100 великих русских эмигрантов - Вячеслав Бондаренко

В январе 1933 г. к власти в Германии пришли нацисты. Но на работе института в Бухе это практически не сказалось: «Мы очень мало замечали все, что происходило в Германии. Вильгельм II – так Вильгельм II, Гитлер – так Гитлер, Гинденбург – так Гинденбург. Все немцы. Нам-то что? Мы иностранцы, нас все это не касалось так, как касалось немцев». Весной 1937 г. полпредство СССР в Германии неожиданно отказалось продлить ученому и его жене заграничные паспорта. Нужно было возвращаться в Москву. Но к тому времени Тимофеев-Ресовский уже знал о судьбе двух своих братьев – оба были арестованы. Да и коллеги, жившие в СССР, прямо предостерегали ученого от возвращения на Родину. Все же отказываться от такой возможности Тимофеев-Ресовский не стал – он просто оттягивал момент возвращения. «А потом началась война, уже нельзя было возвращаться, даже при полном желании, – вспоминал он. – Остался в качестве вражеского иностранца там. Меня особенно не тревожили. Я так долго уже прожил в Бухе, все меня знали, полиция меня тоже знала. Когда стало известно, что иностранцы, которые живут в Германии, должны каждую неделю появляться в своем полицейском участке, чтобы зарегистрироваться, что они существуют, никуда не делись, никуда не убежали, я через неделю появился в Бухе в полиции. Начальник полиции, какой-то майор или подполковник полицейский, услышав, что это я, вышел из своего кабинета, поздоровались, он меня к себе утащил в кабинет, предложил чашечку кофе и сказал: “Знаете, герр доктор, ведь вы нас давно знаете, давно здесь живете, мы вас тоже давно знаем. Ну, что вам таскаться к нам. Я вам птичку буду ставить каждую неделю – и все”. Так больше я и не появлялся в полиции. Ставили мне птичку рукою самого начальника полиции».

Тем не менее безучастным к борьбе с нацизмом ученый не остался. Он активно помогал людям, скрывавшимся от преследований режима, снабжал их документами, принимал на работу в свой институт. Старший сын Николая Владимировича Дмитрий был арестован гестапо в 1943 г. за участие в подпольной организации. Когда Тимофееву-Ресовскому предложили разработать и возглавить программу стерилизации славян радиацией в обмен на жизнь сына, он резко отверг это предложение. Дмитрия отправили в концлагерь Маутхаузен, где он основал новую подпольную группу и был расстрелян 1 мая 1945 г.

В апреле 1945 г., когда фронт вплотную приблизился к Берлину, ученому предложили перевести институт на запад Германии, в зону будущей американской оккупации, но Тимофеев-Ресовский решительно отказался. После освобождения Берлина советская военная администрация города назначила Николая Владимировича директором Института исследований мозга в Бухе. Но продолжалась его работа в этой должности очень недолго. Уже 13 сентября 1945 г. ученый был арестован опергруппой НКВД и этапирован в Москву.

Во время допросов у Тимофеева-Ресовского настойчиво выясняли, шпионом какой страны он является. В конце концов Николай Владимирович «сознался», что работал в пользу… Чили. Впрочем, абсурдность этого признания никого не смутила, и 4 июля 1946 г. Военная коллегия Верховного Суда РСФСР приговорила ученого к 10 годам лагерей за измену Родине. Срок он отбывал в тюрьмах Москвы, где быстро заставил себя уважать яркими лекциями по биофизике, которые он читал сокамерникам, и… отличным знанием восточных боевых искусств.

В 1947 г. о Тимофееве-Ресовском как о бесценном специалисте по радиационной генетике вспомнили в связи с разработкой советского атомного проекта. Его отвезли в больницу МВД, где «подлатали», а затем отправили в Челябинскую область. Там заключенного назначили главой «шарашки» – закрытой лаборатории, носившей кодовое наименование «Объект 0211». Условия для работы были отличными, к Николаю Владимировичу приехала жена, но заключенным он оставался тем не менее до 1951-го. Судимость с него сняли только через три года.

После освобождения Тимофеев-Ресовский возглавил лабораторию биофизики в Институте биологии Уральского филиала АН СССР. Его семинары по общим проблемам биологии и биофизики быстро стали популярными как среди научной молодежи, так и среди крупных специалистов. Биостанция Большое Миассово в Ильменском заповеднике, где проходили летние семинары, стала настоящим местом паломничества среди биологов, физиков, математиков, химиков. Но несмотря на высочайший авторитет ученого, докторскую диссертацию он смог защитить только в 1963 г., а диплом получил годом позже.

С 1964 г. Николай Владимирович работал в Институте медицинской радиологии Академии медицинских наук СССР в Обнинске, где возглавлял отдел общей радиобиологии и генетики. Через четыре года по ложному доносу его сняли с работы. Больнее всего Тимофеева-Ресовского ранило то, что донос был написан его учеником…

Последние 11 лет жизни Николай Владимирович работал в Москве, в Институте медико-биологических проблем Министерства здравоохранения СССР, участвовал в разработке программы биологических экспериментов на искусственных спутниках Земли, готовил молодых космобиологов.

28 марта 1981 г. в возрасте 81 года выдающийся ученый скончался в Обнинске и был похоронен на местном кладбище. За свою научную деятельность Тимофеев-Ресовский был удостоен множества престижных премий. Он был почетным членом Американской академии искусств и наук, Итальянского общества экспериментальной биологии, Всесоюзного общества генетиков и селекционеров. В 1987 г. всесоюзным бестселлером стал роман Даниила Гранина «Зубр», основанный на биографии Н.В. Тимофеева-Ресовского. Но официально реабилитирован ученый был только через 11 лет после смерти – в июне 1992 г.

Я Руская

(1902–1980)

Настоящее имя этой выдающейся итальянской танцовщицы и хореографа ХХ в. – Евгения Федоровна Борисенко. Она родилась в Керчи 6 января 1902 г. в семье офицера 211-го пехотного резервного Евпаторийского полка Федора Николаевича Борисенко и его жены Екатерины, урожденной Курагинской. В юности Евгения начала учиться танцам, однако Гражданская война прервала обучение. Родину девушка покинула навсегда в 18-летнем возрасте. В 1920-м в Константинополе она вышла замуж за англичанина Эванса Пола, но вскоре развелась с ним и год спустя переехала в Италию, с которой отныне была связана вся ее жизнь.

В Риме Евгения завела множество знакомств в итальянской артистической среде, и вскоре известный поэт-футурист и начинающий кинорежиссер Антон Брагалья предложил девушке поучаствовать в выступлении поэта Артуро Онофри. 4 июня 1921 г. состоялся дебют Евгении в качестве танцовщицы – она сопровождала чтение стихов Онофри и запомнилась аудитории своей необычной пластикой и мимикой. Вскоре Брагалья придумал для артистки эффектный псевдоним Я Руская. Такое имя не было случайным – благодаря дягилевским Русским сезонам мода на все русское тогда буквально захлестывала Европу.

Выступления эмигрантки в составе Театра Независимых, основанном Брагальей, пользовались успехом, и в 1928 г. ее пригласили в миланский Выставочный театр. Тогда же в Милане двумя изданиями вышла ее книга «Танец как способ бытия», вызвавшая большой интерес у публики. В 1929-м Я Руская дебютировала в кино – ее пригласил сняться в своем фильме «Юдифь и Олоферн» классик итальянского немого кино Б. Негрони.

На рубеже 1920-1930-х гг. Евгения окончательно выработала собст-венную методику восприятия и преподавания танцев. Она придумала для нее название «оркестика». В основу оркестики было заложено восприятие танца как основы для самопознания и самосовершенствования человека. Это была своеобразная философия раскрепощенного духа в соединении со здоровым и прекрасным телом. Подобные идеи в то время буквально пропитывали культурное пространство Европы – достаточно вспомнить теорию ритмики великого швейцарского педагога и хореографа Эмиля Жака-Далькроза или танцевальную технику Айсе-доры Дункан.

Я Руская в итальянском фильме «Юдифь и Олоферн». 1929 г.

В 1929 г. Я Руская открыла собственную танцевальную школу в Милане. В ней обучались и взрослые, и дети. Методика эмигрантки оказалась настолько интересной и эффективной, что в 1932 г. руководство знаменитого миланского театра Ла Скала предложило ей возглавить обучение своих артистов балета. А три года спустя городские власти пошли на беспрецедентный шаг – специально для Я Руской в городе был построен огромный открытый театр на две тысячи мест. Первые же постановки, сделанные в этом театре, – «Танец жертвоприношения» на музыку И. Пикетти и «Похищение Персефоны» на музыку Э. Поррино – пользовались огромным успехом. В том же году Я Руская вышла замуж за редактора крупной итальянской газеты «Коррьере делла Сера» Альдо Борелли и приняла гражданство Италии. В 1936-м в Милане вышла в свет книга о Я Руской – «Танцующая красавица».

Своего рода оборотной стороной деятельности русской эмигрантки стала поддержка, которую она получала со стороны правительства фашистской Италии. В 1936 г. балет Я Руской с огромным успехом выступил также на Олимпийских играх в Берлине. Но обвинять хореографа в «культурном сотрудничестве с фашизмом» никаких оснований нет – просто эстетика оркестики во многом совпадала с носившейся в 1930-х гг. в воздухе идеей создания «нового человека», которой в той или иной форме переболели тогда все европейские страны. То, что потом начало восприниматься как «фашистское искусство», было не более чем духом времени, общим для большинства деятелей культуры той поры.