Счастье в подарок - Светлана Дениженко

Следующий вопрос я и ждала и опасалась услышать, но он не мог не прозвучать.

— Кто ваши родители?

— Они из славного дворянского рода, — соврала, опуская взгляд. Хотя я лгала только отчасти, мой прадед по маминой линии был благородного дворянского рода и являлся родственником Демидовых, но история умалчивает обо всех моих корнях. В семье не любят об этом вспоминать, и я мало что знаю о своих предках, а стоило бы и знать, и помнить, да детям передавать. Нельзя забывать о том, кто ты есть. Совсем нельзя.

Луи влетел так, словно за ним по пятам неслась свора голодных собак. Я поняла, что разговор с отцом не увенчался успехом.

— Катрин, мы уезжаем, немедленно! — сказал он и обратился к матери, — Простите, матушка, но отец просто невыносим.

— Луи, но… как же, так? Постой! — она подошла, обвила руками шею сына и поцеловала его так, будто прощается навсегда. Потом резко оттолкнула от себя, — Иди!

Мы вышли. Молча, спустились по лестнице. Луи помог мне сесть в седло и так же в полном молчании запрыгнул на своего скакуна, пришпорив, пустил его галопом. Я обернулась на пустые окна, в надежде увидеть прощальный взмах платка, но ничего не заметила, ни тени, ни облика…

Его отец так и не появился, чтобы попрощаться с сыном. Странное семейство де Клермон, даже слишком. Осталось очень неприятное чувство от посещения родителей Бюсси.

Я пожала плечами и поспешила вслед за мужем, который уже выезжал через распахнутые ворота замка.

Глава 40

Бюсси, не дожидаясь меня, мчался быстрее ветра. Мне были почти понятны его чувства. Не каждый может вынести разговор с родителем на серьезные темы, в которых есть разногласия в корне вопроса. А тут еще и я свалилась на его голову. Отцы и дети редко сходятся во мнениях. Здесь же и бывшая ссора, и, то, что он снова не прислушался к отцу, к его воле.

Я, конечно, не присутствовала при их беседе, но догадаться не сложно о том, что господин де Бюсси старший не захотел приютить в своем доме невестку неизвестного происхождения, да и сын еще изволил жениться без воли отца, не спросив благословения.

Ох, и отчего же мне по жизни так везет?

Луи летел, не разбирая дороги, а я никак не могла его догнать.

Конь подо мной был смирный, но быстрый. Не смотря на все усилия, он все-таки уступал скакуну Бюсси и отставал на полтора корпуса от него.

Проскакав в сумасшедшем темпе несколько лье, наконец, Луи остановился. Видимо, выпустил таким образом пар от встречи с отцом.

Я остановилась возле него, дотронулась до руки:

— Луи, все в порядке?

— Да.

— Куда мы направляемся?

И только тут, кажется, он действительно пришел в себя, огляделся. Мы были в какой-то рощице, сквозь редкие деревья просматривались обширные места, занятые виноградниками…

— Не знаю. Наверное, в Париж, — пожал он плечами, — к королю.

Я понимала, как это для него непросто — идти с прошением к Его Величеству, который всегда находил повод, чтобы унизить, высмеять при людно. И ничего ведь ему не сделаешь в ответ, он — король, его на дуэль не вызвать.

Бывают в жизни дни, которые, кажется, что невозможно пережить, но проходит время и все налаживается, нужно только верить, что неприятности — проходят, как дождь за окном, а потом будет солнце. Обязательно будет!

Мне, порой, проще уговорить на что-то свое "Я", чем кого-то настолько же близкого, как Луи. Не нравилось мне настроение любимого, но как его исправить — не знала.

Мы медленно возвращались к тракту, перед выездом в Париж, необходимо было заглянуть к Рене, она, наверняка, волновалась и ждала нас.

По одному виду брата, госпожа де Баланьи все поняла и, ни о чем не расспрашивая, помогла нам собраться в дорогу.

— Луи, мне так жаль, — только и смогла вымолвить она, легко взлохматив ему волосы, когда он целовал ей руку на прощанье.

— Ничего, Рене. Этого следовало ожидать. Ты знаешь, — грустно улыбнулся он.

— Да, и все же… Сообщи мне, как дальше сложатся ваши дела. Хорошо?

— Я напишу тебе, — вскочил Бюсси в седло.

Я обнялась с Рене, как с очень близким человеком, и последовала примеру мужа. Мы покидали Шалон не в самом лучшем настроении. Мари осталась у госпожи де Баланьи. Она нашла свое место при доме и не хотела возвращаться в Париж. Воздух провинции ей нравился больше.

— Благослови вас господь! — прошептала Рене, провожая нас взглядом.

Пришпорив скакунов, мы помчались со всей прыти, возможно, Луи надеялся, что от скорости развеется настроение, не знаю. Но что-то в нем изменилось, словно бы порвалась внутри какая-то нить его души. Мне было больно оттого, что чувствовала себя виноватой, а не могла ни оправдаться, ни изменить того, что уже произошло.

Въезжая в пролесок, мы немного сбавили ход и тут перед нами, будто из-под земли появились всадники. Люди в черных костюмах и закрытые до глаз черными повязками на лице приближались к нам с двух сторон.

Вряд ли они имели мирные намерения. Сердце сжалось от страха. Снова попали в неприятности. Да сколько же можно?!

Так и захотелось выкрикнуть небу — ХВАТИТ! Хватит мучить меня! Как мне это все надоело, кто бы только знал… сон, от которого нельзя ни сбежать, ни проснуться…

За что мне это все? За что?

Луи взял меня за руку и спокойным тоном громко спросил:

— Что вам угодно, господа? — вторая рука его при этом лежала на эфесе шпаги. Я знала, что в считанные секунды она окажется у него в руках и тогда нелегко придется тем, кто постарается его остановить.

— Кто вы, сударь? Назовите ваше имя! — скорее приказал, чем спросил один из людей в маске.

— Луи де Клермон, граф де Бюсси.

— Бюсси?

— Да.

— Значит, мы не ошиблись. Вам придется проехать с нами, сударь.

— Кто вы?

— Это не имеет для вас никакого значения.

— Тогда я отказываюсь куда-либо сопровождать вас.

— Это не благоразумно с вашей стороны, сударь. С вами дама. Я бы на вашем месте не вынимал шпагу, — проговорил скороговоркой незнакомец, целясь в нас из мушкета. Его люди тоже взяли нас на мушку. — Итак, вы согласны сопроводить нас, к моему господину, кем бы он ни был?

— Вы не оставляете мне выбор, я согласен.

— Вашу шпагу, сударь.

— Но…

— Мы не хотим неприятностей, позже вам её вернут, если все пройдет так, как будет угодно моему господину, — ответил человек в черном, и Луи был вынужден ему повиноваться.

Нам завязали глаза и, отдавшись воле наших пленителей, оставалось только молить судьбу о том, чтобы нас отпустили по добру и по здорову. Сбежать от этих людей не имелось ни возможности, ни особого смысла.