Сказание о Мануэле. Том 1 - Джеймс Брэнч Кейбелл

— Фу, брат! — говорит Юрген. — Разве у дьявола недостаточно силы, чтобы перенести его?

— Я никогда не соглашался с Оригеном, — отвечает монах. — И, кроме того, у меня страшно болит большой палец.

— Тем не менее, — замечает Юрген, — богобоязненному человеку не надлежит говорить с неуважением о божественно назначенном Князе Тьмы. Для еще большего смущения рассмотри промысел этого монарха! Ты можешь заметить, что он денно и нощно трудится над задачей, поставленной перед ним Небесами. Такое можно сказать лишь о нескольких причастниках, но никак не о монахах. Подумай, к тому же, о его изящном искусстве, о котором свидетельствуют все те опасные и прелестные ловушки сего мира, бороться с которыми твое дело, а мое — ссужать на это деньги. А не будь его, мы оба остались бы без работы. Рассмотри также его филантропию и взвесь, насколько невыносимо было бы наше положение, если б ты и я, да и все наши прихожане сегодня водили бы дружбу с остальными зверями в Саду, отсутствие которого мы притворно чувствуем по воскресеньям! Встать со свиньей и лечь с гиеной?.. О, нестерпимо!

Так он пошел дальше, придумывая поводы для того, чтобы не размышлять слишком сурово о Дьяволе. Большей частью это были отрывки стихов, сочиняемых Юргеном в лавке, когда дела шли вяло.

— Я считаю, что все это чепуха и ерунда, — была реплика монаха.

— Без сомнения, в твоей точке зрения больше чувства, — заметил ростовщик, — зато в моей — красоты.

Затем Юрген миновал цистерцианский монастырь и уже подходил к Бельгарду, когда повстречал некоего черного господина, который поприветствовал его и сказал:

— Благодарю, Юрген, за доброе слово.

— Кто вы такой и почему меня благодарите? — спрашивает Юрген.

— Мое имя большой роли не играет. Но у тебя мягкое сердце, Юрген. Да будет твоя жизнь лишена забот!

— Спаси нас от зла и вреда, мой друг, но я уже женат.

— Эх, господа, такой изящный и умный поэт, как ты!

— Я уже с давних пор занимаюсь поэзией.

— Конечно же! У тебя темперамент художника, который не совсем соответствует ограничениям семейной жизни. Я предполагаю, что у твоей жены особое мнение о поэзии, Юрген.

— В самом деле, сударь, ее мнение нельзя повторить, ибо уверен, что вы не привыкли к таким выражениям.

— Весьма печально. Боюсь, жена не совсем тебя понимает, Юрген.

— Сударь, — говорит пораженный Юрген, — вы умеете читать самые затаенные мысли?

Черный господин казался весьма удрученным. Он сжал губы и начал что–то считать на пальцах: когда те двигались, острые ногти сверкали, словно язычки пламени.

— Весьма плачевно для тебя, — говорит господин в черном, — оказаться первым человеком, в котором я нашел готовность замолвить доброе слово о зле. Да к тому же, за все эти века! Это же самый прискорбный пример дурного управления! Неважно, Юрген, утро вечера мудренее. Теперь же я, разумеется, награжу тебя!

И Юрген вежливо поблагодарил прямодушного старика. А когда Юрген пришел домой, его жены нигде не было видно. Он искал ее, где только можно, и расспрашивал всех подряд, но безрезультатно. Госпожа Лиза исчезла во время приготовления ужина — внезапно, бесследно и необъяснимо, словно (в юргеновских образах) пронесся ураган и оставил позади себя спокойствие, которое, по контрасту, казалось жутким. Ничто не могло пролить свет на это чудо, своего рода магию, и Юрген вдруг вспомнил странное обещание черного господина. Юрген перекрестился.

— Как же несправедливо, — говорит Юрген, — в благодарность создавать людям скверную репутацию! Но я осознаю, насколько я мудр, что в этом мире сплетников всегда обо всех говорю любезно.

Затем он приготовил себе ужин, а после лег в постель и спал очень крепко.

— У меня безоговорочная уверенность в Лизе, — говорит он. — У меня исключительная уверенность в ее способности позаботиться о себе при любых обстоятельствах.

Все было очень хорошо, но время шло, и поползли слухи, что госпожа Лиза разгуливает по Морвену. Ее брат, бакалейщик и член городского совета, пошел туда проверить это сообщение. И действительно, в сумерках там бродила жена Юргена и непрестанно что–то бормотала.

— Фу, сестра! — говорит член городского совета. — Это весьма недостойное поведение для замужней женщины, и об этом, похоже, начнут говорить.

— Следуй за мной! — отвечает госпожа Лиза. И член совета последовал за ней в потемках, но, когда она пришла на Амнеранскую Пустошь и продолжала идти дальше, он понял, что лучше за ней не следовать.

На следующий вечер в Морвен отправилась старшая сестра госпожи Лизы. Эта сестра была замужем за нотариусом и считалась весьма проницательной женщиной. Как следствие этого, вечером она взяла с собой очищенный от коры ивовый прут. А по Пустоши в сумерках разгуливала жена Юргена и непрестанно что–то бормотала.

— Фу, сестра! — говорит жена нотариуса, которая была проницательной женщиной. — Разве ты не знаешь, что сейчас Юрген сам себе штопает носки и опять положил глаз на графиню Доротею?

Госпожа Лиза вздрогнула, но сказала лишь то же самое:

— Следуй за мной!

И жена нотариуса последовала за ней на Амнеранскую Пустошь и пересекла эту Пустошь, а там оказалась пещера. Об этом месте ходила дурная слава. В сумерках навстречу им вышел, высунув язык, тощий пес, но жена нотариуса трижды хлестнула его прутом, и молчаливый зверь оставил их. Госпожа Лиза молча прошла в пещеру, а ее сестра повернулась и, плача, отправилась домой к детям.

На следующий вечер Юрген сам пошел в Морвен, поскольку родственники жены убедили его, что нужно совершить этот мужественный поступок. Юрген оставил лавку на Уриена Вильмарша, считавшегося весьма достойным служащим. Юрген последовал за своей женой через Амнеранскую Пустошь и достиг пещеры. Юрген охотно оказался бы где–нибудь в другом месте.

Там сидел пес на задних лапах и, казалось, ухмылялся Юргену. А вокруг были и другие твари, летавшие в сумерках низко над землей, как совы. Но они были значительно крупнее сов, и от этого становилось не по себе. И, более того, все это происходило сразу после заката в канун Вальпургиевой ночи, когда случается даже более чем невероятное.

Тогда Юрген сказал немного брюзгливо:

— Лиза, моя дорогая, если ты войдешь в пещеру, мне придется последовать за тобой, поскольку нужно совершить этот мужественный поступок. А ты знаешь, как легко я простужаюсь.

Голос госпожи Лизы казался тонким и причитающим, он престранным образом изменился.

— У тебя на шее крест. Ты должен его выбросить.

Юрген носил крест из сентиментальных воспоминаний, поскольку тот когда–то принадлежал его покойной матери. Но теперь, к удовольствию жены, он снял эту безделушку и повесил на барбарисовый куст. И с мыслью, что дело, похоже, принимает скверный оборот, он последовал за госпожой Лизой в пещеру.