Длинная цепь - Е. Емельянов

Дружинники, меж тем, закончили свой труд и оставили избитого паренька прямо на дороге, неподвижного и мёртвого. Пара каких-то мужиков подняла останки, утащила прочь, и вскоре кровь смешалась с дорожной грязью, исчезла полностью. Народ возроптал слегка, но их лёгкий гомон утих быстро, точно круги на воде, и жизнь стального города потекла своим чередом.

— Кажется, бедолаге завтра никакая защита уже не понадобится, — заметил Кнут.

Риг не нашёлся с ответом.

Обратно они возвращались в тягостном молчании, двигаясь несколько поспешно. Риг физически начинал ощущать свою чужеродность этому городу, но не желал показывать ему свою слабость, а потому старался шагать хоть и быстро, но не поспешно. Часть его даже предвкушала встречу с соплеменниками. И лишь когда до облюбованной их отрядом таверны оставалось совсем немного, Риг замедлил шаг.

В той таверне сидели его люди, но они не были именно его людьми. Каждый из них предан Торлейфу и его старшему сыну, каждый пошёл под знаменем Эйрика и согласился принять того как вождя. И хоть душа Рига за этот день уже успела истосковаться по родной речи и знакомым громким песням, каждая с неизменной щепоткой бравады и долей куража, но в итоге он завернул на сторону. Вздохнул коротко, незаметно, а после уверенным шагом отправился к той самой гостинице, где обосновался Безземельный Король.

Робин Предпоследний

Робин точил свой меч.

Он видел, что магия делает с живыми людьми, дезертировал из Последней Стражи и сбежал подальше от инженеров и их колдовства на самый край света, однако посмотрите на него теперь: плывёт в самое жуткое, переполненное магией место на земле, а в трёх шагах от него сидит девушка-инженер. Видимо это и называют словом «ирония».

Пока что, впрочем, эта Кэрита выглядела не особо опасной и была по виду близка к обмороку. С тех пор как их корабль прибыл в ворейский порт, она только и делала, что лежала и сквозь полуприкрытые веки смотрела на башню Кузнеца, изредка вздрагивая, точно от боли.

Была беззащитна.

Робин заметил, что затаил дыхание. С усилием заставил себя снова дышать, контролируя каждый вздох, словно забыл как это делать.

Он может убить её. Возможно даже сам останется жив после этого и сможет ходить, видеть и говорить. Но что потом? Снова всё бросить, пуститься в бега? Он ведь уже не мальчик. И куда он пойдёт? А самое главное, что он там будет делать?

Мёртвая Земля… если то, что про неё говорят, правда, то после этого похода он сможет, наконец, быть самому себе хозяином и идти куда пожелает. Уйдет подальше от диких северян и их культа инженеров, может быть, купит себе славный домик где-нибудь в Лирии. Сможет жить в безопасности.

Робин точил свой меч.

Как ему однажды сказал Одноглазый: «Разница между заточенным клинком и хорошо заточенным клинком невелика, но значительна». Опыт самого Робина не раз показывал правоту бывалого Стража, и хотя заточка ещё ни разу не внесла существенного вклада в спасение его жизни, но с ней все же было как-то спокойнее. Вдруг в следующий раз качество заточки станет решающей каплей на чаше весов? Да и руки приятно было чем-то занять, отвлечься, разгрузить голову.

— Ты боишься меня, Последний Страж?

Она говорила на железном языке без малейшего акцента и от одного этого по спине Робина побежали мурашки. Её голос был едва слышен, и было заметно, что слова даются ей нелегко.

— Я боюсь, что мои внутренности превратятся в кашу и вытекут через рот, госпожа Кэрита. Боюсь того, что моя собственная рука оживёт и задушит меня, и боюсь пойти над пропастью по мосту, которого нет, — Робин ненадолго отвлёкся от своего занятия, бросил на девушку спокойный взгляд. — Но тебя я не боюсь. Только того, что ты можешь сделать, и что рано или поздно сделаешь.

— Ты поверишь, если я дам тебе слово, что не собираюсь делать ничего подобного?

Робин невольно усмехнулся. Инженер или нет, но она была ещё ребёнок, довольно наивный к тому же. А ещё девушка.

— Если девять человек стоят безоружными, а десятый держит в руках меч, то рано или поздно меч будет использован. И не важно, хороший ты человек или плохой, движет тобой жажда наживы, желание помочь или обычная злость — а важно, что в какой-то момент ты будешь права, а они будут не правы. А потом снова, и ещё один раз, и ещё. И у тебя в руках всегда будет самый веский довод из возможных.

— Разве это довод? То, что я могу это сделать, вовсе не значит, что я это сделаю.

— Так и говорят все люди с мечами.

На причале послышался топот множества сапог, и Робин поднялся со своего места, планируя приветствовать вернувшихся товарищей. Дикари или нет, сейчас они прикрывали его спину, а значит сейчас это самые близкие люди.

Однако подойдя к борту, он не увидел товарищей, лишь десяток дружинников князя, в кольчугах под красными шубами. Были они все как один в боевых шлемах и при оружии, шли очень быстро, уверенно. В их сторону.

— Ты, бродяга, по-ворейски-то умеешь говорить? — спросил у Робина незаметно оказавшийся рядом безумный капитан.

— Только если надо сказать «привет» или попросить миску похлебки да комнату на ночь. В княжествах я был один раз, проездом.

— Значит, не договоритесь, — заключил старый отшельник и запалил в своей трубке какую-то едкую мерзость, что шла у этих оборванцев заместо табака.

Увидев их вооружение, Робин сильно сомневался, что с княжескими дружинниками получится договориться в принципе. Чего бы они ни хотели, разговор там явно будет короткий.

— Что насчёт вас? — спросил у капитана Робин, кивнув себе за плечо на многочисленных матросов. — Кто-нибудь знает ворейский? Или как рубить тех, кто знает?

— Мы люди моря, имперец, а что вы, что ворейцы — люди земли, грязные люди. И так уж повелось, что такие как вы не любят тех, у кого нет полей и домов, чтобы их жечь, у кого нет стада овец или золота, которые можно украсть.

— Корабли тоже горят, — заметил Робин, но отшельник его явно не слушал, поглощённый своей очередной безумной речью.

— Не любите вы людей, что умирают в неволе быстрее, чем работают. Такие как вы не любят таких как мы, а