Панорама времен - Грегори Бенфорд

Грегори БЕНФОРД

ПАНОРАМА ВРЕМЕН

"Абсолютное, истинное, математическое время как таковое по своей природе протекает равномерно и независимо от внешних факторов”.

"Как можно определить разницу между прошлым и будущим, если из рассмотрения законов физики следует, что время симметрично?.. В современной физике не предусматривается никаких условии, по которым можно было бы найти направление течения времени или перемещения данного момента”.

Глава 1

Не забывай улыбаться, рассеянно напомнил себе Джон Ренфрю. Людям это, похоже, нравится. Никто никогда не задумывается, почему ты улыбаешься всему, что тебе говорят. Видимо, это просто считается признаком доброжелательности… Но почему-то ему этот прием никогда не удавался.

— Папочка, посмотри…

— Черт! Смотри, что делаешь! — закричал Ренфрю. — Убери свою писанину из моей тарелки! Марджори, почему эти паршивые псины околачиваются на кухне, когда мы завтракаем?

Немая сцена. Все замерли, удивленно глядя на него. Марджори — повернувшись от плиты, с лопаточкой в руках. Никки — не донеся ложку до рта, который она так широко открыла от неожиданности, что образовалась как бы большая буква “О”. Джонни рядом с ним — держа в руках школьное сочинение. Лицо Джонни вытянулось.

"Джон чем-то очень расстроен. Он ведь никогда не срывается”, — подумала Марджори.

Да, как правило, он сдерживался. Они просто не могли позволить себе ссориться.

Все стало постепенно оживать. Никки склонилась к тарелке, внимательно изучая овсянку, Марджори пинками выпроводила через заднюю дверь тявкающих собак и отвела Джонни на место. Ренфрю глубоко, с шумом, вздохнул и откусил тост.

— Джонни, не приставай сейчас к папе. У него сегодня очень важная встреча.

— Извини, папочка, — сказал Джонни, покорно кивнув. Папочка. Они все называют его папочкой, а не папашей, а отец Ренфрю любил, чтобы его называли именно так. Папаша — это образ отца с мозолистыми ладонями, мастера на все руки.

Ренфрю окинул кухню угрюмым взглядом. Иногда он чувствовал себя чужим на своей же кухне. Вот рядом сидит сын в форменном блейзере частной школы Перси. Он четко выговаривает каждое слово, как это принято в высших слоях общества. Ренфрю помнил, что, когда ему было столько же, сколько Джонни сейчас, он относился к таким ребятам со смешанным чувством презрения и зависти. Иногда он косился на Джонни, и память о тех днях снова возвращалась. Ренфрю невольно настораживался, ожидая столь знакомого безразличного взгляда, которым “одаривали” его благовоспитанные дети тогда, и его трогало, что вместо этого во взгляде сына сквозило откровенное восхищение.

— Это я должен извиниться, сынок. Я не хотел на тебя кричать. Как сказала мама, у меня сегодня действительно нелегкий день. Что там у тебя в тетради?

— Знаешь, у нас в классе конкурс на лучшее сочинение о том, как школьники могут помочь очистить окружающую среду и все такое, — сказал Джонни застенчиво. — Как помочь экономить электричество и материалы… Я хотел, чтобы ты посмотрел мое сочинение, пока я его не сдал.

Ренфрю задумался.

— Видишь ли, Джонни, у меня сейчас совсем нет свободного времени. А когда его нужно сдавать? Если удастся, постараюсь прочитать его вечером. Ладно?

— Хорошо. Спасибо, папочка. Я оставлю его здесь. И я знаю, что ты занимаешься очень важным делом. Нам учитель английского сказал.

— В самом деле? Что же он вам сказал?

— Вообще-то… — Джонни замялся, — он сказал, что ученые в первую очередь виноваты в том, что мы попали в такое тяжелое положение, и только они могут нам помочь, а больше никто.

— Не он первый об этом говорит, Джонни. Это уже стало трюизмом.

— Трюизмом? А что это такое?

— А моя классная говорит как раз наоборот, — вмешалась в разговор Никки. — Она говорит, что ученые уже успели достаточно навредить и только Бог может нас теперь спасти, но Он, наверное, не захочет.

— О Господи, еще один пророк гибели человечества. Ну что ж, я полагаю, что это все-таки лучше, чем примми с их идиотскими призывами к каменному веку. Жаль только, что эти пророки погибели везде суются и действуют всем на нервы.

— Мисс Греншоу говорит, что и примми не смогут избежать кары Господней, даже если убегут очень далеко, — решительно заявила Никки.

— Марджори! Что творится в этой школе? Я не хочу, чтобы она забивала голову Никки такими идеями. По-моему, у этой женщины сдвиг по фазе. Поговори с директрисой.

— Я не думаю, что это что-нибудь даст, — спокойно ответила Марджори. — Теперь в округе больше этих “пророков гибели человечества”, как ты их называешь, чем кого бы то ни было.

— Мисс Греншоу говорит, что всем нам следует просто молиться, — упрямо продолжала гнуть свое Никки. — Она утверждает, что это кара Господня. А может быть, и конец света.

— Ну, дорогая моя, это просто глупо, — вздохнула Марджори. — Подумай, что бы со всеми нами стало, если бы мы просто сидели и молились. В жизни ведь всегда нужно что-то делать. Кстати, о делах. Ну-ка, дети, пошевеливайтесь, а то опоздаете в школу.

— Мисс Греншоу говорит: “Берегите полевые лилии”, — пробормотала Никки, выходя из комнаты.

— Ну, я-то не какая-нибудь там чертова лилия, — ворчливо проговорил Ренфрю, отталкивая стул и поднимаясь, — а потому мне пора отправляться и зарабатывать на хлеб насущный.

— А меня ты оставляешь вертеться здесь? — улыбнулась Марджори. — По-другому, видно, никак нельзя? Не забудь свои ленч. Мяса на этой неделе опять нет, но я купила на ферме сыр и надергала немного ранней моркови. Думаю, что в этом году у нас будет своя картошка. Хорошо бы, правда?

Она встала на цыпочки и поцеловала Ренфрю.

— Очень надеюсь, что интервью пройдет успешно.

— Спасибо, дорогая.

В груди шевелилось ставшее уже привычным беспокойство. В этот проект он вложил столько сил, мыслей и времени! Он должен получить оборудование! Установку надо испытать.

Ренфрю вышел из дома, оседлал велосипед и отправился на работу, сбрасывая с себя по дороге груз семейных забот. Его мысли устремились к лаборатории: он прикидывал, какие указания следует дать лаборантам и что нужно будет сказать в интервью с Петерсоном, который должен приехать сегодня.

Он усердно крутил педали, покидая Гранчестер и объезжая Кембридж. Всю ночь лил дождь. Теперь над вспаханными полями плыл легкий туман, смягчая яркое сияние весеннего солнца. На только что пробившихся ярко-зеленых листочках деревьев и на синем ковре луговых колокольчиков еще блестели капли влаги. Дорожка шла вдоль небольшого ручья, поросшего по берегам ольшаником и крапивой. По поверхности ручья скользили водомерки, оставляя за собой легкую рябь. Берега уже покрылись золотистыми лютиками, а с ветвей плакучих ив свешивались большие мохнатые сережки. Свежее апрельское утро — такое, которое он любил еще мальчишкой в Йоркшире. Особенно ему нравилось смотреть, как тает туман на болотах и встает бледное утреннее солнце, а зайцы прыжками мчатся прочь при его приближении. Дорожка, по которой он ехал, с годами все больше оседала, и сейчас его голова оказывалась на уровне выступающих из откоса корней деревьев. Запах сырой земли и свежеомытой дождем травы смешивался с кислым запахом сгоревшего угля.