Волк среди волков - Ханс Фаллада

- Тюрке! - заорал тайный советник Шрек. - Вы слышали? Номер тридцать семь! Ступайте наверх, волоките сюда этого проклятого лодыря живым или мертвым! Да не зевайте, вы знаете его фокусы! Помните, что он умудрился запереть у себя в комнате вашего коллегу!

- У меня не выскочит! - сердито кивнул плечистый. - Со мной бы он такой штучки не выкинул, господин тайный советник... - Он неторопливо протиснулся в дверь.

- Превосходный санитар! - пробурчал тайный советник. - Никаких сантиментов! - И с пробудившейся вновь озабоченностью продолжал: Надеюсь, он не удрал опять?

- Нет, нет, - осторожно успокоил советника директор. - Он не может убежать. К сожалению, кое-какие происшествия... - И, взглянув на ротмистра, добавил: - Я немедленно все расскажу вам, как только этот господин...

Со вздохом облегчения тайный советник упал в кресло. Он отер себе лоб.

- Значит, на этот раз он не удерет. Слава господу! Так вы говорите происшествия? Куда бы он ни попал, - всегда какие-нибудь происшествия. - И со вздохом человека, покорившегося судьбе, продолжал: - Полиция? Прокурор?

- Нет, нет, - поспешил успокоить его главный директор Фогель, - они не понадобятся. Виновный, без сомнения, извинится. - И, бросив злой взгляд на ротмистра: - Мы возместим все убытки. Один из наших служащих, к сожалению, настолько забылся, что позволил себе избить господина барона!

Старец так и взвился:

- Где он? Кто он? - И, обернувшись к ротмистру: - Это вы?

- Он запустил ему в голову бутылкой от шампанского! - пожаловался директор с вялым и ни к чему не обязывающим прискорбием в голосе.

- Превосходно! - воскликнул старец. - Винная бутылка - замечательно! Это вы? Ваш друг? Познакомьте меня с вашим другом! Я должен поблагодарить его. Нельзя? Почему нельзя?

- Вашему пациенту, видимо, удалось каким-то загадочным способом напоить пьяным моего друга и еще нескольких служащих.

- Ах, вот оно что, - сказал тайный советник Шрек. - Значит, обычное свинство. - Он покорно сел. - Я все улажу, никто не должен пострадать. Вы вот, высокоуважаемый господин главный директор, кажется, ослеплены титулом "барон" и прочее. Позвольте сказать вам, что этот барон - самый вздорный, самый развратный мальчишка, к тому же садист и пошляк! Да еще трус вдобавок!

- Господин тайный советник! - взмолился главный директор.

- Так оно и есть! - загремел тайный советник. - Он воображает, что если из-за страсти к мотовству взят под опеку и выпутался из очень скверной истории, за которую был освобожден как псих по пятьдесят первой статье, так может вытворять все, что ему угодно. Бездельник, ни к чему нет уважения, ни искры человеческого чувства... - Он снова вскипел. - Пороть бы этого олуха и вечером и утром, в тюрьму бы его засадить или хотя бы в сумасшедший дом... Там бы его от этих штучек отучили!

- Но ведь он же находится в вашем санатории, этот бедный больной! продолжал умоляюще главный директор.

- К сожалению! - возмущенно воскликнул тайный советник. - К сожалению, все еще!. Я навязываю его своим коллегам, как прокисшее вино, да никто брать не хочет, хотя он и платит больше всех! Просто злая обезьяна. Я водворяю его обратно в мой санаторий, разумеется в изолятор, за решетку и крепкие двери, и он будет тих как мышь целый месяц, целых два, - особенно если ваш друг как следует измолотил его...

- Четверть часа тому назад он был почти без сознания, - ввернул главный директор.

- Превосходно! А потом в него опять вселится бес, и он начнет измываться над беззащитными больными, красть папиросы, задирать санитаров, доводить меня и моих ассистентов до сумасшествия... И ведь он вовсе не глуп, он чертовски хитер, и будьте уверены, он опять удерет. Мы можем сторожить его как угодно, он всегда найдет простака, которого околпачит... Он занимает деньги, он ворует их... И я бессилен, - заскрипел зубами старик. - Я не могу от него отделаться. Закон на его стороне: он, видите ли, невменяем...

Тайный советник вдруг как-то осунулся и постарел.

- Вот уже сутки, как я в своей машине гоняюсь за ним. - Он устало оглядел присутствующих. - Только бы мне от него отделаться! - снова простонал советник в отчаянии. - Но тогда он, при первой возможности, вырвется на свободу - нет, я не могу взять на себя такую ответственность. - Он задумался: - Испробуем все-таки последнее, расходы. Может быть, его матери - у него, к сожалению, только мать, - надоест за него платить... Господин директор, могу я попросить составить счет...

- Да, - сказал директор нерешительно, - вина выпито немало: шампанского, коньяку...

- Вздор, - обозлился тайный советник. - Детская игра! Подумаешь, шампанское! Коньяк! Нет, каждый пострадавший должен требовать возмещения. Я слышу, он напоил десяток людей... Вашего друга, например?

- Не думаю, чтобы мой друг... - начал фон Праквиц неуверенно.

- Ради бога! - продолжал беситься тайный советник. - Не будьте дураком! Простите, если я что лишнее сказал, но право же, не будьте дураком. Чем больше расходов, тем скорее можно надеяться, что мамаша этого паршивца в один прекрасный день все-таки засадит его в самый настоящий сумасшедший дом. Да вы человечеству окажете услугу...

Ротмистр взглянул на главного директора, потом на пишущую машинку с еще вложенным в нее свидетельством об увольнении.

- Моего друга, который был здесь помощником директора и администратором, дирекция гостиницы решила уволить за то, что он напился при исполнении служебных обязанностей... - сказал он нерешительно.

- Превосходно! - воскликнул тайный советник, но на этот раз его прервал главный директор.

- К сожалению, я должен возразить господину фон Праквицу, - заявил он торопливо. - Мы даем господину Штудману продолжительный отпуск, ну, скажем - на три месяца, ну, даже на полгода. За это время господин Штудман, при своих качествах, без сомнения подыщет себе другое место. Мы увольняем его, - продолжал главный директор энергично, но тускло, - не потому, что он напился в рабочее время; мы просим его подыскать себе что-нибудь другое, ибо служащий в гостинице ни при каких обстоятельствах не должен привлекать к себе внимание. К сожалению, господин фон Штудман вызвал очень большое внимание, когда на глазах у множества служащих и еще большего числа постояльцев полуодетый и совершенно пьяный скатился с лестницы.

- Итак, - начал довольным тоном тайный советник, - речь должна идти не только о возмещении убытков за потерю места, но, бесспорно, еще и за увечье. Это меня искренно радует, горизонт проясняется. Не удивлюсь, если этот щенок Берген наконец попадет куда следует. Где же мне найти вашего друга? У вас? Большое спасибо. Я запишу адрес. Вы услышите обо мне в ближайшие два-три дня. Действительно, очень удачно. Во всяком случае, мы заплатим валютой... Уверяю вас, чем больше расходов, тем лучше... Пожалуйста, без церемоний! Вы думаете, я с ними буду стесняться? Черта с два! К сожалению, их этим не проймешь!

Ротмистр встал. Странная штука - жизнь. В самом деле: человек свалился с лестницы и - конец заботам. Фон Штудман может поехать в Нейлоэ, он теперь человек без забот, если желает, даже в качестве paying guest [платного гостя (англ.)], и ротмистр уже не одинок.

Он попрощался; тайный советник еще раз пожалел, что не может пожать руку его друга и поздравить его с удачным падением.

Когда фон Праквиц уже собирался выйти, дверь отворилась, и, одновременно поддерживаемое и влекомое великаном Тюрке, вошло, пошатываясь, какое-то огненно-красное человеческое существо; подбитый глаз и опухшее лицо придавали ему весьма жалкий вид, а трусливый, раболепный взгляд внушал отвращение.

- Берген! - прокукарекал тайный советник срывающимся голосом. - Берген, подите-ка сюда!

Трус сразу сник: жалкий и великолепный в своей пижаме, он упал на колени.

- Господин тайный советник! - взмолился он. - Пощадите, не отсылайте меня в сумасшедший дом! Я ни в чем не виноват. Они пили шампанское с большим удовольствием...

- Берген! - заявил тайный советник. - Прежде всего у вас отберут сигареты.

- Господин тайный советник, пожалуйста, не отбирайте. Вы знаете, что я не выдержу. Я не могу жить без курения. Я же только выстрелил в потолок, когда тот господин отказался пить...

Фон Праквиц тихонько притворил за собой дверь. Дверь была двойная, обитая войлоком, и жалобы несчастного Бергена, эти детские жалобы, но без чистоты и невинности детства, затихли.

"Скорее бы опять очутиться в Нейлоэ! - подумал фон Праквиц. - Берлин мне осточертел! Нет, дело не только в этой сбесившейся банкнотной машине, - продолжал он размышлять, глядя в глубь опрятного коридора с темными, холеными дубовыми дверями. - Все выглядит так, как будто жизнь еще прилична и опрятна, а на самом деле - все подточено, прогнило. Война, что ли, в людях до сих пор сидит? Не знаю. Во всяком случае, я ничего не могу понять".

Он медленно шагал по коридору, дошел до холла, спросил, где комната его друга. Лифт доставил его под самую крышу. На кровати сидел Штудман, подперев голову руками.