Агент нокке, или на войне как на войне - Елена Романова

Какой-то чудик без конца брал кровь, пробы тканей и без конца говорил о каком-то эксперименте.

– Я на пороге величайшего открытия! – одухотворенно вещал экспериментатор – Ну, малыш, хочешь быть отцом народа?

– Спасибо не очень! – грубо отвечал ему арестант. Ему хотелось быть отцом той самой маленькой девочки, которая не прожила и месяца.

– Ну да тебя и никто не спрашивает! Завтра, завтра, завтра первая партия моих деток вылупится на свет. Но, ты папаша, этого уже не увидишь – со смехом сообщал ему чудаковатый садист, который развлекался, создавая чудовищных гибридов насекомых и никса.

– Премного благодарен.

Каждый день юный нокке прощался с жизнью. Парень уже не боялся смерти, а жаждал ее, как освобождения от страданий. Ник с нетерпением ждал рассвета: вот уже совсем скоро он обнимет своих родителей, Олесю с дочуркой. Обнимет, чтобы никогда не расставаться. И встречал своим мучителей радостной и слегка рассеянной улыбкой. Утром ему со смехом сообщали, что его отведут в газовую камеру завтра.

Однажды вечером в камеру принесли обильный ужин. Надзиратель, в который раз, спрашивал его имя. Ник отвечал, как он условился еще там, в "Белой Сове". Офицер велел снять парня с решетки, погладил по голове и сообщил новость.

Оказывается, в память о литературном гении его отца, юноше оказана особая милость. Он не будет задыхаться в газовой камере – ему разрешено уйти из жизни легко. Ник с радостью набросился на еду, думая, что там яд. До этого юноша не ел совсем. Насытившись, он растянулся на подстилке и стал ждать. Незаметно соскользнул в сон.

Около полуночи его разбудили. Его убийство обставлено, как зловещий ритуал.

Пришли наблюдатели, которые должны зафиксировать, что все сделано по договоренности. В этом качестве приглашен длинный мужчина лет сорока, с надменным и жестоким лицом, и дама средних лет, которая всем своим видом неудовольствие оттого, что ее беспокоят ради какого-то мальчишки. Она торопилась на важную встречу и настоятельно просила сделать все побыстрее. Время, до того туго спрессованное, вдруг растянулось до бесконечности. Пошел отсчет его последних секунд. Ник судорожно что-то придумывал. Фантастичные планы спасения проносились в разгоряченной голове юноши. И тут же наступало понимание, что все кончено. И думать теперь придется только о том, как достойно принять смерть.

Нику зачитали приговор, который парень прослушал с отрешенным видом, слова скользили мимо. Он понял, что все: завтрашнего рассвета он не увидит. Не будет у него завтра. Наблюдатели ознакомились с надписью на ампуле. Доктор отдал распоряжение медсестре. Та стала набирать. Ник посмотрел на осколок неба в узком окне тюремного замка. Ночь выдалась удивительно звездной. В это звездное небо легко выпорхнул мотылек, вылупившийся только что из куколки. Этот безобразный кокон висел в дальнем углу камеры. Парень, оставшись один, разговаривал с червячком, который готовился стать бабочкой.

Офицер подошел к Нику и тронул его за плечо:

– Пора, малыш! – подростку послышалось что-то человеческое в этом голосе.

Ник обреченно молчал, когда закатывали рукав, когда игла вошла под кожу, и лишь закусил нижнюю губу, когда рука онемела от едкой жидкости. Но вот и все. Пока нокке чувствовал себя вполне сносно. Наблюдатели не уходили. Они сидели в креслах неподвижные, как мумии. Парень одарил их ненавидящим взглядом, от которого на форме дамочки остались две прожженные дырки. Боже, почему так тянуться эти секунды? Лицо дамы казалось фаянсовой физиономией манекена. На нем не было не одной эмоции.

Вдруг Нику стало очень плохо. Оказывается, умирать очень страшно. Голова закружилась, сердце стало затухать, способность дышать отказала юноше.

Задыхающийся мозг мучил напоследок ужасными видениями. Он собирал в кулак остатки мужества, чтобы не кричать от ужаса.

– Будьте вы, все, прокляты с вашим милосердием! Чума на оба ваших дома! – с ненавистью прокричал, как ему казалось, Ника. Исполнители приговора и наблюдатели услышали лишь неясный хриплый стон осужденного. Старательный писарь все занес в протокол.

Офицер подхватил Ника на руки и донес до лежанки. Потом пришли мучительные судороги. Офицер почему-то пытался облегчить страдания казненного. Он вытирал лицо влажной тряпицей. Держал голову, и даже пытался дать обезболивающие капли.

Подал мальчику его последний стакан воды.

Женщина с облегающей черной форме по-прежнему с беспристрастностью стервы наблюдала за ними, время от времени кокетливо гладясь в зеркало. На ее кукольном личике застыло выражение раздраженного нетерпения: "Рудольф, это лишнее!", "Вы непозволительно долго нянчитесь с юным подпольщиком!". Как будто это не живая дамочка, а беспристрастная машина, предназначенные для фиксации юридического факта – казни молодого преступника, и удостоверится в соблюдении всех предписанных инструкций. Последнее, что чувствовал Ник, было то, как его переодевают и придают правильное положение в постели. Чтобы, не дай бог, родственники не заподозрили, что парень перед смертью страдал, что ему все-таки было больно. И не подняли бы шум. Им было обещано, что он уйдет из жизни тихо, во сне: "заснет, как младенец, никаких переживаний, он даже ничего не почувствует".

Затем юноша сильно испугался. Он почувствовал, что раздвоился. Один Ник был там, внизу. С ним возились двое мужчин. Другой Ник видел все это сверху. Вот его тело забирают какие-то люди, а его не слышат. Парень кричал, но никто не обращал на него никакого внимания. Он попытался схватить за рукав пожилую женщину, огромного мужчину но руки проваливались, а дама в эсесовской форме несколько раз прошла сквозь него и слегка поморщилась. Дверь в камере захлопнулась, а через час на его место швырнули какого-то зверски избитого парня.

Ник, к своему удивлению без труда выскользнул из камеры и проник в комнату коменданта, где смог прочесть очень интересную бумажку.

"Сегодня…июня 1944 года, в присутствии госпожи Н.., служащей в чине… и господина М…, служащего в чине…, был зачитан приговор Нику…, родившемуся 23 марта1929 года. Согласно приговору господина С…, медсестрой Амалией Р…, в двадцать три часа сорок пять минут осужденному был введен препарат (в документе перечислялась латинское название той едкой жидкости, растворитель и введенная доза). В час по полуночи отмечалось ухудшение самочувствия, нарушение сознания.

В час тридцать начались судороги. Смерть зафиксирована доктором Мюллером в три часа двадцать семь минут тринадцать секунд.

В четыре часа пять минут тело осужденного было отдано прибывшим родственникам для погребения". В самом низу стояли четыре подписи. И еще две подписи: в получении тела.