Академия. Вторая трилогия - Грегори Бенфорд

— Человеческая душа — божественна! — выкрикнула Жанна. В ответ — выкрики одобрения и не менее истовые возгласы отрицания.

— Душа бессмертна!

В зале стоял такой галдеж, что люди прикрывали уши руками, чтобы не оглохнуть от шума, который они же сами и производили своими беспорядочными криками.

— И — неповторима, — прошептал Вольтер. — По крайней мере, моя. И твоя.

— Душа — неповторима! — воскликнула Жанна. Глаза ее сияли. Вольтер подошел и стал рядом с ней.

— Я полностью с этим согласен!

Собрание кипело и бурлило, словно котел с водой на печи.

Жанна воспринимала все совершенно спокойно. Она, казалось, вообще не обращала внимания на неистовствующие массы народа там, внизу, у своих ног.

Жанна поклонилась и поздравила Вольтера, очень тепло и нежно, немного смущаясь. И уступила ему место на подиуме. Вольтер страстно желал произнести заключительную речь.

Он заговорил о Ньютоне, которого очень высоко ценил и уважал.

— Нет, нет! — прервала его Жанна. — Формулы — это вовсе не то, что ты говоришь!

— Неужто так необходимо было перебить меня перед самой обширной аудиторией, какую я только встречал? — прошептал Вольтер. — Давай не будем затевать пустые ссоры из-за алгебры, особенно при том, что нам предстоит… рассчитывать, — Вольтер многозначительно прищурился.

С обиженной гримасой он ушел с подиума, уступив место Жанне.

— Вычислять, а не рассчитывать, — поправила его Жанна, но так тихо, что услышать ее мог только он один. — Это далеко не одно и то же.

И, к своему собственному изумлению, под вопли все более разъярявшейся толпы, Жанна связно и доступно объяснила философию искусственно созданной компьютерной личности — с таким же воодушевлением и пылом, какого не испытывала со времени священного боя под Орлеаном. Перед этим многомиллионным морем устремленных на нее широко раскрытых глаз Жанна остро чувствовала, как необходимо ей это время и это место, чтобы вдохновить и убедить этих людей.

— Невероятно! — прищелкнул языком Вольтер. — Непостижимо! И как случилось, что у тебя открылся математический талант?

— Силы небесные вложили в меня этот дар, — ответила Жанна.

Толпа внизу ярилась, глотки хрипли от постоянного крика.

Дева не обращала внимания на крики толпы. Она приметила среди слушателей фигурку, поразительно напоминающую очертаниями Официанта. Но, несмотря на свой нынешний гигантский рост, Жанна вряд ли смогла бы как следует рассмотреть и узнать его на таком расстоянии. Однако Жанне показалось, что маленький механический слуга смотрит на нее с таким выражением, как она сама смотрела на епископа Кошона, самого жестокого и неумолимого из обвинителей-инквизиторов. В голове у Жанны промелькнула мысль, холодная и равнодушная: добрый епископ, верно, был осчастливлен божественным благословением и христианским милосердным состраданием — потому что Жанна не могла припомнить никакого зла, постигшего ее из-за того суда…

Она снова стала всматриваться в бушующее море лиц, взгляд ее наткнулся на стоявшего в отдалении… человека. Однако Жанна сразу почувствовала, что на самом деле это — не вполне человек. Он выглядел, как человек, но чувствительные программы Жанны отмечали различия.

Но тогда — кто же он такой? Или — что оно такое?

И внезапно ослепительно-яркий свет ударил ей в глаза. Все три ее голоса заговорили разом, громко и отчетливо, так что даже шум толпы не мешал их слышать. И Жанна внимательно слушала, кивая головой.

— Истина такова, что лишь Единому Творцу дано создавать живые души! — Жанна обращалась к толпе, но знала, что это говорит не она сама — ее устами говорили святые голоса. — Но так же истинно, что Христос, в своем безграничном милосердии и сострадании, не мог бы отказать в душе искусственным созданиям. Он не отказал бы никому! — Последние слова ей пришлось выкрикивать, чтобы ее услышали в том шуме, который поднялся в зале. — Он не отказал бы даже парикмахерам!

— Еретичка! — раздался чей-то пронзительный визг.

— Ты только запутала вопрос!

— Изменница! Кто-то выкрикнул:

— Совершенно правильно ее осудили! Она заслуживает того, чтобы ее снова приговорили к сожжению на костре!

— Снова?.. — Жанна повернулась к Вольтеру. — Что они имеют в виду под этим «снова»?

Вольтер аккуратно стряхнул невидимую ворсинку со своего вышитого шелкового жилета.

— Не имею ни малейшего понятия. Ты ведь знаешь, какими странными и непредсказуемыми бывают иногда люди. — Он чуть склонил голову и добавил:

— А о том, что они бывают безрассудными и неразумными, и говорить не стоит.

Слова Вольтера успокоили Жанну, но, пока они разговаривали, странный не-совсем-человек затерялся в толпе.

Глава 21

— И это я — мошенник и обманщик? — заорал Марк на Сибил. Толпа зрителей в Колизее яростно бурлила. — Жанна д’Арк разъясняет метафизику вычислительных процессов! И кто же после этого мошенник?!

— Ты первым начал! — возмутилась Сибил. — Ты что, думаешь, я не знаю, что ты копался в моем кабинете, вскрывал мои файлы? Думаешь, я вообще ничего не соображаю, да?

— Ну, я…

— …думаешь, я не сумею распознать матрицу по исправлению характера, если найду ее встроенной в мою Жанну?

— Да нет, я не…

— Думаешь, я для этого слишком доверчива? Тупица, да?

— Да это же неслыханный скандал! — вмешался господин Бокер. — Что вы такое сделали? С вашими фокусами недолго поверить и в черную магию!

— А вы хотите сказать, что вы этого не делали? — вступил в разговор клиент Марка, представитель Скептиков. Они с Бокером принялись скандалить, и их возмущенные крики влились в общий рев разбушевавшейся до невозможности толпы.

Президент «Технокомпании» пробормотал, растирая пальцами виски:

— К чертям! Все полетело к чертям! Мы никогда не сможем оправдаться…

Но вот нечто необычное привлекло внимание Сибил. Тот самый механический слуга, которого она приметила в самом начале дебатов, поднялся со своего места и, держа за руку свою спутницу, золотоволосую девушку, направился в сторону подиума. Когда странная пара проходила мимо, одна из четырех рук механического слуги зацепилась за юбку Сибил.

— Прошу прощения! — извинился механический слуга, приостановившись на мгновение, но Сибил хватило этого мгновения, чтобы прочитать выбитую на его груди надпись.