохшим горлом слюну и даже после того, как Дэвид рукой указал ему на выход, он все еще оставался на месте.

— А… как же подсвечники, сэр?

— А что — подсвечники?

— Они же доказательство преступления, сэр…

— Преступления? — Дэвид начал выходить из себя. — Вы же еще не знаете, было преступление или нет!

— Но они — доказательство происшедшего.

— Происшедшего? И что теперь?

— Теперь я должен их забрать с собой, сэр. И хранить их как вещественное доказательство до тех самых пор, пока не выяснятся факты и пока дело не будет закрыто.

В первый раз за все это время Дэвид почувствовал внутреннюю неприятную дрожь. Слово «дело» прозвучало в его мозгу, словно предупредительный выстрел. Он посмотрел Алистеру Смиту прямо в глаза: начиная с первого дня их знакомства, видя, как он работает, и даже не читая его личное дело, он понимал и был полностью убежден в том, что Алистер является человеком честным, исполнительным, верным блюстителем закона и всех связанных с его соблюдением формальностей. Беспрекословным в отношении к власти и лояльным к своему руководству. Эдакий образцовый полицейский, идеальный для беспокойного времени, которое уже случалось и которое может наступить в любой день.

— Давайте-ка подумаем, Алистер, — сказал Дэвид, вновь обретшим спокойствие голосом: — Подсвечники совершенно точно из дворца, в этом сомнений нет, не так ли?

— Нет, сэр. Никаких сомнений в том, что подсвечники отсюда. Их уже опознали четыре человека и еще несколько десятков людей могли бы это подтвердить, не колеблясь ни секунды.

— Тогда, если их принадлежность не обсуждается, значит, здесь им и место. Именно здесь вы должны их оставить, независимо от того, будут ли они потом, в случае необходимости, востребованы следствием для опознания или в качестве вещественного доказательства. Согласны?

В погрустневшем взгляде суперинтенданта промелькнула легкая тень сомнения. Затем, в полной тишине он протянул подсвечники Дэвиду, поклонился Энн и господину губернатору и попрощался.

— В таком случае, до завтра, сэр.

Дэвид смотрел, как тот удаляется, идя садом по направлению к выходу. Неожиданно ему в голову пришла мысль о том, что за прошедшие два с половиной года, что они знакомы, суперинтендант сильно постарел: плечи ссутулились, а шаг был уже не таким твердым, каким Дэвид наблюдал его раньше. Вздохнув, он передал подсвечники Энн и, положив ей руку на плечо, сказал:

— Ну, ладно, пойдем в дом. Какое неприятное событие!

В поведении и выражении лица суперинтенданта, когда следующим утром он вошел в кабинет губернатора, что-то неуловимым образом изменилось. Он был все тем же верным руководству чиновником, исполнительным в отношении старшего по должности, однако уже не выглядел тем вчерашним напуганным человеком, всецело поглощенным своими служебными обязанностями.