Невероятные приключения Шарлотты Бронте - Лора Роулэнд

— О чем это вы?

Я перехватила инициативу:

— За вами гонится не только лорд Истбурн. Есть еще человек по имени Вильгельм Штайбер. Он — главный шпион русского царя. С ним — два прусских солдата…

Я запнулась, потому что лицо Кавана стало белым, как у привидения, и мне показалось, что он сейчас упадет в обморок. Опустившись на стул, он прошептал:

— Значит, это правда. Значит, они — не плод моего воображения. Они ошивались вокруг моего дома в Уайтчепеле. Я видел их, когда возвращался туда за кое-какими вещами, которые там остались. Я надеялся, что это — лишь галлюцинация. — Обуянный страхом, он спросил: — Что им от меня нужно?

— Штайбер знает о вашем изобретении, — ответил Слейд. — Он хочет заполучить его для царя.

Кавана уставился на него в изумлении, у него даже челюсть отвисла:

— Так он верит, что мое изобретение работает?!

— Да. Вот почему он и проделал долгий путь из России, чтобы найти вас.

— Ну, наконец-то! — Настроение Кавана снова резко изменилось; на лице заиграла радостная улыбка. — Наконец кто-то влиятельный поверил мне и не считает меня обманщиком. Наконец мой гений получил признание! — Кавана упал на колени и молитвенно сложил руки: — Слава тебе, Господи!

Мы со Слейдом обменялись тревожными взглядами. Кавана не понимал, что заинтересованность в нем России — отнюдь не та заинтересованность, какой он жаждал.

— Штайбер настолько верит в ваше изобретение, что прибег даже к пыткам, чтобы выведать информацию о вашем местонахождении. Ему так остро необходимо найти вас, что он убил двух людей, пытаясь узнать у них, где вы.

Я заметила, что беспокойство стерло улыбку с лица Кавана.

— Штайбер и царь заслуживают еще меньшего доверия, чем лорд Истбурн, и они гораздо более опасны, — продолжал Слейд. — Они намерены использовать ваше оружие в войне против Англии. Умрут тысячи людей.

— Ну и пусть, — дерзко ответил потрясенный Кавана. — За то, как Англия поступила со мной и моим народом, она заслуживает наказания.

— Если эпидемия начнется в Англии, она перекинется и на Ирландию. Ваш собственный народ будет уничтожен, — попробовал образумить его Слейд.

Кавана лишь фыркнул.

Читатель, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто Бренуэлл был таким же невменяемым, эгоистичным и склонным к деструкции, как Найал Кавана. Изначально мой брат был великодушным, отзывчивым и любящим человеком. Несмотря на слабости и страсти, коим он был подвержен, у него не было пагубных врожденных пороков, свойственных Кавана. Но и Бренуэлл, и Кавана представляли собой две точки одного спектра дурного характера. И хотя мой опыт общения с Бренуэллом оказался несчастливым, он позволил мне лучше понять суть Найала Кавана. Быть может, все же существовала возможность как-то повлиять на этого человека.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — сказала я. — Вы хотите, чтобы ваш талант оценили. Чтобы вы остались в памяти людей. Вы хотите, чтобы имя ваше было вписано в историю.

Таковым было и сокровенное желание Бренуэлла. Найал Кавана тоже горячо откликнулся на мои слова:

— Да! Правильно! Именно на это я работал всю свою жизнь!

— Но этого не случится, если вы свяжетесь с Вильгельмом Штайбером.

— Вот как? — Кавана выпятил губу и сложил руки на груди, как мальчишка, которому не дали конфету. — Это почему же?

Слейд моментально подхватил мою игру.

— Штайбер украдет ваше изобретение, убьет вас и сбросит труп в яму.

— И никто не узнает, что с вами произошло, — продолжила я. — Словно вас никогда и не существовало.

Самодовольство Кавана моментально улетучилось, он стал похож на шар, из которого выпустили воздух. Осознав наконец, какая беда грозит ему, он задрожал от страха, горя и отчаяния. Выглядел он сейчас хуже, чем выглядел Бренуэлл, когда испытывал самые тяжелые последствия воздействия алкоголя и опиума. Подползя к клетке, он умоляюще спросил:

— Так что же мне делать? Помогите мне! Пожалуйста!

Слейд издал вздох облегчения. Я тоже обрадовалась тому, что Найал Кавана изъявил готовность сотрудничать с нами; но мне было жалко его так же, как бывало жалко Бренуэлла. Еще один прискорбный пример впустую растраченного таланта!

— Все будет хорошо, — заверил его Слейд. — Мы отвезем вас обратно в Англию и защитим.

— Вы будете в безопасности, — подтвердила я. — Сможете мирно работать и будете вознаграждены по заслугам.

В процессе разговора мы со Слейдом избегали смотреть друг на друга, прекрасно отдавая себе отчет в том, что обманываем больного, уязвимого человека. Кавана не догадывался, что мы собираемся отдать его в руки британского правительства, которое наверняка сделает все, чтобы он оставил свои опасные исследования и не смог больше никогда создать никакого разрушительного оружия.

— О, да! — Кавана всхлипнул с облегчением, восторг засиял сквозь слезы в его глазах, мысленным взором он уже видел свое будущее в розовом свете. — Благодарю вас!

— Единственное, что вам нужно сделать, это выпустить нас из клетки и поехать с нами, — сказал Слейд.

— Очень хорошо, — ответил Кавана, вскакивая. — Только куда же я подевал ключ? — Мы затаили дыхание, испугавшись, что он потерял его. Кавана принялся обшаривать карманы. — Нигде нет!

— Может, вы обронили его? — Сколько раз я разыгрывала эту сцену с Бренуэллом, когда он забывал, куда положил какие-то важные для него принадлежности. Я знала, что надо сохранять спокойствие. — Посмотрите везде, где вы были после того, как заперли замок. Идите по собственным следам.

Кавана опустился на колени и пополз по полу, шаря руками в грязи и внимательно всматриваясь сквозь очки.

— Ага, вот! — он победно поднял ключ над головой, бросился к клетке, но вдруг остановился. — А почему я должен верить, что вы сделаете то, что обещаете? — На него снова нахлынули сомнения.

— Потому что мы действуем, исходя из ваших насущных интересов, — сказала я.

— Потому что мы — единственные, кто может вам помочь, — добавил Слейд. — Отоприте клетку, и мы докажем, что мы — на вашей стороне.

Кавана нахмурился, раздираемый противоречием между желанием поверить нам и страхом, усугублявшимся алкоголем, болезнью, врожденными наклонностями и обманным поведением по отношению к нему других людей.

— Откуда мне знать даже то, что вы именно те, за кого себя выдаете? У вас есть доказательства?

— В моей сумочке, — сказала я. Сумка лежала на полу футах в пятнадцати от клетки, там, где я упала, потеряв сознание. — Вон она, — указала я.

Кавана положил ключ на табуретку и отправился за моей сумкой. Порывшись в ней, он извлек из нее записку, которую я всегда носила с собой и которая являлась единственным имевшимся у меня сейчас удостоверением личности, и прочел:

— «Я — Шарлотта Бронте. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, сообщите моему отцу, преподобному Патрику Бронте, настоятелю прихода в Гаворте, Йоркшир». — Кавана вопросительно посмотрел на меня, бросил бумажку и сумку на пол и повернулся к Слейду. — А как насчет вас?

Слейд сунул руку в карман и достал визитную карточку. Когда он протягивал ее Кавана, я заметила, что на ней не написано ничего, кроме «Джон Слейд». Кавана взял карточку, взглянул на нее, хмыкнул и бросил на мою сумку.

— Здесь ничего не сказано о том, что вы когда-либо работали на Министерство иностранных дел.

— Агенты не носят при себе документов, удостоверяющих это, — ответил Слейд. — Это весьма опасно, когда попадаешь в руки врагов.

— Удобное объяснение, — презрительно сказал Кавана. — Кто вы на самом деле?

Как ни пытались убедить его в том, что говорим правду, мы не смогли развеять его подозрения. Наставив на нас указательный палец, он заявил:

— Я знаю, кто вы. Вы — царские агенты. Вы пытаетесь обманом заставить меня отдать вам мое изобретение и выведать у меня все технические секреты его создания!

Нам оставалось лишь отрицать это, доказательств обратного у нас, увы, не было. Кавана возбуждался все более, он метался по кругу, бормоча себе под нос:

— Если они нашли меня здесь, то найдут и их подручные, и лорд Истбурн тоже. Меня убьют. И украдут мое изобретение и мои секреты. И мне никогда не видать славы, о которой я мечтал. Что мне делать? — Мы со Слейдом пытались урезонить его, но он не слушал — лишь глотал вино из бутылки. — Нужно уходить отсюда. Я должен найти другое убежище.

Я была в отчаянии, так как знала, что алкоголь постепенно будет делать его все менее вменяемым. Он уже впал в ярость, стал рвать на себе волосы и одежду.

— Какая несправедливость: я вынужден стать беглецом, в то время как я — величайший из когда-либо живших на земле ученых! — бормотал он сквозь слезы. — Как ужасно, что я должен прятать самое выдающееся изобретение всех времен, чтобы не умереть! — Он подбежал к нам, разъяренный: — Будьте вы прокляты! Это вы довели меня до такого состояния! — Так же, как Бренуэлл, он винил в своих бедах других. — Если мне суждено умереть, так умрите же и вы!