После бури - Фредрик Бакман

– Они как ты.

Амат непонимающе ухмыльнулся:

– Кто?

Пожав плечами, Бубу двинулся дальше.

– Люпины. Ты совсем как они. Вырос в канаве, и остановить тебя невозможно.

На обратном пути они молчали до самого дома Амата. В глубине души Амат надеялся, что Бубу позовет его сегодня на тренировку основной команды, хотя и стыдился этой надежды. А Бубу было стыдно, что он не может этого сделать. Ему бы очень хотелось позвать Амата, но с Цаккель такое не работает: если Амат хочет играть, он должен сам прийти в ледовый дворец и спросить у нее. И Амат об этом знал.

– Завтра идем на пробежку? – спросил он.

– Конечно, – ответил Бубу.

Они быстро обнялись, и Амат остался стоять, глядя, как этот огромный увалень ковыляет прочь, покачиваясь от усталости. Амат подумал, что Бубу стал бы отличным отцом, у него для этого все задатки: большое сердце и короткая память.

Поднявшись к себе, Амат сел на диван и нашел в телефоне номер Цаккель. Он ужасно переживал из-за своего веса, боялся, что будет неповоротливым и неуклюжим, поэтому телефон отложил. Вместо этого он снова зашнуровал кроссовки и вышел на улицу, потому что вспомнил еще один афоризм из раздевалки: «Если хочешь достичь того, чего не достигли другие, делай то, что никто делать не хочет». Обычно он усмехался, когда это слышал, но теперь повторял афоризм про себя, снова взбираясь по склону. Наплакавшись вдоволь и почувствовав, что желудку больше терять нечего, он поднял взгляд и увидел вдалеке ледовый дворец – отсюда особенно хорошо было видно долгую дорогу, которая отделяла его от мечты. До следующего драфта НХЛ оставалось десять месяцев и всего один день, который он мог изменить.

Сегодня.

35

Тайники

Маттео вернулся на велосипеде домой и сел за компьютер. Он включил игру и попытался изо всех сил сосредоточиться на каждом своем перемещении с оружием – как поступает человек, который хочет вытеснить из головы все воспоминания. До сих пор он отчетливо слышал голос сестры: «Только держись подальше от хоккеистов!» Это был ее главный совет в первый школьный день, когда ему было шесть. Она знала, что они накинутся на него, потому что он маленький, слабый и не такой, как все. Она знала, что он не сможет защитить себя, с этим ничего не поделаешь, поэтому попыталась научить его всему, что знала сама, лишь бы он пережил это школьное время и остался цел: где можно укрыться, какие учителя разрешают оставаться в классе на перемене, какая дорога домой самая безопасная. «С этого дня до конца гимназии – всего тринадцать лет. Одолеешь эти тринадцать лет и будешь свободен, и мы с тобой уедем отсюда куда подальше, открывать мир! – сказала она ему ночью накануне его первого учебного дня. – Только держись подальше от хоккеистов».

Маттео любил свою старшую сестру и верил ей, поэтому послушался. Он держался подальше от хоккеистов. А вот она – нет.

36

Мышцы

В субботу Петер встал рано. Ночью температура опустилась ниже нуля, за окном лежал снег тонким и еще не тронутым покровом. После бури прошло два дня, до похорон оставался день, голова от скорби по Рамоне налилась тяжестью, но в груди было легко от радости, что Мая снова дома, поэтому ноги спотыкались, как будто не знали, шаркать им по земле или плясать. Он принес в кухню проигрыватель, поставил по-настоящему древнюю пластинку и стал печь по-настоящему вкусный хлеб, уединившись у разделочного стола, пока все домашние еще спали. Короткий, кратчайший миг он, боясь разрушить иллюзию, еще убеждал себя в нормальности происходящего.

Но потом он вышел вынести пакет в бак и только открыл дверь, как все вокруг напомнило ему о буре: разбитые стекла в соседнем доме, вывороченные заборы, дверь сарая, сорванная с петель, как листок бумаги, и повсюду мусор, мусор, мусор. Свой бак Петер нашел в нескольких сотнях метров и, лишь дотащив его до дома, заметил американский автомобиль, припаркованный на другой стороне улицы. Тот же самый, что и вчера. На водителе была кепка и темные очки. Плечи его были слишком широки для сиденья. «Он не то чтобы мускулистый, просто весь состоит из мышц, – говаривал старый тренер Петера о самых опасных безумцах в команде противника, – такое тело не сделаешь в качалке. Чтобы нарастить такую мускулатуру, нужно все лето таскать дрова, а зимой чапать по глубокому снегу в уличный сортир». Мужчина неподвижно наблюдал за Петером. Но вот с пассажирской стороны открылась дверь, и из машины вышел другой мужчина, значительно старше и заметно полнее водителя, одетый в кожаную куртку и свитер поло, поверх которого висела толстая золотая цепь. Петер непроизвольно застыл, Лев заметил это издалека, он знал, какое действие оказывает на людей. Может, Петер теперь был и не в курсе всех сплетен, но даже он знал об этом человеке. Лев медленно пошел к нему, выдержав паузу, удостоил взгляда и улыбнулся, как может позволить себе улыбнуться человек, зная, какой громила ждет его в машине.

– Петер Андерсон? Меня зовут Лев, я…

– Я знаю, кто вы, – перебил его Петер резче, чем того хотел, надеясь, что по его голосу не слышно, как часто колотится его сердце.

– О? – с улыбкой сказал Лев.

– Чем обязан? – не успев прикусить язык, услышал Петер собственный голос.

Лев улыбнулся еще шире и подошел так близко, что Петеру стало не по себе.

– Я хочу сказать спасибо! Вы позвонили друзьям, да? Когда Амат был на драфте в НХЛ! – сказал он и протянул руку, а когда Петер неохотно пожал ее, Лев стиснул его ладонь – так крепко и так надолго, что Петер не выдержал.

– Не за что, – пробормотал он и отдернул руку – резче, чем хотел.

По-прежнему стоя к нему слишком близко, Лев с легкой издевкой воскликнул:

– Нет-нет, не надо скромничать! Великий Петер Андерсон! Ваше имя там много значит, да? Все были в восхищении: ой-ой-ой, надо же, Амат знаком с вами! Все, все были в большом восхищении. Жаль только, что это не помогло, да?

Петер кусал щеки. Он помнил телефонные звонки после драфта, и как его друзья и знакомые по НХЛ спрашивали, что это за безумный «дядюшка» всем названивал, представлялся «агентом» Амата и хотел получить черный нал от клубов, которые думали его задрафтовать.

– Да. Очень жаль, – стойко выдержав взгляд Льва, ответил Петер. Он чувствовал его дыхание