Один в поле... - Дмитрий Сысолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, что Дима, нравится тебе роль вершителя судеб? Можешь решать, кто будет жить, а кому умереть. Власть… Высшая власть, над чужой жизнью. А? Нравится?… Да что-то не очень. Даже простые мысли на эту тему заставляли меня страдальчески морщиться. Нет уж. Мне такого не надо. Но пацанов нужно напугать конкретно. Иначе они просто ничего так и не поймут. Так что доигрывай до конца…
Остановился я перед самым поворотом к тому памятному магазинчику "Свой", что у выезда к Левашову. Но его еще не видно. Лесок закрывает. Ну как лесок, перелесок. От силы метров сто в ширину. Но выглядит все натурально. Высокая насыпь железки с одной стороны и дремучий лес с другой. В настоящем лесу было б все то же самое.
Вышел с машины, обошел ее, распахнул багажник. Вывалил мычащих напарников на дорогу.
— Ну что? — как можно равнодушнее спросил я их, вытаскивая из рукава нож, — как предпочитаете свой путь закончить? Быстро или желаете помучаться?
Схватив Дениса за шиворот, подтащил его к сугробу на обочине дороги.
— А, Настя, что с ними делать? Как думаешь?
— Давай отпустим?
— Отпустим? Э-эх, и добрая ты ещё, Настена. Они тебя убить готовы, а ты «отпустим»…
Перехватив нож поудобнее, я наклонился над забившемся мальчишкой. Да уж. Перепугался тот знатно. Даже на штанах мокрое пятно расплываться стало. Брезгливо поморщившись я распорол скотч, стягивающий ему руки. И ноги. После освободил и второго.
— А теперь слушайте сюда, «мамкины нагибаторы». Вот тут за поворотом — Левашово. Люди там живут, так что если пойдете туда — замерзнуть вы не успеете. А на нашу Малиновку вам больше хода нет. И помните главное. Вы живете, только потому, что вот эта девочка за вас попросила. До конца своей жизни об ней молиться должны. Ибо, если бы я решал… Вас бы уже не было. Я бы не рассусоливал. Так что запомните мои слова. Если я еще хоть раз увижу кого-нибудь из вас двоих в Малиновке — это будут ваши последние минуты. Больше такой ситуации уже не будет. Я вас кончу сразу. Обещаю. Уяснили? А теперь пошли вон…
Дождавшись когда две скукоженные фигурки скрылись за поворотом, я кивком указал Насте садиться в машину, захлопнул багажник и сев за руль развернул машину домой. Все — хватит на сегодня приключений.
Глава 23
По дороге домой, Настя все время как-то странно поглядывала на меня и, наконец, не выдержала:
— Шиша, а ты правда убьешь их если они вернутся?
Продолжая рулить, я покосился на нее и очень тихо, устало ответил:
— Не знаю, Настен. Не знаю.
Девочка понятливо кивнула и больше ко мне в душу не лезла, за что я искренне был ей благодарен. На душе и без того было тошно. В книгах-то все просто. Вчерашний студент, или манагер, или сисадмин попадает в другой мир и его прорывает. С мечом в руках врубается в ряды противников и… пошло-поехало. Головы отлетают, срубленные молодецкими ударами, пронзаются тела насквозь, а то и напополам кого разрубит… И все без всяких угрызений совести. Ведь он — Главный Герой! (причем обе буквы заглавные. Круче только боги, да и то не все. Во-во — они с маленькой буквы). И, значит, потому — априори прав. И еще потому же — он, после боя, лишь тряпочкой свой меч протрет. Или о трупы презрительно вытрет. Ну а если автор хочет показать, что его герой тонко чувствующий, пару слезинок прольет. По вчерашней утерянной подруге, а не по убитым, ага. И всё. Отметился в списке добрых дел, теперь еще можно полста человек завалить. До ужина.
Нет, я конечно понимаю, что авторы в своих произведениях, как правило, раскрывают все свои собственный комплексы. И, если автору по жизни не дают бабы, то в книге его герой непременно соблазняет всех встречных девиц десятками. Они сами прыгают к нему в постель. Если же автор слизняк, которого часто били в детстве все подряд, начиная с яслей и детсада, и по момент переноса, то у него герой непременно и обязательно непобедим и всех раскидывает одной левой. Или правой. Как настроение повернет.
Бывает и наоборот. Если автор живет, к примеру, не зная бед — то велик шанс, что герою придется отдуваться за них двоих. Так автор вкусно и много кушающий и живущий в уютной квартире с горячей водой, электричеством, отоплением и теплым сортиром охотно отправляет своего героя куда-нибудь в каменный век или дикое средневековье.
Но я-то не писатель! И мне здесь и сейчас реально было не по себе во время всего этого «концерта». Даже и не отошёл еще окончательно. Противно было — да, очень… Но, в то же время я четко понимал, что и по-другому никак нельзя! Только так и не иначе. И, при чём, говорить и делать надо было всё на полном серьезе. Ибо, если они не поверят — то мне вполне возможно придется на самом деле схватиться с ним насмерть. Ибо — по другому они не поймут. А вот такой пантеон поведения им, как раз, близок и понятен.
Добравшись до дома, поблагодарили неспящих Рыжиков. Я предложил им остаться ночевать (хотя какое ночевать? уже пятый час! светать скоро будет), но они дружно отказались. Настя коротко пересказала им произошедшие (Андрюшка, не все видевший, слушал её не с меньшим вниманием чем Рыжики), и по окончании рассказа в глазах всех трех мальчишек сквозило неподдельное уважение. Вот только я от этого уважения испытывал не гордость, а испанский стыд.
Рыжики ушли к себе. Я пытался благородно уступить Настене свою кровать (вместе со спящей там малявкой), но она решительно отказалась, Полезла на печку, потеснив Аську, которая постоянно тусовалась именно там, спасаясь от кошколюбивых малышей. Я думал, что ни она, ни я долго не сможем уснуть. Ну, все ж таки… Переживаний у обоих — выше крыши. Но нет, пока я ходил глушить генератор, и вернулся со свечой — девочка уже спала. Да и я только лег в кровать, приготовившись терзаться до утра сомнениями и угрызениями совести… И уснул. И, сам не заметил как.
Утро наступило поздно. Ну а чего вы хотели? Если спать ложиться в пять утра, глупо надеяться проснуться в восемь. Первой, что ничуть
