Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова

– Нет. Если я тебе расскажу про начало, то может измениться конец. Вдруг сны перестанут действовать?..

Сардик только хмыкнул: при всем примитивизме Гаро нельзя было отказать в логике. Совершенно особенной, психопатической логике. Вот оно! – осенило Сардика, вот кто такой Гаро на самом деле – самый настоящий психопат. Душевнобольной. Шизофреник. И этот шизофреник каким-то образом втянул в орбиту своего недуга Сардика – абсолютно здорового человека. А душевные болезни заразны – это Сардик знал по прошлому опыту: ведь мор в рядах многочисленных подружек и натурщиц Ужа происходил прямо у него на глазах. Вирус ревности, вирус неконтролируемой ярости и общего психического нездоровья передавался от одной к другой. Лучшим выходом было бы отказать Гаро от угла, но куда тот денется в Питере без документов, без друзей и знакомых?.. Нет, такого вероломного поступка Сардик не совершит, он просто сократит контакты с Гаро до минимума. «Привет-привет, пока-пока», и ладно.

Они и вправду больше не откровенничали.

Но именно с того вечера в голове Сардика стали звучать женские имена.

…Эдна Пэрвиенс и Эмилия Пардо Басан оказались последней каплей.

И после восьми утра Сардик не выдержал, отправился в комнату Гаро – выяснять отношения. Была суббота, выходной, – следовательно, он обязательно застанет Гаро (в обычные дни тот уходил на работу в половине восьмого).

И скорее всего – застанет спящим.

Так оно и вышло.

Гаро дрых, свернувшись калачиком на узкой кушетке, спиной к двери. Дрых при полном параде – в рубашке и неизменных фланелевых брюках, не было только тапочек – они стояли внизу, аккуратно (пятка к пятке) составленные. Сардик скалой навис над телом Гаро и только теперь увидел, что уборщик прижимает к животу свой дурацкий фибровый чемодан.

Тоже мне, сокровище, плюнуть не на что, подумал Сардик, боишься, небось, что оно… хе-хе… не телепортируется вместе с тобой, когда случится чудо? А чудом и не пахнет, дурила! И что ж ты тапочки не напялил? Улетать, хе-хе, – так всем скопом.

Посмеявшись про себя, Сардик вспомнил, что в чемодане лежит еще одна пара тапочек, – предусмотрительный гаденыш этот Гаро, в основательности ему не откажешь! Главное, не смотреть ему в лицо, один раз Сардик уже клюнул на эту удочку и попадаться второй – не намерен.

Пока он решал, как бы половчее вырвать Гаро из объятий сна, над кушеткой возникла дымка, едва заметное свечение. Спустя мгновение дымка уплотнилась, стала белой – как будто на кушетку откуда-то сверху (с потолка, с небес) опрокинулась струя молока: почти такая же, какие Сардик видел на вырезанных картонках из чемодана. Струя мягко обволокла Таро и почти скрыла его силуэт от посторонних взглядов.

– Тьфу ты, холера ясная! – Опешивший Сардик произнес это вслух и принялся немилосердно трясти Гаро за еще неуспевшие исчезнуть плечи.

Струя тотчас испарилась – как и не было, а Гаро тихонько застонал.

– Просыпайся, слышишь! – орал перепуганный не на шутку Сардик. – Вставай!..

Гаро наконец проснулся. Сел на кушетке, спустив ноги на пол и по-прежнему прижимая чемоданчик к себе. До конца не оправившееся от сна лицо его было полно радостной надежды, но как только он увидел перед собой Сардика, репродукцию картины Пластова «Фашист пролетел» и побеленные в незапамятные времена стены семнадцатиметровки, радость уступила место разочарованию.

– Ты?

– Ну! А ты думал кто? Японка из префектуры Фукуока?

Это было жестоко, а ведь Сардик – совсем не жестокий человек. Но вместо того чтобы по-настоящему рассердиться, Гаро лишь обиженно приподнял бровь. И скуксился, как ребенок.

– Зачем будишь, а?

– Ты кричал во сне, – тут же соврал Сардик. – Может, тебе кошмар приснился?

– Кричал? Я не кричу во сне. Я сплю тихо.

– А сегодня кричал.

– И кошмары мне не снятся. А сегодня совсем наоборот…

– Что значит – «наоборот»?

– Снился самый лучший сон. – Гаро заговорщицки подмигнул Сардику. – Вестник. Когда он мне снится – значит совсем скоро в моей жизни все изменится. И будет другой город. В котором мне больше повезет, чем во всех других. Или…

Гаро недоговорил, но Сардик знал, о чем он хочет сказать: будет другой город, а может – прежний, самый лучший, – потому что в нем живет Добрая Девушка.

– И что же тебе снилось?

– Домино, – шмыгнул носом уборщик. – Много-много громадных костей, и все они падают, одна за другой.

– Кошмар и есть, – улыбнулся Сардик. И без всякого перехода спросил: – Кто такая Эдна Пэрвиенс? Кто такая Эмилия Пардо Басан?

– Не знаю. – Гаро по привычке стал загибать пальцы. – Мою начальницу зовут по-другому. И предыдущих начальников звали по-другому. И все они были мужчинами. Кроме последней, которая сейчас начальница. Зачем про них спрашиваешь?

– Ладно, проехали. Извини, что разбудил.

– Я не сержусь. Но раз ты меня разбудил, скажу тебе кое-что…

– Валяй.

Гаро пристально посмотрел на Сардика, одной рукой дернул себя за мочку уха, а другую запустил в густую проволочную шевелюру.

– Сегодня ты встретишь девушку, – торжественно произнес он.

– Японку?

– Зачем японку? Все японки живут в Японии, а она живет здесь. И ты ее встретишь. Обязательно. И твоя жизнь изменится…

– В лучшую сторону или в худшую? – зачем-то спросил Сардик.

– Просто изменится. – Гаро пожал плечами. – Твоя жизнь никогда не будет прежней. Никогда. Вот так. Запомни это.

– Постараюсь не забыть.

– И знаешь еще что? Ты должен обязательно узнать ее. И постараться не спутать ни с кем другим. Если спутаешь – все останется по-прежнему.

– Не переживай, сделаю все, как надо…

Нетрудно себе представить, чем займется Гаро, когда за Сардиком захлопнется дверь в семнадцатиметровку. Растянется на кушетке, прижмет к брюху свой чертов чемодан и заснет в ожидании падающих костей домино.

…От слов простачка Гаро отмахнуться было легче легкого (тоже мне, Нострадамус хренов!), но Сардик вовсе не спешил делать этого. Во-первых, в полусонном предсказании фигурировала девушка, а к девушкам он относился с благоговением. И не терял надежды встретить когда-нибудь ту единственную, что вдохнет жизнь в его истомившуюся ожиданием душу. И во-вторых – сегодня в полдень он и должен был встретиться с девушкой! Или с женщиной, которую никогда не видел прежде.

Девушка была наводкой Аньки-Амаретто.

Анька позвонила около недели назад, чем повергла Сардика в краткосрочный болевой шок: никогда прежде она не звонила ему персонально. К тому же Сардик был почти уверен, что телефон мастерской был навеки вытравлен из Анькиного сердца после хельсинского побега Ужа пятилетней давности. Уж тихо слинял и в этот раз. Со времени посиделок в «Карле и Фридрихе» прошло полтора месяца, они больше не виделись, но от знакомых Сардик слышал, что Уж отбыл в Германию, кутнув напоследок в «Астории»: с цыганами, медведями и квинтетом исполнителей музыки реггей. Присутствовала ли при этом Анька, Сардик не знал.