Агентство «БМВ» - Александр Кашин

Мир не без добрых людей, Мата Хари. У бывшего мужа Шиловой еще есть друзья. Вот только переночую — и уберусь отсюда к чертовой матери.

К Штерну ведь уберешься, не иначе? — спросила Марина, осторожно заглядывая в портмоне Кортнева, извлекая оттуда паспорт и открывая его на нужной ей странице.

Могу и к Штерну, — последовал ответ.

А ведь Штерна твоего тоже ищут — тот самый вурдалак, о котором я тебе говорила. Вся ваша милая компания — как говорилось в одном известном фильме — находится под колпаком у Мюллера. — Марина аккуратно сложила паспорт и сунула его в портмоне, а портмоне вложила во внутренний карман пиджака. Пару раз шаркнув по пиджаку щеткой — для очистки совести, — девушка вернула его владельцу, после чего стала натягивать дубленку.

Штерн не такой болван, чтобы отсиживаться у матери. У него есть где укрыться, — сказал Игорь Кортнев, натягивая пиджак и провожая девушку к двери.

Маринка, которая все это время отлично держалась и даже подшучивала — то над собой, то над Игорем, неожиданно сдалась и сама обвила руками шею беглого вице-президента.

Прошу тебя, Игорь, будь осторожнее. Валька говорит, что этот дрессированный вампир Шиловой — ужасная личность. Ты не можешь, не имеешь права рисковать — ведь у тебя мама… и еще я. — Маринка сделала над собой усилие и улыбнулась сквозь слезы.

Кортнев достал из кармана запасной ключ от квартиры и сунул его Марине в сумочку.

Видишь, как просто? — Он ухмыльнулся и погладил её по голове. — К тому же шпионкам плакать просто неприлично. Если ты будешь с таким отчаянием заливаться горючими слезами из-за всякого «объекта», которого тебе придется вести, то вскорости выплачешь все глаза, ослепнешь и пойдешь наниматься на работу в Общество слепых — делать розетки и тому подобную дрянь. Согласись, для истинной Мата Хари вещь совершенно неприемлемая.

Игорь отошел к столу, достал четвертушку бумаги и что-то на ней черканул.

Вот, Мата Хари, — произнес он, вкладывая листочек в карман её пальто. — Ты получила от объекта все — ключи, адрес, телефон, а теперь, птичка, лети-ка скорей домой — не то Шилова и в самом деле подумает, что ты сбежала вместе со мной, и велит точить топор и по твою шею.

Пей, мамаша, — ласково говорил Гвоздь, наливая Маргарите Теофиловне Штерн кипрского муската, — трескай на всю катушку. Как говорится, уплочено! Пей и рассказывай нам потихоньку о сыне, всё рассказывай — ночь-то длинная.

Ты смотри, Гвоздь, не части — а то она и так едва на ногах держится, — едва слышно прошелестел «сукин кот». Мамонов, однако, сильно исказил действительность. Маргарита Теофиловна давно уже на ногах не держалась, а лежала на диване, радостно улыбаясь обоим мужчинам. Во-первых, они разрешали ей пить, чего никогда не позволял сын, во-вторых, поили бесплатно чудесным вином, а в-третьих — и это главное, — дали, наконец, возможность вволю поговорить о её милом мальчике, которого Маргарита Теофиловна — или «Мате», как называл ее Сергей — обожала до самозабвения.

Да ты что, Мамонов, — не видишь разве, что я ей скармливаю? — Гвоздь, потративший час, раскатывая по Москве в поисках приличного вина, обиженно скривил рот серпом. — Это же не вино, а нектар. Очень нежно забирает!

То-то что забирает. Так заберёт, что потом эту самую Мате выстрелом из пушки не разбудишь! — Мамонов навесил на рожу сочувственное выражение и, повернувшись к матери Штерна, сокрушённо покачал головой. — Так и не женился, вы говорите? Ай-ай-ай, какой жестокосердный! Не доставил, стало быть, мамаше такой радости — внучат понянчить!

Маргарита Теофиловна залилась слезами и «сукиному коту» стоило известного труда ее успокоить.

А чем он занимался-то — после того, как своё художественное училище закончил? — встрял, перебивая Мамонова, со своим вопросом Гвоздь, вновь наполняя рюмку Маргариты Теофиловны и очищая для неё банан. — Не сразу же он на Измайловский рынок подался — своими этими… как их… офортами торговать?

Сереженька по распределению два года проработал на фабрике Гознака, — сказала Маргарита Теофиловна, вытирая слезы и выпивая налитый ей мускат, но отказываясь от банана. — Нет, вы только подумайте, — с жаром обратилась она к гостям, — талантливого художника направили на предприятие, где государство печатало свои «деревянные» рубли! Уж какие тут офорты — сплошь монотонный изматывающий труд! Ужасно, правда?

Это известие, однако, не показалось столь ужасным Гвоздю и Мамонову, которые обменялись между собой многозначительными и, пожалуй, даже веселыми взглядами. Истоки своеобразного мастерства Сергея Штерна стали постепенно проявляться…

Маргарита Теофиловна начала свой «роман с алкоголем» давно — когда выяснилось, что ее муж — негодяй и жить с ним нет никакой возможности. Тем не менее она все-таки с ним жила, вернее, существовала — как существуют порой бок о бок соседи, которые терпеть друг друга не могут. Тому было несколько причин. Как многие женщины, она считала, что это дурно — когда сын растет без отца, пусть даже самого завалящего. Кроме того, чтобы воспитывать ребенка и при этом тайком выпивать, требовались деньги, а отец Сергея — при всех его недостатках — зарплату, и по тем временам немалую, приносил домой вполне исправно. Сама Маргарита Теофиловна никогда не работала и обеспечить сколько-нибудь достойное существование сыну не имела возможности, зато она приохотила его к рисованию и, как маленькая, радовалась его успехам. Она порвала с мужем, когда сыну исполнилось четырнадцать лет и он — по чистой случайности — узнал о предательстве отца, подписавшего во времена «папы Джо» отречение от деда, который проходил по делу вейсманистов-морганистов и через три года после процесса «генетиков» умер в лагере. Сергей тогда ушел из дому, и Мате воспользовалась этим, чтобы окончательно разругаться с опостылевшим супругом и переехать от него в свою однокомнатную квартиру. Сын остался с ней, и они зажили вдвоем, хотя далеко и не так обеспеченно, как прежде. Маргарита Теофиловна, имея за плечами три года Полиграфического института, устроилась в школу учителем рисования, и пару лет они с сыном ухитрялись как-то перебиваться. Но потом, когда ежедневные выпивки красивой и аристократичной Маргариты Теофиловны сделались любимой темой разговоров в учительской — коллеги не раз заставали ее в дамском туалете за распитием некоего «эликсира», который она тянула из плоской металлической фляжки, — вопрос о ее пребывании в школе был решен, и Мате уволилась «по собственному желанию». Прошло еще два года, и Маргарита Теофиловна, успевшая к тому времени поработать библиотекарем, продавцом в ларьке «Союзпечать» и даже уборщицей в магазине, оставила, наконец, все попытки жить нормальной жизнью и отдалась существованию, суть которого выражалась в поговорке: «Если водка мешает тебе работать, надо бросить работу». К тому времени ее сын Сергей уже учился в МАХУ и неплохо подрабатывал, малюя вывески кооператорам. По мере возможности он старался бороться с пьянством матери и даже как-то раз хотел положить ее в лечебницу, но та ответила, что в ЛТП жить не сможет и перережет там себе горло бритвой или повесится.

С тех пор Сергей разговоров о лечебнице с матерью не заводил и предоставил Мате возможность проводить время, как ей заблагорассудится. Зато сам стал чаще пропадать из дома, а когда у него появились деньги, снял квартиру и окончательно съехал от матери. Впрочем, он навещал ее по нескольку раз в неделю, а, также платил некоторую сумму соседке Дарье Ивановне, чтобы она приглядывала за Мате — в частности, следила за тем, чтобы она выключала газ, не курила в постели и хотя бы время от времени выносила мусор.

Все это довольно скоро стало известно Мамонову и Гвоздю, когда они — под видом приятелей Штерна — торговцев из Измайлова — завалились в одиннадцатом часу вечера в гости к Маргарите Теофиловне Штерн, в девичестве Готье. Мате чувствовала себя неважно — сын не появлялся у нее дома вот уже несколько дней, деньги кончились, а выпить хотелось. По этой причине Мате встретила гостей с распростертыми объятиями и приняла их объяснения за чистую монету, особенно после того, как Гвоздь выставил на стол несколько бутылок с дорогим вином, разложил по тарелкам фрукты и предложил обмыть знакомство. Она не видела — или не захотела увидеть, что если небольшой пухлый Мамонов и в самом деле походил на преуспевающего рыночного дельца; то напоминавший остро заточенный штык Гвоздь в голубом десантном берете на плоской башке ни в малейшей степени не соответствовал образу мирного торговца сувенирами и предметами искусства.

Стало быть, он так и живет один? — задал вопрос Мамонов, возвращаясь к интересовавшей его теме. — Вот бедняга. Таланту одному трудно. Сергею вашему женщина нужна — чтобы и сготовить могла, и душу его понять. Муза, одним словом!