Инстинкт бойца - Михаил Нестеров

По правую руку от Марка сидит Муха - Дима Родимов. Голова бойца приподнята, глаза закрыты. Дышать старается глубоко и не часто. Слева Рубильник, тезка Марковцева, 25-летний носатый Сергей Евдокимов. Смотрит перед собой, раскрытые ладони держит на коленях. Перехватив взгляд Марка, Евдокимов повернул голову и подмигнул.

Кроме десантников и экипажа, в салоне самолета находился водитель "ЗИЛа", за плечами которого висел парашютный ранец. Прыжок водителя должен был оправдать взлет самолета, который не могли не заметить на базе. Выброс одинокого парашютиста запланировали произвести всего в полутора километрах от КПП, после чего, "нарисовавшись", "Як-40" сделает разворот, чтобы в бреющем полете пройтись над учебным центром Давлатова.

В проеме двери снова показался Ас.

- Берегись - люк!

- Майнуй помалу! - крикнул Злодей, сидящий первым.

Вот она, пасть десантного самолета, с отвисшей челюстью створки люка, скалящаяся телескопическими подъемник1ми.

Водитель встал в метре от люка. Он не раз прыгал с парашютом и был спокоен.

- Пошел!

Азербайджанец, оттолкнувшись, покинул борт.

Все. Теперь очередь за мастерами.

Сделав двойной разворот, самолет с десантниками на борту пошел на последнюю прямую, дрожа и резко снижаясь.

Бойцы почувствовали эту прямую, протянувшуюся по направлению к асфальтированной дороге учебного центра, их головы непроизвольно пришли в движение.

- Попер, родимый!

- С ветерком под горку!

- Кардан бы не отвалился...

Гринчук вернулся к пилотам.

- Спускайся ниже, Адам! - крикнул он.

- Куда ниже?! - запсиховал азербайджанец. - Сто сорок метров! Я вам не истребитель!

- Давай до ста!

- Разобьетесь на хрен!

- Рули! - перекрывая шум турбин, крикнул Ас. - Рули, Козлевич!

Хуциев отдал штурвал от себя, и "Як-40" ухнул вниз еще на четыре десятка метров.

- Вот так, - одобрил десантник, поглядывая на показания высотомера. Хусейн, - Гринчук тронул бортмеханика за плечо, - включай сигнал, как только пересечешь грунтовку - двести метров от КПП. Понял?

- Да.

- Не проспи, - еще раз предупредил Ас. - Он глянул вперед, на учебный центр, который неумолимо приближался, и прошел на свое место в строю. Щелкнув карабином, сам отдал команду:

- Готовсь!

- Есть готовсь! - Злодей встал с места. Его ботинки замерли на краю пропасти. Он немного согнулся, чувствуя на спине ладони командира: Один-Ноль стал вплотную к головному десантнику, который теперь справедливо мог бы упрекнуть Скутера, что тот находится в хвосте колонны. Колю Чернова, самого тяжелого в отряде, словно берегли для этой решающей минуты, когда головой вперед он первым, увлекая за собой товарищей, полетит в пропасть.

Скумбатова подпирал сзади Моряк, того - Удав, Колесников Антон Андреевич, что в аббревиатуре совпадало с именем удава из "Маугли" - КАА. В затылок Сергею Марковцеву дышал Муха. Последним покинет борт Пантера. Он "снимет" сигнал и передаст команду.

До выброски - считанные мгновения. Мастер-класс Андрея Столярова и рядом не стоял с тем, что собирался показать полевому командиру Давлатову бывший подполковник спецназа со своей новой командой.

Голова Сергея заранее начала коротко подергиваться - это не нервы, а может, и нервы, черт их разберет, предвкушение боя: грохот автоматных очередей, свист пуль, взрывы гранат, крики, мат, стоны...

Адам Хуциев вел "Як" прямо на КПП, курс - строго над асфальтированной дорогой. Командир экипажа только качал головой: сто метров! Это предел: три-четыре метра ниже - и от десантников останутся камуфлированные лепешки.

Хусейн Гиев положил руку на красную кнопку сигнала и напряженно всматривался в приближающееся здание контрольно-пропускного пункта и тонкую полоску грунтовки, которая и была контрольной отметкой, была финишной чертой, за которой - ад.

До нее оставалось примерно двести метров.

Место бортового механика находилось позади кресла второго пилота, что позволяло Хусейну бросать короткие взгляды в салон. Сто пятьдесят.

Командир экипажа держал штурвал мертвой хваткой. Мышцы Адама будто сковало. Он расслабится, когда наберет "нормальную" высоту.

Сто метров.

Бортмеханик тяжело сглотнул. Он волновался так, словно командиром экипажа был Талалихин.

Полста.

Все. Нос самолета вторгся в чужое измерение, где отсчет пошел в обратную сторону.

Гиев вдавил клавишу, и над дверью загорелась синяя лампа.

Пантера, облокотившись о спину Скутера, смотрел назад. Его желтые глаза на миг взорвались синим цветом.

- Сигнал! - Пантера надавил на Скутера.

Его выкрик подхватил одноглазый командир диверсантов:

- "Цыганочка" с выходом! Давай, Пантера! Жми!

Последний в этой живой гусенице, Пантюхин, нажимал на Скутера, тот на Македонского... И вся эта масса докатилась наконец до Злодея, которого буквально вытолкали на свежий воздух.

Диверсионный отряд всем составом за несколько мгновений горохом прокатился по салону и исчез в разверзнутой пасти десантного люка.

Как и не было никого; только вытяжные тросики; собранные в кучу, покачивались на леере.

***

Выход был красивым, десантников разворачивало ногами вверх, за ними поочередно появлялись серые "хвосты", стремительно приобретавшие очертания куполов парашютов. Затем положение парашютистов резко менялось на противоположное - рывком и сопровождающим хлопком парашюта их разворачивало вверх головой. Но уже у самой земли. Хлопки куполов едва ли не совпадали с ударом ног о землю. Однако скорость падения погашалась до положенного минимума.

***

В основном из наемников Рустэма Давлатова курили "братья-славяне", прибалты, кое-кто из татар и наркоманы-смертники. Возле штаба до сих пор друг против друга стояли две удобные скамейки, на которых порой отдыхали новые "штабные", и пара чугунных урн. В теплое время года, сидя на скамейке, бывший майор-десантник Увайс Ибрагимов по пять раз на дню мыл в тазу ноги и руки и зачем-то выливал черную воду в урны.

После тяжелой ночи Увайс Рагимов вышел на крыльцо... Долго стоял, щурясь на взошедшее к этому времени солнце, проклиная русских диверсантов, брата Ваху Бараева, который устроил столь тяжкую проверку на бдительность. Или на вшивость.

Сейчас Ваха мирно спал в гостевой комнате и плевать хотел на усталых, замерзших за ночь бойцов. Повезло тем, кто сорок минут назад упал наконец-то в койки и, кутаясь в одеяла, мгновенно уснул. После боя такого не бывает, не дает заснуть возбужденное состояние, а после двенадцати часов напряженного и бесполезного ожидания - обратный эффект.

А вот тем, кто остался нести караульную службу, не повезло. Начальник школы видел их сейчас, устало слоняющихся вдоль "колючки", прикорнувших на стульях в помещении КПП.

Из здания штаба вышел хмурый Рустэм Давлатов и прошелся, разминая затекшие ноги. Прислушался, различив вдалеке слабый звук набирающих обороты турбин. Из-под ладони он наблюдал, как взмыл в воздух "Як-40", принадлежавший Адаму Хуциеву. К полевому командиру присоединился Рагимов.

- Калымит Адам, - определился Увайс, глядя на красивый разворот самолета.

Давлатов не ответил. Он ждал, когда из чрева самолета скользнет вниз крохотная фигурка, за ней еще одна, еще... и над ними расцветут купола парашютов. Сам Давлатов лишь однажды прыгал с парашютом, впечатлений хватило, чтобы раз и навсегда отказаться от этого сумасшедшего занятия. Другое дело - смотреть. А вот десантник Увайс Рагимов прыгал с каждой группой курсантов.

- Один, что ли, не пойму, - начальник школы продолжал всматриваться в одинокого парашютиста, парящего в километре-полутора от базы, и в самолет, делающий очередной разворот.

- Один? - Давлатов недоверчиво выпятил губу. Если один, то очень состоятельный человек.

Самолет Адама Хуциева продолжал снижаться, выбрав не самый удачный курс: шел прямо на базу.

- Хусейна, что ли, посадил за штурвал? - продолжал гадать Рагимов, выгнув черные брови.

Давлатов на секунду прикрыл глаза. Какая-то неприятная и тоскливая мысль коснулась его сознания... И Рустэм зазывал ее, морща лоб и кривя губы...

Он снова посмотрел на самолет, который вдруг резко ухнул вниз, метров на сорок-пятьдесят, продолжая следовать прежним курсом.

- Чокнутый! - выругался Увайс. - Куда он прет?!

Внезапно в горле Давлатова пересохло, и он не сразу сумел ответить товарищу. По коже прошла ледяная волна, закончив свой бег на бритом затылке полевого командира. Он уже знал ответ на вопрос Ибрагимова, но стоял как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от ревущего в трехстах метрах от КПП самолета.

"Вот сейчас..." - сквознякам пронеслось в голове чеченца, рождая в груди отчаянье вперемешку с обидой и злостью. В стонущей голове Рустэма билась одна только мысль: его переиграли вчистую. Оставили ли шанс, этот вопрос, как ни странно, стоял на последнем месте. На первом - все усиливающаяся злость, растерянность, оскорбление... и тоска, заглушающая даже пронзительный рев турбин. А вот и ОНИ.