Вместе с Россией (Вместе с Россией - 2) - Егор Иванов

За несколько дней до пасхи начальник канцелярия министерства двора Мосолов, явившись на доклад, выложил из папки с бумагами... новое письмо Маши, на этот раз адресованное прямо ему, царю!

- Как оно попало к вам? - изумился Николай, вертя в руках конверт с русской маркой и штемпелями царскосельской почты.

- Ваше величество, оно было неизвестно кем опущено вчера вечером в почтовый ящик на станции... - развел руками генерал.

С заметным интересом и без гнева, как отметил про себя Мосолов, царь принялся читать письмо Васильчиковой.

"Не знаю, дошло ли до вашего величества письмо, которое осмелилась вам написать (10 марта нового стиля). С тех пор многое случилось - Пржемысль пал, наши храбрые воины отчаянно воюют в Карпатах - и вот опять ко мне приехали трое (два немца и один австриец), прося повторить написанное мною в первом письме и, может быть, не дошедшем до вашего величества, - читал царь и припомнил, что Сухомлинов, которому он дискретно поведал о первом письме, обещал выяснить имена тех, кто приходил к Маше, но пока ничего не доложил, а именно - что в Германии и Австрии желают мира с Россией, и вы, государь, возымевший святую мысль о международном мире и по желанию которого был созван в Гааге мирный конгресс, вы, властитель величайшей страны в мире, вы один - тот, который, как победитель, можете первый произнести слово "мир", и реки крови иссякнут, и страшное теперешнее горе превратится в радость".

Дальше шли строки, еще больше заинтересовавшие Николая.

"Меня просят довести до сведения вашего величества, что из секретнейшего источника известно, что Англия намерена себе оставить Константинополь и создать на Дарданеллах новый Гибралтар и что теперь ведутся тайные переговоры Англии с Японией, чтобы дать последней Маньчжурию..."

Будто уколотый в сердце, Николай отдернул руку с письмом в сторону. Сообщение Маши попало на самое его больное место - проливы и Маньчжурия, которую он уже давно в мечтах видел вассальным государством.

- Александр Александрович! - приказал он неожиданно Мосолову. - На сегодня с бумагами хватит... Я оставлю пока... это письмо... Можете быть свободны...

Начальника канцелярии такой оборот дела нисколько не озадачил. "Государь, видимо, хочет обсудить письмо с ее величеством..." - решил царедворец и молча стал собирать бумаги в портфель. Он угадал - едва за генералом закрылась дверь кабинета, Николай, изменив своему обыкновению двигаться и говорить не спеша, почти выбежал в коридор. На глазах дежурных двух бородатых казаков лейб-атаманского полка, царь заставил себя пойти несколько медленнее - он не хотел, чтобы охрана и слуги думали, будто что-то случилось.

Взволнованный, он вошел в сиреневую гостиную. Аликс, сидя с ногами, укрытыми шотландским пледом, на атласном диване подле громадной корзины с белыми гвоздиками, что-то вышивала. Когда Ники вошел, Александра Федоровна быстро сняла очки - она не хотела, чтобы муж видел ее в очках, хотя в письмах к нему и писала кокетливо "твое старое Солнышко".

Николай тяжело опустился в кресло рядом с диваном.

- Какие-нибудь неприятности на фронте? - участливо спросила Александра.

- Нет! Маша прислала еще одно письмо, на этот раз адресуясь прямо ко мне... - настороженно, дожидаясь реакции Аликс, вымолвил Николай, Александра Федоровна сразу поняла, о какой Маше и каком письме идет речь. Она решительно отложила в сторону пяльцы.

- Что же тебя так взволновало, дорогой? - уставилась царица своими белесо-голубоватыми глазами на мужа.

- Она опять пишет, что к ней явились трое эмиссаров от германских и австрийских кругов с просьбой посредничать в переговорах о сепаратном мире...

- Ники, но ведь это весьма разумно! - прервала его Александра Федоровна. - Многие из близких нам людей точно так же считают!

Царь подал ей письмо, интерес к которому у царицы был столь велик, что она водрузила очки на нос и стала внимательно вчитываться в каждую строчку. Дойдя до слов о намерениях англичан, известных из секретнейшего источника, императрица не удержалась от многозначительного "о!", сказанного нараспев.

Последнюю строчку письма царица произнесла вслух:

"Если ваше величество желали бы прислать доверенное лицо в одно из нейтральных государств, чтобы убедиться, здесь устроят, что меня из плена освободят, и я могла бы представить этих трех лиц вашему доверенному лицу".

- И как ты думаешь поступить? - подняла Аликс глаза на Николая. - Не правда ли, германцы протягивают тебе руку для мира?! Примешь ли ты ее?

Николай задумался. Он машинально теребил правый ус, потом погладил по тому месту головы, куда когда-то была нанесена рана японской саблей.

- Дорогая, у меня начинает бродить мысль о мире, но... - царь снова погладил правый ус, - думаю, что еще рано начинать быстрые шаги к нему...

- Но, Ники! - мгновенно возразила царица. - Если мы не выйдем с почетом из войны, то ты и Россия будете опозорены и возможна революция, которую возглавит эта мерзкая Дума и все болтуны, которые за ней стоят... Но я боюсь, что в случае победы Англия не даст России воспользоваться плодами того мира, в котором она будет, как всегда, всеми руководить... Если же ты заключишь мир сейчас и получишь проливы, часть Галиции, контрибуцию или еще что-нибудь финансовое - это будет твоя победа! Англия и Франция, пока они заняты войной, не смогут отобрать плоды этой победы. Дума будет вынуждена заткнуть глотки своим мужицким ораторам, которые без конца подрывают власть...

Николай внимательно слушал рассуждения императрицы, и некоторое подобие интереса горело в его обычно безучастных глазах.

- В Европе нас тоже поймут правильно... - убеждала царица. - Вспомни, что писал тебе король Швеции Густав всего месяц тому назад... Его тоже волнуют ужасы этой страшной войны, и мысли заняты изысканием средств, могущих положить ей конец... В любой момент, когда ты захочешь и найдешь это удобным, дядя Густав готов всемерно служить в этом деле...

- Аликс, это невозможно так сразу!.. - решил высказаться Николай. Если мы не подготовим прежде почву, меня клевреты Англии заколют кинжалом, как закололи моего пращура Павла Первого!.. Его ужасная судьба всегда встает перед моими глазами, когда я думаю о единоборстве с Альбионом...

Я не питаю никакого зла к Вильгельму и Францу-Иосифу... - продолжал свои неожиданные откровения Николай. - Больше того, я с удовольствием принимал датского государственного советника Андерсена... Ты помнишь, я рассказывал тебе, что Андерсен по поручению своего короля Христиана сначала побывал с тайной миссией в Берлине и был принят Вильгельмом и канцлером Бетманн-Гольвегом. Оба говорили ему, что лучшая дорога к миру пролегает через мое сердце...

- Вот видишь, дорогой! Вильгельм тоже хочет мира с нами! Он без конца пускает пробные шары... - горячилась государыня, и некрасивые красные пятна появились у нее на лице и шее.

- Но не может же русский царь так сразу пойти на сепаратный мир... возмутился Николай.

- Ники, никто и не собирается так сразу заключить сепаратный мир... успокоила его Аликс. - Датский и шведский короли предлагают посредничество, Вильгельм его ищет, мы можем подготовить условия, например, разогнать назойливую Думу, убрать Сазонова, для которого нет ничего выше интересов Франции и Англии...

Николай молча размышлял над словами супруги. Государыня продолжала натиск. Она даже изменила позу и из спокойной, величественной и ленивой львицы, разлегшейся на диване, превратилась в разгневанную обличительницу с фанатичным блеском в глазах.

- Первый, кто будет всячески мешать твоему триумфу, - главнокомандующий Николай и его черногорские галки! Они вступят в какой угодно заговор с этой взбесившейся "общественностью", родившей ублюдочный Земгор!.. Надо убрать Николая из Ставки вместе с его лизоблюдом Янушкевичем, пока дядюшка не потребовал себе корону Галиции, а может быть, и шапку Мономаха...

- Что ты, Аликс! - пробовал слабо возражать царь. - У Николаши и в мыслях этого нет!..

- Как нет?! - вскинулась Александра Федоровна. - Вся Ставка, весь Петербург, вся Россия только и говорят, только и пишут, только и восхищаются его победами, не твоими!.. Во всей прифронтовой полосе - а она дошла почти до Петербурга и Москвы - хозяин не ты и не твои министры, а великий князь!.. А разве ты не знаешь, что в своих приказах по армии он стал писать таким стилем, на который имеет право один российский император?!

- Аликс, мы уклонились от существа дела! - деловито остановил императрицу Николай. - Я не возражаю против поисков дороги к миру... Пусть даже сепаратному... Но умоляю тебя ни словом не обмолвиться о нашем намерении! Об этом нельзя даже писать мне в письмах в Ставку, они могут быть перлюстрированы...

- Как?! - возмутилась императрица. - Ты допускаешь, что мои письма к тебе читают чьи-то хамские глаза? Это... кощунство!.. это... богопротивно!.. - задохнулась она в гневе.