«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя - Рудольф Баландин

О высочайшем потенциале социалистической системы того времени свидетельствует несколько весомых фактов. В нашей стране была запущена первая в мире атомная электростанция. Мы первыми создали водородную бомбу (а не наземное взрывное устройство). Успешно осуществлялась наша космическая программа, в результате которой первым на околоземную орбиту был выведен советский искусственный спутник, а первым человеком, побывавшим в космосе, стал гражданин Советского Союза Юрий Гагарин.

Нет, не по темноте и невежеству советский народ воздавал должное Сталину, славил его (порой чрезмерно, но тут нередко усердствовали его скрытые враги, как он признавался французскому писателю Лиону Фейхтвангеру). Для народа Сталин давно уже превратился в символ своей — народной! — власти. Справедливо считалось, что он не только руководит страной, но и опекает свой народ, оберегая, избавляя от внешних и внутренних врагов. Отсюда и популярность клейма «враг народа» (другой вопрос, всегда ли оно применялось оправданно).

Было Отечество, был и Отец. Ничего дурного или постыдного в этом нет. Таков извечный принцип народного единства и патриотизма (это понятие подразумевает любовь к Отечеству, как к родному отцу).

Сталин хорошо знал труды теоретиков анархизма, а потому вряд ли не отметил мысль, высказанную М.А. Бакуниным в связи с разложением российской аристократии: «Героические времена скоро проходят, наступают за ними времена прозаического пользования и наслаждения, когда привилегия, являясь в своем настоящем виде, порождает эгоизм, трусость, подлость и глупость. Сословная сила обращается мало-помалу в дряхлость, разврат и бессилие».

Не только теоретически, но и на практике Сталин убеждался, что привилегии номенклатурных работников создают условия для злоупотребления властью и к обогащению максимальному, сверх всякой «средней» меры. Не он один это понимал. В частности, Фейхтвангер отмечал (в книге «Москва 1937»), что в среде советских граждан «развивается известное мелкобуржуазное мышление, весьма отличное от пролетарского героизма». Сталин читал эту книгу и, безусловно, обратил внимание на это предупреждение.

Коррупция как духовная коррозия способна в считанные десятилетия разрушить общественные устои. Но такое возможно лишь в том случае, если для нее существуют благоприятные условия. При «сталинизме» их не было: слишком суровая грозила кара. В особой опасности находились работники высших этажей власти. За ними шел постоянный контроль. Провинившихся не всегда карали. Однако на них заводили дело, и при повторном нарушении они рисковали головой.

Сейчас, имея опыт социалистического подъема и капиталистической деградации в России, любой, кто не утерял ум, честь и совесть, мог убедиться, насколько опасной была коррупционная зараза в нашем государстве. Как только с ней перестали бороться, участь СССР была решена.

Со времени правления Хрущева во вторую половину XX века смертность в СССР постоянно, хотя и медленно, росла вопреки общемировой тенденции, типичной для всех развитых стран, где она уменьшалась. Почему такая аномалия? Одна из причин: в народе угасала вера в светлое будущее, уверенность в завтрашнем дне.

Подъем смертности населения Советского Союза пришелся на период «горбачизма», когда критика Сталина стала элементом национальной политики. Еще резче повысилась смертность русских при ельцинизме, когда была окончательно разрушена сталинская система. Физическое вымирание русского народа продолжается (сокращение примерно на 1 миллион в год при 60 тысячах самоубийств, преимущественно мужчин дееспособного возраста). Это показывает, кому теперь на Руси жить хорошо и к чему ведут «перестройка» и «реформы».

Сталина называли вождем. Так принято было величать вдохновителя и руководителя народных масс или самого авторитетного человека племени при первобытно-общинном строе. Ни президентов, ни царей-королей вождями не называют.

Скажем, Наполеон Бонапарт, переметнувшись на сторону революции, мог бы стать вождем. Он предпочел титул и почести императора. Ему было противопоказано стать народным вождем уже по складу характера, из-за гордыни, жажды личной славы.

Вспомним песенку про славного короля, который «войну проиграл, полноги потерял, но рад был уж тем, что остался живой». Правда, Бонапарт частей своего тела не терял, в Египте не обгорел, в России не обморозился. Но после него Франция уже не достигала былого могущества. Из-за своих непомерных личных амбиций он подорвал ее экономику, добавил к огромным жертвам революционных репрессий еще и гигантские потери в завоевательных походах. Почему же сохраняется культ его личности?

Таков здоровый инстинкт самосохранения нации. Французы создали легенду о Бонапарте. Даже в России ее восприняли с энтузиазмом. Ее постарался развенчать Лев Толстой. И все-таки культ личности Наполеона сохраняется и у нас. В отличие, скажем, от прославления Иоанна Грозного, не говоря уже о Ленине и Сталине.

У нас Иоанн Грозный стал синонимом тирана. Его так и называют на Западе — Terrible — ужасный, страшный — от латинского terror, ставшего синонимом подавления и уничтожения людей. Таков один из приемов психологической войны против России, а затем и СССР.

Впрочем, даже в царской России ему не нашлось места на воздвигнутом в Новгороде в 1862 году памятнике Тысячелетия России среди 109 русских деятелей. Хотя именно при нем Россия впервые стала великой державой, вдвое увеличив свою территорию. Оправданно ли такое «забвение» его невиданными преступлениями? Ни в коей мере.

В Западной Европе короли Франции, Англии, Испании совершили в то жестокое время значительно больше злодейств против своих народов. В одну только Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 года по приказу Карла IX французы-католики перерезали больше своих соотечественников-гугенотов, чем было казнено опричниками Ивана Грозного за 8 лет!

Старший современник нашего Иоанна IV английский король Генрих VIII ради выгоды имущих власть и деньги превращал крестьянские угодья в овечьи пастбища. Появилось множество обездоленных бродяг и нищих. По приказу Генриха было повешено вдоль дорог 72 тысячи этих бедняков. А испанский король Филипп II в завоеванных Нидерландах казнил более 100 тысяч человек.

По сравнению с ними наш Иоанн Грозный выглядит едва ли не гуманистом. В отличие от этих королей, он каялся в своих преступлениях, а совершал их во имя создания централизованного государства, что позволило царям из династии Романовых стать императорами.

Цель тех, кто на Западе хулит Ивана Грозного, — унизить Россию, представить ее как извечную «империю зла» с тупым покорным населением. Труднее понять, почему им с восторгом подпевают некоторые «россияне». Например, А.М. Сахаров в учебнике для вузов («История СССР…». М., 1983): «На века имя Грозного оказалось связанным с представлением о диком разгуле террора. Опричнина стала нарицательным обозначением крайнего беззакония, произвола, массового истребления неповинных людей». Казалось бы, этот автор должен просто возопить о в сто раз более кровопролитных преступлениях западных королей. Но тут он — молчок…

В сборнике биографий «Все обо всех» (Центр гуманитарных исследований при факультете журналистики МГУ, 1996) сказано: «Иван Грозный оставил по себе недобрую память, несмотря на то, что при нем положение России укрепилось, а границы ее расширились».

Эту фразу следовало бы чуть изменить для ясности: Иван Грозный оставил по себе недобрую память у врагов России, ибо при нем положение державы укрепилось, а ее границы расширились. Его жестокости возмутительны, хотя в контексте той эпохи они не выглядят ужасными, да и в немалой степени были оправданны сложившейся ситуацией: приходилось спасать страну от междоусобицы. Кстати, в русском народе о его царствовании осталась добрая память. Об этом свидетельствуют сказания и песни об Иване Грозном.

Почти все, сказанное об Иване Грозном, относится к Иосифу Сталину. Сопоставление этих двух правителей стало привычным для недругов России. Оно присутствует в книге Р. Конквиста «Большой террор» — одной из психотронных бомб войны против СССР, наравне с «Архипелагом ГУЛАГ» и с такими же лживыми, многократно преувеличенными данными о репрессиях в нашей стране.

Мне уже приходилось подробно писать о том, что ни Ленин, ни тем более Сталин и другие большевики не принимали активного участия в свержении самодержавия («Мифы революции 1917 года». М., 2007). В действующей армии, в столице и отчасти в стране воцарилась анархия. Николай II под давлением представителей буржуазных партий и военного руководства добровольно-принудительно отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Но и тот, не получив гарантии своей безопасности, тоже отказался от власти, которую подхватило Временное правительство.