Прогноз гадостей на завтра - Дарья Донцова

– Ну, во-первых, когда ты находилась у нее дома, Соня тихо умирала в спальне, конец должен был наступить с минуты на минуту, а во-вторых, ну не могла же Гема на твоих глазах разыгрывать самоубийство? Ей нужно было удалить тебя на время, а потом вернуть, чтобы свидетельница нашла тело и записку… Сообразила?

– Алика тоже она убила?

– Радзинский жив, – преспокойно заявил Вовка.

– Как?! – подскочила я.

– Он слетал в Светлогорск и пошел на сеанс. Ему, отлично знавшему Гему, вначале показалось, что это не она. Алик не подозревал о существовании Сони и думал, что под именем Даутовой скрывается мошенница. Но когда понял, что на сцене сама Гема, вернулся в Москву и пришел к нам. Мы же решили подстраховаться, к тому времени о Даутовой было уже многое известно…

– Но зачем объявлять его убитым?

– Понимаешь, Алик подстерег Гему возле актерского выхода, чтобы посмотреть на нее поближе. Она-то его не заметила, но мы все равно испугались и решили исключить любую возможность несчастья.

– Как вы могли! Настя чуть от горя не умерла.

– Представь зато ее нынешнюю радость, – глупо ответил Вовка.

– Как только Гема не побоялась выступать!

Костин пожал плечами:

– Жадность, думала последний раз под этим именем поработать. Посчитала, что Светлогорск от Москвы далеко, а смерть Даутовой не такая уж первополосная новость.

– Она что, прекращала бизнес? Нелогично как-то, убила Соню, чтобы продолжать работу…

– Теперь признает, что сглупила, отравила сообщницу по бизнесу и только потом сообразила, что практика накрылась. Все-таки она не автомат, а женщина, вот и совершила просчет. Но внакладе не собиралась оставаться. Предполагала выступать под именем Сони.

– Как же ее режиссер, Семен Жадов? Он что, не понял, кто перед ним?

– Говорит сейчас, что нет. Только я не верю ему. Я пока там работал, такие махинации нашел. И с налоговой инспекцией, и с билетами, и с индивидуальными сеансами…

– Да уж, ну и испугалась я, когда тебя увидела!

Володя улыбнулся:

– Теперь представь мой ужас, когда я понял, что Гема собралась тебя отравить. Пошел лимон мыть, вдруг в голову как стукнет: зачем она меня из комнаты услала? И бегом назад, хорошо успел.

– Зачем же она меня убить хотела? Да еще при свидетеле? Ведь ты же, не будь даже ментом, мог сообразить, что дело нечисто.

– Лампа, ты совсем плохая? Она ведь поняла, что ты начала расследование. А яд начинал действовать минут через двадцать пять, ты же собиралась уйти. И что бы с тобой было дальше, неизвестно, могли подумать, что это сердце. Гема совсем не хотела, чтобы ты копала дальше, ясно теперь все?

– Нет.

– Чего еще?

– Кто была эта тетка, «Останкинская башня», на голубых «Жигулях» номер двести шестьдесят семь?

– Гема.

– Но она с меня ростом!

– Надела сапоги на пятнадцатисантиметровой платформе, купила в магазине молодежной моды, кстати, автомобиль серый, знак у него не двести шестьдесят семь, а двести восемьдесят семь, ты ошиблась, перепутала «шесть» и «восемь». Это старая машина Ниночки Арбени, благополучно простоявшая в гараже девять лет. У меня нет никаких доказательств, но думаю, что именно этим автомобилем воспользовалась Гема, сталкивая с эстакады «Жигули» Ани Яхниной. В тот год Даутова еще была скромной сотрудницей Института тропической медицины, и нанять киллера было ей не по карману. Гема, занавесив лицо вуалью и прибавив себе рост, явилась на собственные похороны…

– Зачем? – удивилась я.

Володя пожал плечами:

– А почему некоторых убийц тянет либо на место преступления, либо туда, где погребают жертву?

– Но она же была в Светлогорске?

– Прикинулась больной и отменила на один день сеанс.

– Ой, – вздрогнула я.

– Что?

– Да так, – пробормотала я, вспоминая задор-ного дедушку, посоветовавшего злобной аптекарше съездить в Светлогорск на сеанс Гемы, – просто один «кисик» говорил, что летал специально за тридевять земель на «подзаводку» к Геме, а та отменила сеанс.

– Гема явилась на похороны, потом в тот же день отправилась с киллером к Лене и с чувством выполненного долга улетела в Светлогорск. Ей повезло, никто из помощников ничего не заподозрил, да и билет она покупала на имя девчонки-администраторши из гостиницы. Предложила той за услугу сто долларов, соврала, что хочет пройти в городскую библиотеку, взять книги для работы, а записать могут только по паспорту со светлогорской пропиской. Дурочка и поверила. Гема же считала, что создала себе идеальное алиби. Убийство Лены было назначено на час дня, вот Даутова и решила, что успеет на кладбище…

– Глупо как-то самой вести киллера к жертве…

– Видишь ли, Гема очень хотела получить фотографию, где они запечатлены вместе с Соней. Снимок делал Эдик, он же и прихватил его с собой, когда съехал к Лене. Маленькое фото можно спрятать где угодно. Гема боялась, что ей придется долго обыскивать квартиру, а ведь, вспомни, самолет вылетает в шестнадцать ноль-ноль назад, в Светлогорск. Задержаться нельзя, в двадцать ноль-ноль сеанс. Если она не явится, все алиби лопнет. Значит, надо, чтобы Лена сама отдала снимок… Ясно?

Я замолчала. Может, Вовка прав? Может, и впрямь мне лучше преподавать музыку?

– Ладно, не грусти, – засмеялся Костин, – давай оформим твои показания официально. Кстати, деньги, как я велел, принесла?

– Вот, – сказала я и вывалила пачки на стол.

ЭПИЛОГ

Мне совсем не хочется вспоминать о Геме, но надо же поставить точку в повествовании…

Даутова покончила с собой в следственном изоляторе. Может, ее замучила совесть, а может, она испугалась долгих лет на зоне, не знаю, но утром 21 ноября сокамерники нашли ее мертвой на шконке. Как Гема ухитрилась пронести яд в тюрьму, где прятала отраву и кто помогал ей, сотрудник изолятора или адвокат, осталось тайной. Так что никакого суда в связи с кончиной главного обвиняемого не состоится. У нас не осуждают покойников, считая, что смерть списывает все.

Алик Радзинский вернулся домой, и Настена до сих пор не может прийти в себя от счастья.

Анна Яхнина скончалась в самом начале декабря. Мне было жаль ее, но с другой стороны, как представишь, каково сидеть с изуродованным лицом и телом в инвалидной коляске, так подумаешь: может, смерть в данном случае благо?

Жора Саврасов по-прежнему хоронит животных. Ольга Малевич все так же изображает из себя Эфигению в салоне «Дельфийский оракул». Виктор Климович Подольский живет душа в душу с Жанной. Наконец-то отыскался человек, который сумел с легкостью водить за нос Бешеного.

Евгения Ивановна Червь преспокойно работает в Институте тропической медицины, совершенно не подозревая о буре событий, разыгравшихся вокруг дельфуса регал.

Иван наконец оклеил нашу дверь. Процедура завершилась около полуночи восьмого декабря.

– Эй, – закричал мужик, – идите смотреть!

Мы вылезли в разной степени раздетости на лестничную клетку и принялись восхищаться. Работа и впрямь была сделана здорово. Нигде ни морщинки, дерматин идеально натянут…

– Завтра приделаю гвоздики, – зевнул Ваня.

– Давайте спать, – велела Катюша.

Все вновь разбрелись по комнатам, я улеглась на кровать и засунула себе под бок для тепла толстенькую Мулечку. Глаза медленно закрылись, но тут я уловила тихий скрип.

Я мигом вскочила и бросилась в коридор, Иван уже успел исчезнуть за дверью. Нет, сегодня обязательно поймаю парня.

Полная решимости, я понеслась назад в комнату за джинсами, второпях задела за угол ковра, начала падать… В поисках опоры рука ухватилась за идиотскую статуэтку, изображавшую овчарку.

– Ну что происходит? – завопила Юлечка, выходя из супружеской спальни.

– Мне дадут отдохнуть? – ныл Кирюшка.

– Жуть, – подхватила Лиза, – никакого покоя.

– Даже меня разбудили, – пробормотал Сережка.

– Лампуша, ты не порезалась? – заботливо поинтересовалась Катюша.

– Нет, – ответила я, – а Иван снова ушел в трусах на лестницу…

– Ну ладно, – отмахнулась Юля, – можешь не продолжать!

– Опять тебя глючит, – заявил Кирюшка.

– Лампуша, иди лучше ляг, – вздохнула Катюша.

– Да, правда, – подхватила Юля, – пора отдыхать, вот только осколки замету.

Все бестолково топтались в коридоре и моей спальне. Принесли зачем-то веник и пылесос одновременно, тряпки. Потом поругались из-за того, как лучше собирать фарфоровое крошево… Словом, потратили почти час на суету. В самый разгар уборки входная дверь тихо скрипнула, и появился Иван, почти голый, в одних семейных трусах невероятной расцветки, красных в бело-синий горошек, просто триколор, а не мужик.

– Чегой-то вы тут все делаете? – ошарашенно спросил Ваня.

– Ага, – завопила я, – теперь убедились! Сообразили, что я чистую правду говорила!

– Ты где был? – строго спросил Сережка.

Иван молчал.

– Пиво пил, – брякнул Кирюшка.