Абрашкин Анатолий Русь - арийская колыбель - арийская колыбель

Одновременно происходило также дробление мо­гущественных догреческих божеств природы на не­сколько фигур, выступавших под разными именами: Персефона, Ариадна, Елена и др. А поскольку со вре­менем порвалась связующая нить и исчезла память о том, что, по существу, речь идет об одном божестве, дальнейшие их судьбы в различных культах и мифах оказались весьма несхожими. Персефона — владычица мертвых и богиня произрастания злаков и плодоро­дия — никогда не переставала почитаться как богиня; дочь критского царя Ариадна была смертной женщи­ной, однако, согласно мифам, оставленная Тезеем, она стала жрицей и супругой Диониса. На острове Наксос существовал культ Ариадны, а в Афинах ее почитали как супругу Диониса. Елена же даже в «Илиаде», где она выступает как смертная женщина, всегда именуется дочерью Зевса.

Сейчас будет кстати вспомнить о Стесихоре, посвя­тившем Елене свою поэму «Палинодия» («Покаянное стихотворение»), где он оправдывает Елену, снимая с нее упреки, содержавшиеся в предыдущей его поэме. По одной из легенд, раскаяние поэта было вызвано карой, которую навлекла на него оскорбленная кра­савица. Однако истинная причина создания «Палино­дии» более прозаична. Жестокие слова Стесихора о Елене вызвали негодование спартанцев. Культ Елены в этой стране в то время, то есть около 600 г. до н. э., был чрезвычайно широко распространен. Именно к этому времени относятся многочисленные фигурки, обна­руженные в Ферапне. По сообщению Геродота, полс­толетия спустя в святилище Елены приносили малень­ких девочек с просьбами наделить их красотой. Таким образом, Елена считалась у спартанцев почти святой.

Гомеру только потому прощали недостаток уважения к прекрасной Елене, что, по его мысли, она была лишь орудием богов и ужасная война из-за нее велась по воле Зевса. Но оправдывать поэта, который в своем со­чинении шутки ради представил богиню в недостой­ном виде, спартанцы не могли. Стесихор жил на Сици­лии, а сицилийские города испокон веков поддержи­вали тесные контакты со Спартой. Видимо, спартанцы нашли способ заставить поэта изменить свою точку зрения на красавицу богиню, которой было построено святилище в Ферапне.

Имя Елена — негреческого происхождения. Как же оно попало в Грецию? Филологи по этому поводу хра­нят молчание, поэтому придется нам провести собс­твенное расследование. Древнерусский вариант этого имени — Алена или Олена. Но по-другому, это назва­ние самки оленя — оленихи. Это очень древнее имя, его мужской вариант — Олен, по свидетельству Геродота, носил знаменитый ликийский жрец Аполлона. Павсаний, следуя более древней традиции, называет его гиперборейцем. Нас такое мнение, разумеется, ни в коей степени не может удивить, поскольку ранее мы уже неоднократно подчеркивали, что ликийцы при­шли в Средиземноморье с Русской равнины.

Академик Б. А. Рыбаков в своей книге «Язычество древних славян» собрал и обобщил результаты иссле­дований, касающихся культа оленя у праславян и их соседей. Русский фольклор также сохранил предания о священных оленях (ланях, лосях). Олениха была од­ним из древнейших образов Великой Богини, праро­дительницы мира, небесной покровительницей охот­ничьих племен времен неолита. Культ оленей и лосей существовал и в Европе, и в Сибири, и на Кавказе. Мы, со своей стороны, особо отметим его распространен­ность в трипольской культуре. В частности, обнаруже­но большое количество мисок-чар с изображенными на внутренней поверхности стилизованными фигура­ми двух оленей. У оленей нарисованы ветвистые рога, передние ноги, а их туловища обозначены широкой полосой, как обычно трипольские художники обозна­чали дождевые полосы.

Такие чары предназначались для «волхвования во­дою», различных аграрно-магических действий с «жи­вою водою». Они были непременным атрибутом жриц Великой Богини. Некое ритуальное действие соверша­ет и Елена при встрече с Телемахом и его спутниками:

Соку в вино подмешав и вино разнести повелевши,

Стала царица Елена беседовать снова с гостями…

Сок этот обладает удивительными свойствами:

тот, кто вина выпивал, с благотворным

Слитого соком, был весел весь день, и не мог бы заплакать,

Если б и мать и отца неожиданной смертью утратил,

Если б нечаянно брата лишился иль милого сына.

Вдруг пред очами его пораженного бранною медью.

Вот какие дивные, благотворные травы были у Еле­ны! И кто после этого станет отрицать, что Елена была ворожеей?

Культ Великой Богини Олены-Елены пришел в Эл­ладу с севера. Его принесли сюда арии, изначально проживавшие на Русской равнине. Вначале они миг­рировали в Причерноморье, где создали Трипольскую археологическую культуру, а уж потом добрались и до Греции. Троянцы, бывшие потомками этих ариев, по ­читали Елену как свою древнейшую богиню, поэто­му история похищения Парисом этой божественной женщины должна рассматриваться в более широком смысле. Это не просто умыкание чужой жены, это по­пытка вернуть свои святыни!

Так нам открывается мистическая подоплека Тро­янской войны. И греки, и троянцы почитают Великую Богиню в образе Прекрасной Елены. Но кому отдаст свои пристрастия Богиня? Поначалу ее симпатии на стороне троянцев. Боги Олимпа отправляются к эфи­опам на праздник Великой Богини в тот момент, когда ахейцы погребают умерших от губительной язвы, на­сланной на них Аполлоном. Эфиопы, где бы они тогда ни проживали, — союзники троянцев, и можно не сом­неваться, что вместе с богами и эфиопами все двенад­цать дней пировали и осажденные в Трое. Мы также не ошибемся, если скажем, что роль Великой Богини на том празднике играла Афродита — богиня любви и плодородия. Именно она внушила Елене любовь к Па­рису и оберегала их союз.

Но сама Елена все более и более тяготится своим положением и ролью, которая ей отведена. Теперь, в Трое, она приходит к осознанию своего греха. Каю­щаяся, живет она у своего нового мужа, ненавидимая всем царским домом, которому она принесла войну, как приданое. Только сам Приам всегда к ней «ласков, как отец», по ее собственному признанию, да герой Гектор, ее деверь, слишком велик и благороден, чтобы еще более унижать и без того убитую стыдом и горем женщину. На доброе слово Приама она отвечает горь­кими словами самоуничижения:

Ты и почтен для меня, возлюбленный свекор, и страшен!

Лучше бы горькую смерть предпочесть мне, когда

я решилась

Следовать с сыном твоим, как покинула брачный чертог

мой,

Братьев, и милую дочь, и веселых подружек любимых!

Но не случилося так, и о том я в слезах изнываю!..

И это самоуничижение не оставляет ее при всех от­ветах, которые она дает троянскому царю, желающему узнать от нее имена ахейских вождей. Вот Агамемнон: «он был мне бесстыжей некогда деверем», грустно за­канчивает она свое объяснение. Вот Одиссей, вот Аякс, а там дальше — критянин Идоменей. Но где же ее бра­тья, божественные Диоскуры, Кастор и Полидевк?

Или они не оставили град Лакедемон веселый?

Или, быть может, и здесь принесясь в кораблях

мореходных,

Все же они не желают вступать в ратоборство с мужами,

Срамом гнушаясь и страшным позором, меня тяготящим?

Так говорила; но их уже матерь-земля сокрывала,

Там в Лакедемоне дивном, в любезной стране их родимой.

Елена погружается мечтами в свою прежнюю жизнь, в тот мир, который она оставила. А представитель и символ этого мира — ее супруг Менелай — явился под стены Трои, чтобы с оружием в руках вырвать ее у по­хитителя. Он побеждает в поединке, только вмеша­тельство Афродиты спасает Париса от смерти. Елена считает, что Александр лишился теперь на нее всячес­ких прав, и дерзко заявляет Афродите:

Я же к нему не пойду, к беглецу, и позорно бы было Ложе его украшать!..

Но не такова воля Верховной Богини: она возвращает Елену в брачные покой к Александру. Да, Елена по-прежнему остается в Трое, только с этого момента она на­чинает уже желать поражения Трое. Это доказывает ее помощь Одиссею, когда тот в рубище нищего отправил­ся на разведку во враждебную Трою. Ахеец так хорошо загримировался, что лишь одна Елена догадалась, кто он. Но она поклялась никому не открывать его тайны. Одис­сей умертвил своим мечом многих троянцев, выведал нужную ему информацию и вернулся в греческий стан невредимым. И сердце Елены, по ее собственному же признанию, от этого веселилось. Она давно уже скорбе­ла, что по вине Афродиты бросила милые земли Спар­ты. И это самоощущение Елены глубоко символично. Во второй фазе войны ее симпатии уже на стороне гре­ков. Внутренний выбор Елены оказался в пользу греков.