Кейн. Ветер ночи - Карл Вагнер

Смеясь, Двасслир повернул к себе оскаленную морду твари. Он хотел заглянуть в мертвые глаза врага.

— Ну, теперь корона короля Бротемлейна моя! — выкрикнул он и пинком отшвырнул мертвое тело. Великан шатался, но стоял прямо. Плащ его потемнел от крови и висел клочьями. В страшных ранах, нанесенных тигром, желтым просвечивали кости и сухожилия, стоило только великану шевельнуться.

Застонав, он добрался до трона и сел, прислонившись спиной к его подножию. Превозмогая боль в голове, Кейн подошел и опустился на колени перед великаном. Осторожно и привычно прощупав раны, Кейн наткнулся на два ручейка крови — место, куда вонзились гигантские, как бивни, клыки тигра. Кейн видел слишком много ран на своем веку, чтобы понять: эти — смертельные.

Двасслир торжествующе, но слабо улыбнулся. Лицо его было бледным.

— Вот так мои предки расправлялись с гигантами на заре мира, — удовлетворенно сказал он.

— Клянусь, — произнес Кейн, — ни один из них не встречал зверя таких размеров. И тем более никто из них не убивал его голыми руками!

Великан устало покачал головой.

— Ты так думаешь, человечек? Но ты же не знаешь легенд нашего народа, Кейн. А они говорят чистую правду, и теперь я это знаю наверняка. Пламя и Лед! То были славные дни!

Кейн поискал взглядом вокруг и наткнулся на золотой обруч, выпавший из рук гиганта, когда напал тигр. Рубины горели, как кровь Двасслира. Корона оказалась невероятно тяжелой. И хотя сама судьба теперь отдавала ее в его руки, Кейн уже не жаждал обладать короной короля Бротемлейна.

— Теперь она твоя, — пробормотал Кейн, водружая корону на склоненное чело великана.

Двасслир безотчетным движением вскинул голову, и в лице его было величие, гордость и печаль.

— Я мог бы вернуть им дни былой славы! — прошептал он. И чуть погодя добавил: — Но, быть может, появится новый герой — тот, кто сумеет сделать явью старинные были!

Он сделал Кейну знак оставить его — так короли отпускают слуг, перед тем как уснуть. Его глаза уставились в пустоту.

— Вот в то время стоило жить! — вздохнул великан на прощание. — Время героев!

Кейн тяжело поднялся на ноги.

— Великий народ, великое время, — тихонько пробормотал он, уходя. — Все это — правда. Но, думаю, нынче последний из героев оставил нас!

СИРЕНА

Пролог

— Ее привезли вскоре после того, как стемнело, — бормотал служитель, словно краб боком пробираясь меж молчаливых рядов каменных плит. — Кажется, вот она.

Он остановился возле одного из низких каменных постаментов, длинного и плоского, как гроб, и приподнял грязную, мерзкую тряпку. Мертвые девичьи глаза безмятежно уставились в темное небо, лицо, скривившееся от боли и пытки, превратившееся в белую оскаленную маску, было испачкано и покрыто синяками. Застывшие капельки крови расплылись на шее и груди девушки, сверкая, как ожерелье из темных рубинов.

Человек в плаще коротко и отрицательно качнул головой под темным капюшоном. Страж, с лицом белым и круглым, как луна, опустил тряпку.

— Нет, это не та, — пробормотал он извиняющимся тоном. — Знаешь, иногда возникает такая путаница. Их же много тут, этих девочек. Они постоянно вьются у ворот… — Ежась от холода, он двинулся вдоль помостов, то здесь, то там заглядывая под грязную ветошь. Его спутник молчаливой темной тенью следовал за ним.

Еле горящие фонари скорее сгущали, чем разгоняли тьму в городском мраке Керсальтиаля. Тяжелый дым курений, призванных отгонять запах смерти, смешиваясь с тьмой, превращал ее в театр темных призраков — более зловонный, чем городские отстойники. Со всех сторон сквозь дымку полумрака доносилось монотонное «кап-кап-кап» тающего льда, время от времени где-то с шумом и грохотом обрушивался целый пласт. Городской морг нынче ночью был переполнен, как всегда. Лишь несколько из его сотен с лишним холодных каменных плит были темны и пусты, на остальных под тряпками громоздились чьи-то безымянные тела — иногда в самых невообразимых позах, словно ни смерть, ни холод не могли заставить их утихомириться. Над городом нависла ночь; но через несколько часов ее сменит утро, здесь же, в этом лишенном окон зале, ночь царила всегда. В свете горящих фонарей, в перекрестье теней на полу и по углам лежали мертвые, без имен и званий, дожидаясь своего срока, одни — родных, которые, быть может, разыщут и заберут их, другие — общей могилы где-нибудь за стенами города.

— По-моему, здесь, — подал голос служитель. — Да. Сейчас я зажгу лампу.

— Покажи, — распорядился голос из-под капюшона.

Служитель оглянулся настороженно и испуганно. Этот неизвестный в плаще излучал какую-то силу. Властность и величие сквозили в его словах и жестах. Предчувствие беды давно накрыло надменный Керсальтиаль, чьи гордые башни подпирали небо, чьи подвалы и погреба уходили в самое сердце земли.

— Но свет… вы ничего не увидите… — пробормотал служитель, все же послушно откидывая подобие савана.

Не то проклятие, не то рычание вырвалось из горла странного посетителя — какой-то нечеловеческий звук, в котором звучало больше ярости, чем горя.

Лицо, обратившее к ним неестественно расширенные глаза, было, вероятно, прекрасно при жизни, но смерть исказила его черты, искривила ужасом и болью. Струйка крови застыла, стекая с прикушенного языка девушки, а шея выгнулась под невозможным для живого человека углом. Одежда из светлоокрашенного шелка была порвана и натянута на нее неумело и грубо, словно ее одевал мужчина. Она лежала на спине, с плотно прижатыми к телу маленькими кулачками.

— Ее нашла городская стража? — повторил посетитель.

— Ну да, поздно вечером. В парке у гавани. Она висела на одном из деревьев — в той роще, где каждую весну столько белых цветов. Должно быть, только-только отошла. Стражники сказали, что она была еще теплой, как живая, хотя нынче с моря тянет холодом. Похоже, сама повесилась… вскарабкалась на дерево, привязала веревку и прыгнула вниз. Я никогда не мог понять, почему они все это делают… Такая хорошенькая…

Гость молча стоял и смотрел на неизвестную девушку.

— Вы вернетесь утром или подождете наверху? — почтительно поинтересовался служитель.

— Я заберу ее сейчас же.

Старик покрутил в пальцах золотую монету, полученную от незнакомца. Губы его шевелились, подсчитывая что-то.

В морге частенько появлялись те, кто желал забрать тело, объясняя свои цели и причины для спешки одним лишь золотом — объяснением, надо сказать, весьма весомым. В этот раз старик решил поторговаться.

— Нет-нет, этого нельзя делать. Существует закон, существуют правила… Вам не положено даже находиться здесь в это время, господин. Как я объясню все это? Я отвечаю…