Сила главного калибра - Алекс Орлов

– А что с Джозефом? – перебил Морана Тони.

– Он умер.

– Они успели убить его?

– Ничуть не бывало, он умер от истощения. Во время взрыва в зале его всего лишь поцарапало кусками штукатурки, он жил еще какое-то время, бредил, пока его везли на «Скорой помощи», но в больнице во время первичного осмотра умер.

– Подумать только, – покачал головой Джим, невольно примеряя эту ситуацию на себя.

– Нет, не думаю, что с вами могло случиться подобное, – угадал его мысли Моран. – Вы ведь были под присмотром ваших товарищей, вы питались, а наш дурачок отказывался от еды. Чему же тут удивляться?

– Что еще она сказала? – спросил Джим, полагая, что дикарка могла говорить о нем.

– Она сказала, что их руководство знает о готовящейся с нашей стороны большой операции и решило во что бы то ни стало выяснить подробности. Времени у них было мало, поэтому решили применить простое и действенное оружие – Эмми.

«Джеки», – мысленно поправил Морана Джим.

– Но поскольку информационный канал не налаживался, последовал приказ – всех, кто подозревался в сотрудничестве с отделением «Р», попросту уничтожать. Действие тупое, но не лишенное смысла. Если выбить из нашей организации десяток-другой опорных фигур, тыловая поддержка операции окажется под вопросом.

– Что в итоге, сэр? – спросил Тони, заметив, что Готлиб и остальные смотрят в их сторону.

– А в итоге вот что. После откровений этой воительницы мы, испытывая к ней даже что-то вроде благодарности, отправили ее в камеру, а спустя сорок минут мне доложили, что она совокупляется с охранником второго контура. Охранник первого со спущенными штанами и свернутой шеей валялся в ее камере.

Джим и Тони переглянулись.

– Да, и тогда нам с мистером Готлибом стало ясно, что мы не можем ее контролировать и, несмотря на всю ее ценность, оставлять эту «пятую колонну» в собственном тылу накануне операции просто не имеем права…

Моран театрально взмахнул рукой, и на сцене показалась Джеки.

Ее руки были скованы наручниками, однако платье и прическа оказались в порядке. Джеки встряхнула головой и взором победительницы обвела войско противника.

Джим улыбнулся. Это была прежняя Джеки, сильная, очаровательная и не знающая поражений.

– Прошу вас, мисс, – громко произнес Готлиб и покосился на Джима.

– Пойдемте, час пробил, – напомнил Моран.

Джим и Тони двинулись к невидимому рубежу, где пока стоял только Готлиб, остальные находились чуть дальше. Тапильский разинув рот смотрел на просвечивающий сквозь прозрачное платье силуэт.

– Можете идти, мисс, вы свободны, – сказал Готлиб, жестом благодетеля указывая на ведущую к озеру тропинку.

Джеки сделала книксен, посмотрела на Джима и весело ему подмигнула, а затем легкой, раскованной походкой пошла вперед, словно на ее руках не было наручников.

– Ну, мистер-супермен, прошу – ваш выстрел.

– А почему я? – спросил Джим и посмотрел на Морана, ища у него поддержки.

– Вы должны показать свою твердость, Симмонс, почему же не проверить ее сейчас? Давайте, пора…

Джим машинально вынул пистолет, передернул затвор.

– Ну, что же вы?

– Буду стрелять на тридцать метров, – сказал он, чувствуя, как деревенеет язык и холодеют ладони.

Ветер развевал блестящие волосы Джеки, на ее шее болтались бусы из сушеных плодов. Набедренная повязка делала ее неотразимой, а вдалеке виднелись бетонные колпаки Двадцать Четвертой базы.

Джим улыбнулся – все повторялось.

– Тридцать метров, Симмонс, стреляйте! – крикнул над ухом Готлиб.

– Я? – Джим посмотрел на оскалившегося старшего офицера. Его приказ следовало выполнять, а впереди по тропинке продолжала удаляться беззаботная Джеки. – Прощай, – прошептал Джим и поднял пистолет.

Справа щелкнул выстрел, Джеки ничком повалилась вперед.

– Отличный выстрел, Тайлер, – сказал Моран. – Только почему стреляли вы?

– Честно говоря, сэр, я давно мечтал это сделать – еще с Ниланда.

Готлиб топнул ногой, но спорить с Тони не решился. Вместо этого он наорал на Тапильского и Генриха, которые якобы считают ворон, а дело стоит.

Те сейчас же подхватили лопаты и поспешили к озеру, волоча по земле черный пластиковый мешок.

– Сейчас мы этой суке подкинем дружка, положим так, чтобы и в яме своего ремесла не забывала! – сказал Тапильский и захихикал. На его беду, это услышал Джим. Схватив Тапильского за грудки, Джим притянул его к потемневшему, сделавшемуся страшным лицу и севшим голосом произнес:

– Я вырву тебе глаза, мразь, если ты еще хоть словом, хоть жестом оскорбишь эту девушку. Она и мертвая стоит дороже сотни таких, как ты…

– Э… сэр, отпустите его, он неверно выразился, – попросил Генрих. – Обещаю вам, что мы положим их в разные могилы, а леди мы прикроем… вот его курткой.

Генрих потрепал за полу одежды онемевшего от ужаса Тапильского.

Джим очнулся и отпустил недоумка, Генрих сейчас же подхватил его и потащил прочь.

– Но моя куртка совсем новая…

– Заткнись, Тедди, иначе эти доберманы разорвут тебя, как кролика, – негромко сказал Генрих.

«Ну вот, нас уже начинают бояться, – с горечью подумал Джим. – Теперь мы с Тони – «эти доберманы».

Когда-то в школе он мечтал о том, чтобы его все боялись, теперь же ему сделалось стыдно.

– Спасибо за выстрел, дружище, – сказал он Тони.

– Не за что, мы же напарники…

Они направились к джипу, но их задержал Моран.

– Это еще не все, Симмонс, – сказал он, протягивая Джиму свернутый вчетверо листок.

– Что это?

– Найдено после обыска камеры, где находилась эта леди.

Тони прибавил шагу и пошел вперед, Джим остановился и развернул листок бумаги.

«Охранник дал мне ручку, и я решила написать тебе прощальное письмо. Я бы не взялась за это, если бы смогла выйти отсюда, но выхода нет, я это знаю точно, потому и пишу тебе – единственному человеку, которого знаю и помню. Да, появись такая возможность, я бы убила тебя, Джим, как убивала сотни других, но близость смерти заставляет меня забыть о своей темной стороне и повернуться к тебе светлой. Да, есть у меня и такая, только появляется она лишь дважды – сразу после рождения и перед самой смертью. Кто знает, не попади я в руки инструкторов Тильзера и останься в лесах Междуречья как обычная девушка племени мали, наверное, наша встреча могла бы развиться во что-то иное, возможно, хорошее. Теперь же я помню лишь какие-то обрывки из свиданий с тобой. Помнишь, как ты принял моего связного за соглядатая совета старейшин марципанов и погнался за ним? Ты бежал, придерживая штаны одной рукой, и стрелял из автомата другой, я должна была беспокоиться о связном, но едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, так смешно ты тогда выглядел.

Но довольно воспоминаний. Этот придурок охранник уже с вожделением смотрит на меня, я неудобно сижу, и он заглядывает мне под платье. Сейчас я соблазню его и убью, потом примусь за следующего. Нет, я знаю, что отсюда мне не уйти, но я привыкла использовать все шансы до последнего. На этом прощай, твоя Джеки».

Не поднимая головы, Джим свернул записку и разорвал ее на десятки мелких клочков, затем подбросил и наблюдал за тем, как ветер несет их над землей.

– Что там было? – спросил Тони, когда напарник вернулся к джипу.

– Да так, всякая глупость, – нехотя ответил Джим. – Наверно, она сошла с ума.

75

В 12.00 по местному времени и в момент триста восемьдесят седьмой отметки по единому времени двойной планеты Дифт в региональном штабе армии генерала Тильзера, расположенном в пригороде города Бакардии, на территории бывшего предприятия по переработке мяса, началось совещание.

Открыл его майор Целеширп, по традиционному уложению о рангах Дифтского мира имевший ранг дирфакта.

– Господа офицеры, достопочтимые фюрсты, из генеральной ставки Полномочного представителя Дифта пришло уведомление о том, что к нам едет комиссия.

– Что за комиссия, мой дирфакт? – спросил майор Йони.

– Полагаю, кто-то из инспекторского отдела генеральной ставки. Они, как говорят аборигены, снимут с нас стружку за то, что мы не шевелимся.

– Вы намекаете на провал операции по перехвату, мой дирфакт? – спросил капитан Кинвиторп, не так давно введенный в круг совещательной комиссии по случаю получения ранга фюрста.

– Я не намекаю, капитан, я констатирую факты. Мы потеряли несколько брейвов – не самых дорогих, но и не самых дешевых боевых единиц, потеряли двух кибберов, а это вершина творчества наших ученых и инженеров, чудеса техники и биоинженерии! Они стоят немалых денег, а такие офицеры, как майор Шанен, больше интересуются тонкостями процесса размножения аборигенских популяций. Зачем вам это, фюрст Шанен?

– Я полагаю, когда-нибудь нам это пригодится, мой дирфакт. – Шанен поднялся, его лицо сделалось пунцовым.

– Для чего это фиглярство?! – Целеширп указал пальцем на физиономию офицера. – Зачем вы меняете колористическую структуру кожных покровов? На кого рассчитаны эти аборигенские фокусы?