Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Хазин Михаил Леонидович

Первым за дело взялся республиканец Нельсон Олдрич[297], уже в 1908 году создавший сенатскую комиссию по расследованию причин кризиса. В результате ее деятельности был подготовлен проект создания федерального банка, способного сделать то же самое, что и Морган, только без Моргана. Именно этот проект и обсуждался на знаменитой встрече представителей[298] крупнейших банкиров в ноябре 1910 года на острове Джекилл. Однако в 1912 году президентские выборы выиграл демократ Вильсон, и инициативу у Олдрича перехватил уже другой видный демократ Картер Гласс[299]. В отличие от Олдрича, связь которого с Рокфеллерами была видна невооруженным глазом, групповая принадлежность Гласса была не столь очевидна; лишь впоследствии выяснилось, что его ближайшим помощником стал Рассел Леффингуэлл, один из партнеров Моргана. Под руководством Гласса законопроект был доведен до конца, и 23 декабря 1913 года принят Конгрессом в качестве закона о Федеральной резервной системе.

Как видите, приписать создание ФРС лично Ротшильду можно лишь с очень большой натяжкой — слишком уж очевидно, что создание Федерального резерва отвечало интересам всей американской правящей элиты. Тем не менее потребовалось несколько лет на согласование конкретных формулировок закона, определивших дальнейший расклад сил в финансовом секторе. Поскольку конечную редакцию законопроекта формировал Гласс, а не Олдрич, основную выгоду от создания ФРС получил Морган[300], которого часто называют представителем Ротшильда в США. Но проследить цепочку принятия решений от подписавшего закон Вильсона до якобы приказавшего его принять Ротшильда (даже если бы такой приказ реально существовал) практически невозможно.

«Загадка, завернутая в тайну внутри головоломки», — эти слова Черчилля, сказанные про СССР, в полной мере относятся к политическим процессам в условиях олигархии. Как мы уже убедились на примере ФРС, даже результаты подковерных схваток за ресурсы не всегда очевидны[301]; что же касается самих боевых действий, то они и вовсе остаются тайной за семью печатями, в том числе и для их непосредственных участников.

Читатель. Вот даже как?! Но тогда откуда вы сами узнали, как там ведутся боевые действия и какие у них правила?

Теоретик. Вот для этого на самом деле и нужны теоретики. В отличие от практиков, все свое время посвящающих сиюминутным властным раскладам, теоретики обладают достаточным количеством свободного времени, чтобы изучить многочисленные схватки прошлого, в особенности те, где победитель хорошо известен. На основе анализа подобных уже завершившихся событий и формулируются общие правила, которые работают в большинстве случаев. Рассмотрим один из самых показательных примеров борьбы за ресурсы, случившийся в XX веке, — еще одну схватку Рокфеллеров и Морганов, в которой Рокфеллеры отыгрались за понесенное в 1908–1913 годах поражение.

К началу 1930-х годов группировка Морганов[302] по-прежнему занимала главенствующее положение в американской экономике; в 1933-м она включала в себя 89 корпораций, производивших около 30 % ВВП США[303]. Контроль Морганов над дочерними корпорациями обеспечивался за счет совмещения банковской и инвестиционной деятельности: на привлеченные в банки средства приобретались крупные пакеты акций, позволявшие проводить в советы директоров нужных людей. При этом широко практиковалась система взаимозависимых директоратов, когда одни и те же люди (по большей части — партнеры JPMorgan and Company) входили в советы нескольких корпораций[304]. Группировка Рокфеллера, несмотря на внушительное личное состояние[305] своего основателя Джона Рокфеллера — старшего, контролировала значительно меньший сектор экономики (75 % производства нефтепродуктов и примерно 10 % финансов), и ее дальнейшему росту уже ощутимо препятствовала вездесущая JPMorgan and Company. Как же Рокфеллерам удалось потеснить экономически более могущественного противника?

Рокфеллеры задействовали ресурс государственной власти. Еще с 1929 года в американской экономике начался серьезный кризис, позднее названный Великой депрессией; ответственность за резкое ухудшение жизни большинство американцев возлагало на «жирных котов», богатейших банкиров, не сумевших (в отличие от 1907 года) спасти экономику от депрессии. Сложилась благоприятная обстановка для изменения правил игры в крупном бизнесе, и один из самых преданных вассалов Рокфеллера, Уинтроп Олдрич[306], начал действовать.

Очевидной причиной кризиса 1929 года (как и прочих финансовых кризисов) было увлечение банков игрой на фондовом рынке, в результате резкое падение цен на акции приводило к исчезновению денег вкладчиков. Поэтому еще с 1930 года уже знакомый нам Картер Гласс продвигал проект закона, запрещающего публичным банкам размещать деньги в финансовых активах. При республиканской администрации президента Гувера этот закон так и не прошел дальше Конгресса; однако в 1932 году выборы выиграл демократ Франклин Рузвельт, взявший курс на усиление государственного регулирования. Рузвельт сразу же предложил Глассу (работавшему в администрации Вильсона, которая стала основным кадровым резервом демократов) должность министра финансов, однако из-за настойчивых попыток Гласса продвинуть к себе в заместители двух людей Моргана, Леффингуэлла и Гилберта, назначение так и не состоялось. Тем не менее законопроект Гласса теперь имел все шансы на поддержку президента, и игрок такого уровня, как Уинтроп Олдрич, увидел в этом свой шанс.

Первоначально проект Гласса предполагал регулирование только публичных (акционерных) коммерческих банков, к числу которых как раз и относился совсем недавно перехваченный Олдричем у Морганов Chase National Bank. Уинтроп Олдрич разгадал план Гласса — пожертвовать для вида крупнейшими банками, в которых положение Морганов и так было довольно шатким, и сохранить финансовую империю, переместив контроль в частные банки. Олдрич сразу понял, как превратить моргановский законопроект в его полную противоположность. 8 марта 1933 года Олдрич публично объявил о разделении коммерческой и инвестиционной деятельности в Chase National Bank, о своей полной поддержке законопроекта Гласса и необходимости дополнить его более жесткими пунктами. Олдрич предлагал распространить госрегулирование и на частные банки, предписать всем банкам без исключения разделить коммерческую и инвестиционную деятельность и, самое главное, запретить «взаимозависимые директораты», то есть участие инвестиционных банков в управлении компаниями, акциями которых они владеют.

Последний пункт означал смертный приговор JPMorgan and Company, поскольку вся их империя была построена на банковском контроле над дочерними корпорациями[307]; разумеется, Гласс не пожелал менять законопроект. Поэтому сразу после своего сенсационного заявления Олдрич начал формировать коалицию, способную продавить принятие нужной версии закона. Он воспользовался связями своего друга Гордона Очинклосса, который был женат на дочери знаменитого полковника Хауза[308]. Олдрич встретился с Хаузом, заинтересовал его своим проектом и с его помощью добился встречи не только с министром экономики Роупером, но и с самим Рузвельтом. Роупер сразу поддержал позицию Олдрича, но для убеждения Рузвельта требовались дополнительные усилия. Олдрич обратился к члену совета директоров своего банка Винсенту Астору[309], который не только приходился Рузвельту двоюродным братом, но и много лет был его ближайшим другом. Другим союзником Олдрича выступил банкир Аверелл Гарриман[310] (сын Эдварда Гарримана, уже упоминавшегося конкурента Моргана в начале века), также друживший с Рузвельтом и позднее вошедший в его администрацию. С их помощью Олдричу удалось убедить Рузвельта (и без того критически относившегося к Морганам); Гласс был поставлен перед выбором — либо закон Гласса в версии Олдрича, либо закон другого сенатора — и сдался. 16 июня 1933 года «Банковский закон» прошел все инстанции и был подписан президентом Рузвельтом; четвертьвековому доминированию Морганов в экономике США пришел конец.