Шанхайский цирк Квина - Эдвард Уитмор

Она позвонила ведущему китайскому историку, с которым дружила с первых своих дней в борделе в Кобе. Историк рассказал ей о племенах, которые проходили по пустыне за последние три-четыре тысячи лет, поведал историю бесчисленных приходов и исходов.

Потом она позвонила видному геологу. Тот сравнил ландшафт Гоби с лунной поверхностью. И наконец она позвонила самому известному в стране палеонтологу.

Этот палеонтолог не был похож на большинство ее друзей-ученых. Он посетил ее сразу, как только она очутилась в борделе, и никогда не забывал полученного удовольствия, да и она тоже, хотя вкусы у него оказались причудливые, уж очень он любил потрогать всякие косточки. Теперь палеонтолог был очень стар и почти глух, но со слуховым аппаратом, вмонтированным в телефон, вполне мог с нею поговорить.

Моя дорогая, завопил он, это ты, сколько лет, сколько лет. Давненько это было, а, лет пятьдесят прошло! Что ж, немало с тех пор воды утекло, судя по моим косточкам. Чем я могу быть тебе полезен?

Мама объяснила. Она сказала, что пытается выяснить, что значит имя «Гоби», да-да, имя, звучащее так же, как название пустыни?

Что-то вроде кодового слова? заорал палеонтолог. Ты ведь знаешь, что климат земли немножко изменился за последний миллион лет из-за смещения магнитных полей в космосе. Магнитные полюса Земли тоже смещаются, и это нарушает баланс земного шара. И вот получается, что то тут, то там мир выходит из равновесия. Сходит с ума. Вещи меняются. Смятение на полюсах, смятение повсюду. Что было раньше, исчезает навсегда, чего не было, появляется. Меняется климат. Пустыни превращаются в плодородную почву. Плодородные земли превращаются в пустыни. Посмотришь на все это и поверишь в «Книгу перемен», вот только все древние книги невыносимо скучны.

Ну что ж, миллион лет назад история человека только начиналась, и палеонтологические находки наводят нас на мысль, что человек зарождался не там, где нам казалось. Как раз наоборот, там, где сейчас худшее место, в те времена было лучшее. Поэтому Гоби изначально была одной из колыбелей расы. Там все и начиналось, оттуда взялись мы с тобой и все человечество. Я думаю, тебе следует придерживаться этой линии рассуждений.

И еще, дорогая моя, не забудь снова позвонить. В нашем возрасте ждать пятьдесят лет — это уж слишком. Да, кстати, ты, кажется, сделала себе татуировку, которую я еще не видел. На всем теле? С каким рисунком? Опиши мне хотя бы часть. Ты знаешь, о. какой части идет речь.

Палеонтолог стал выкрикивать какие-то непристойности. Мама умело перевела разговор на другую тему и повесила трубку.

Она вернулась на свою террасу, чтобы подготовиться к мудре созерцания. Происхождение человека. Так сказал палеонтолог.

Она вспомнила о мальчике, который изнасиловал одну из ее девушек прямо посреди зала. Много раз в жизни она видела насилие, но никогда — насилие, совершаемое с таким невинным лицом. Вот она и поняла, что мальчик был настоящий первобытный дикарь, дитя другой эпохи.

Подтверждением тому был предмет, который он носил в кармане, предмет, из-за которого все и началось. Этот ребенок таскал с собой глаз, как другие носят часы. В тот вечер в клубе он вынул глаз, чтобы посоветоваться с ним.

Может ли человек узнать время, глядя на глаз?

Мама сфокусировала мысли на воображаемой точке в центре своего лба, приняв древнюю позу памяти. Ее пальцы были неподвижны, она остановила дыхание, приказав себе свободно вдыхать воспоминания и впечатления. Двадцатью четырьмя этажами ниже лебеди исчезли из императорского рва. Ногти высохли под послеполуденным солнцем. Высоко над городом Мама парила в мире своего сознания.

Пришло время понять роль Большого Гоби в этом мире. Кто он? Откуда он?

Мама вспомнила, что рассказал ей бывший шофер генерала. Свозив Квина в Цукидзи, он, ясное дело, несколько дней понаблюдал за домом Квина.

Здоровяк, отчитывался он, все время смотрит телевизор. У него, похоже, нет других интересов, и он все время молчит. Когда тот, другой, дома, дылда сидит, сложив руки на коленях. Просто сидит и все. Но как только другой уходит, он вынимает из кармана кусок мяса. Черного, заветрившегося, он держит его в руке, глядя на экран. Когда я вошел, раздвижные двери были приоткрыты, поэтому мне удалось кое-что рассмотреть. Мясо, кажется, язык, обычный говяжий язык, наверное, зажаренный на углях, — отсюда и черная корка. Дылда его все время тискает, и потом, сейчас жара, так что язык начинает разлагаться. И еще один любопытный факт: хотя он все время смотрит телевизор, на экране нет картинки. Просто серое пятно и гул.

Мама слушала отчет бывшего капрала без удивления. Мужчины больше ничем не могли ее удивить. В борделе в Кобе она узнала десять тысяч мужчин с их десятью тысячами капризов и фантазий.

Но, как сказал мудрец, «хоть на свете и десять тысяч живых существ, среди них не найдется ни одного, которое могло бы повернуться спиной к тени, чтобы солнце не осветило его живот».

Мама закрыла глаза и подумала о языке, который мальчик держал в руках, о мясе, кишащем белыми червями, похожими на остриженные ногти.

Такое же мясо всадники в Гобийской пустыне тысячи лет возили под седлом. Эти всадники, духовные предки мальчика, в свое время наводили ужас на весь мир. Из своей пустыни они галопом мчались по свету, покоряя цитадели многих цивилизаций. Но потом пришли песчаные бури, и исчезли реки, и караваны потерялись, и остался лишь один всадник — он все ехал по пустошам, сжимая в руке кусок мяса.

Он держит в руке собственный язык, подумала Мама, потому что он знает судьбу своего монгольского племени и не дерзает поведать ее. Он знает, что другие побоятся услышать его рассказ, и знает, что язык всегда говорит о прошлом. Это пуповина прошлого, и все же это самая странная пуповина, потому что она не питает, потому что те, кто говорит, не знают, а те, кто знает, не говорят.

Мудрец говорит, что душа человека — как путешествующий вельможа. Если место, куда он приезжает, не нравится ему, он продолжает путь. Он узнает время по часам своего глаза и входит в царство другой эпохи.

Потому-то, думала Мама, ребенок, которого мы знаем под именем Большой Гоби, не имеет возраста. Он — старейшее дитя этого мира, дитя, что родилось миллион лет назад, когда пустыня не была пустыней. И теперь он вырвал свой язык, чтобы не поддаться искушению пройтись по пескам других эпох, чтобы не вспоминать эти пески и не поведать о них, и тем самым не открыть тайны, неведомые нам, — тайны, которые только он может прозреть своим вневременным взором.

И тут изумруд на лбу у Мамы сверкнул. Она внезапно поняла, что мальчик носит крест, некогда подаренный ей генералом, смерть которого впоследствии привела ее в отчаяние и превратила для нее крест, его подарок, в невыносимое бремя. Крест, который тогда украли у нее в запертой комнате с задернутыми шторами, куда она пришла исповедаться в своих прегрешениях, крест, который снял с ее шеи неподвижный толстяк, что слушал ее ради нее, безымянный обнаженный гигант в тени, гигант, тем самым снявший тогда невыносимый груз с ее плеч и наградивший ее бесценным даром — благословением надежды.