Новый Мир ( № 10 2013) - Новый Мир Новый Мир

«При угрозах со стороны следователя гестапо расстрелом Кучеренко заявил следователю, что он еще не потерянный человек, молод, хочет жить и готов доказать преданность немцам. Он в этом признался на очной ставке с Евгенией Логиновой, его связной, которая присутствовала при его допросе. Его освободили, он потом принимал участие в засадах и арестах партийных и комсомольских работников» [24] . В устах самого Кучеренко это выглядело следующим образом (со слов Скляренко, к которому он явился однажды вечером и «со слезами на глазах, невнятно стал просить прощенье»): «…Он на Евбазе во время встречи со связной, которая якобы должна была принести ему листовки, был схвачен пятью гестаповцами и доставлен в гестапо на ул. Короленко, в бывшее помещение НКВД УССР. В гестапо подвергся сильным пыткам, в результате которых он якобы был вынужден выдать несколько человек из комсомольского подполья и то только технического персонала и что он освобожден под расписку с тем, что поможет гестапо разыскать Шамрыло» (того самого, хранителя «золота партии» — еще не было известно, что он к тому моменту погиб. — Л. С. ) [25]

Нет, вовсе не «технический персонал» был выдан предателем (как будто «технический» — не жалко). Согласно справке оргинструкторского отдела ЦК КПб (У), «в мае — июне 1942 года были арестованы руководство горкома и трех райкомов партии». Кучеренко привезли для опознания подпольщиков «при попытке ареста секретаря запасного горкома т. Бруз последний пытался застрелить предателя Кучеренко, ранив его, а затем застрелился сам» [26] . Ивкин при аресте отстреливался, был ранен.

С тюрьмой у подполья была какая-то связь, во всяком случае, между узниками и подпольщиками шла активная переписка. Кудряшов просил «дорогую Броню» (Брониславу Петрушко), чтобы та «со своими ребятами произвела налет на гестапо и освободила бы 3000 человек — политзаключенных и весь состав горкома партии и комсомола. Охрана 12 человек. Налет произвести утром часа в 3 — 4». Ивкин никаких иллюзий насчет своего будущего не испытывал и, не желая переносить пытки, просил товарищей передать ему яд. Налета не вышло, а яд товарищи достали, но передать не успели: Ивкин умер в тюрьме (по другим сведениям — расстрелян).

Третье подполье: образ жизни

У меня в руках тоненькая, изданная на газетной бумаге в 1945 году брошюра под названием «Злодеяния немцев в Киеве» [27] . Вот несколько цитат оттуда. «Фашисты всячески пытались убедить киевлян, будто Красная Армия разбита. <…> Но этому никто не верил. <…> Тайком, ночами советские люди выкопали на склонах Днепра пещеры и установили в них радиоприемники. <…> „Сталин выступал!” — об этом моментально становилось известно всему городу». Специальные радиопередачи для населения оккупированных районов Украины велись из Москвы. Материалы этих радиопередач использовались подпольщиками для составления листовок и обращений, которые размножались в типографиях, на пишущих машинках, от руки и распространялись среди киевлян. Всего было выпущено более миллиона экземпляров листовок. «В декабре 1942 года в типографии был перепечатан номер газеты „Радянська Украiна”. Она продавалась как вкладыш к выходившей в Киеве фашистской газетенке» («Солдаты киевского подполья»).

Еще в брошюре рассказывается, как подпольщики доставали медикаменты и отправляли их в партизанские отряды, помогали бежать людям, которых собирались отправить в Германию, портили станки перед вывозом, устраивали многочисленные диверсии на железной дороге, приоткрывали двери вагонов с зерном, которое при движении просыпалось на землю. По официальным данным, подпольщиками Железнодорожного района пущено под откос девять эшелонов противника, выведено из строя несколько паровозов, подожжен эшелон с фуражом, срезано с вагонов более 200 штук тормозных шлангов, на 4-м хлебозаводе уничтожено 20 автомашин [28] .

После поражения немцев под Сталинградом связи с подпольем начали искать люди, до этого приспособившиеся к «новому порядку», теперь надеявшиеся «искупить вину». Среди них были два капитана, герои этого очерка. Им, однако, ни в чем героическом поучаствовать не удалось, и тут не только их вина. Капитаны попали в подполье в такой период, когда в его руководстве творились странные вещи. После окончания войны они выплыли наружу, как только вернувшиеся партийные власти начали разбираться с деятельностью партийного подполья. В 1946 году отчет Петрушко, как секретаря подпольного горкома третьего состава, на заседании бюро Киевского горкома партии был отклонен, и горком третьего состава не был признан как таковой.

Оказалось, что после разгрома немцами первого подпольного горкома в Киев из Москвы несколько раз приезжали связные от ЦК КП(б)У с заданием найти Пироговского и передать ему указание возглавить всю подпольную деятельность в городе. Но они встречались лишь с известной нам Брониславой Петрушко, она никак не хотела связать их с Пироговским. Наконец в июле 1943 года представители ЦК КП(б)У вызвали ее в партизанское соединение  И. Хитриченко и передали через нее указание Железнодорожному райкому распространить свое влияние на все городское подполье. Вернувшись в Киев, она тем не менее никому этих указаний не передала и, напротив, сообщила Пироговскому, что именно ей поручено создать новый горком и возглавить его.

Судя по тому, что известно о Александре Сидоровиче Пироговском, это был человек другого склада. В отличие от некоторых других руководителей подполья, был предельно чистоплотен в денежных вопросах, все два года оккупации он не работал, жил на скромную зарплату жены, работавшей бухгалтером в сохранившемся при немцах мясо-молочном торге, но никогда не запускал руку в партийную кассу. Пошел работать курьером на пивзавод после того, как жена заболела тифом, но ему пришлось уйти оттуда — однажды, разнося бумаги, он повстречал бывшего секретаря комсомольской организации завода Чернышева, который оказался фольксдойче [29] и мог его выдать.

Вернемся, однако, к материалам уголовного дела. «На заседании бюро подпольного райкома приняли решение совершать диверсии на предприятиях и тормозить вывоз граждан в Германию, — давал показания Костенко. — Однако ни одного из намеченных мероприятий выполнено не было, все они остались на бумаге для отчетов. Сами члены бюро, в частности… занимались пьянством и бытовым разложением, на почве чего происходили ссоры и недовольство среди отдельных участников подпольной организации». Впрочем, капитаны не сильно выделялись на этом фоне, во всяком случае, Петрушко на суде так охарактеризовала Несвежинского: он «вообще занимался пьянкой и сильный бузотер».

Рассказы о пьянстве в подполье как-то не вполне соответствовали тому, как я себе его представлял. Но когда немного покопался в мемуарной литературе, оказалось, это не новость. Вот что пишет один из бывших участников киевского подполья, член роты особого назначения, подготавливаемой для подпольной работы в Киеве в июле 1941 года: «Командир Мозур держался довольно странно. Появлялся часов в одиннадцать ночи, пьяный, изредка приносил тысячные пачки денег, передавал их своему заместителю по фамилии Корженко, который фактически руководил ротой» [30] . В упоминавшейся записке инструктора оргинструкторского отдела ЦК КП(б)У Миронова, пусть и не совсем грамотно, сказано о последующем периоде жизни подполья: «Ивкин был окружен темными лицами как женщин, так и мужчин, с которыми вел разгульную жизнь». По данным НКГБ УССР, «члены бюро подпольного горкома... конкретных указаний не давали, людьми не руководили, разложились в быту и занимались пьянством».

Откуда деньги? Впоследствии выяснилось, что на пьянку шли средства, полученные от киевлян на борьбу с немцами. В украинских архивах сохранились обнаруженные Николаем Слободянюком неопубликованные воспоминания подпольщиков об обстановке, сложившейся весной-летом 1943 года: «…особенно за последнее время наши ребята стали здорово пить… Вообще в организации появилось очень много женщин… которые плохо ведут себя». На почве ревности возникали скандалы, одну из подпольщиц и вовсе «пустили в расход» за угрозы выдать неверного возлюбленного.

Истории такого рода поначалу поставили меня в тупик — уж очень они не вязались с привычным представлением о героическом облике представителей подполья. Но постепенно я примирился с мыслью о том, что ничто человеческое не было им чуждо, и в обстановке недоверия и подозрительности  (в любой момент могли схватить и подвергнуть пыткам) иной раз проявлялись не лучшие их черты. Одни и те же люди пьянствовали (со всеми вытекающими из подобного образа жизни последствиями), и они же проявляли чудеса храбрости. Что же касается отступления от норм морали, то любая подпольная борьба требует от ее участников особых качеств, умения обманывать, решимости убивать, наконец. Какие еще нужны примеры после того, как узнаешь, что женщина могла лечь в постель с врагом и потом выстрелить ему в голову?